«У меня не осталось другого выхода, как обратиться к общественности и попросить о поддержке»

В прокурорский конфликт, получивший огласку на всю страну, уже дважды был вынужден вмешаться Президент. Градус противостояния глава государства в очередной раз снизил, но это не значит, что конфликт исчерпан. Напомним, его причиной стала спецоперация по обыску в кабинетах заместителя председателя Генерального следственного управления ГПУ Владимира Шапакина и заместителя прокурора Киевской области Александра Корнийца, у которых были изъяты большие суммы денег, драгоценностей и которые позже были отпущены под залог. Спецоперацию санкционировали заместители Генпрокурора Давид Сакварелидзе и Виталий Касько. После этого, по словам последних, против них были заведены уголовные дела и последовало давление со стороны первого заместителя Генпрокурора Владимира Гузыря. По словам общественных активистов из Центра противодействия коррупции, фактически на стороне своего первого заместителя выступил и сам Генеральный прокурор — Виктор Шокин. Однако после встречи с Петром Порошенко Сакварелидзе и Шокин заявили, что конфликта уже нет, и они «работают как одна команда». Но по всему видно, что это противостояние не закончено — просто из активной фазы оно перешло в латентную форму.

Виталий Касько, в отличие от Шокина, Гузыря и Сакварелидзе, является новым лицом в этом противостоянии. По крайней мере, об их «реформаторском тандеме» с Сакварелидзе активно и открыто заговорили буквально неделю назад общественные активисты. Для того, чтобы больше узнать о заместителе Генерального прокурора Виталии Касько, подробностях конфликта и его видении в реформировании прокуратуры, мы обратились к нему за интервью. Реакция была незамедлительной.

— Ваш взгляд на события, происходившие с задержанием Владимира Шапакина и Александра Корнийца. Как были выявлены коррупционеры и принято решение о проведении спецоперации? Кто знал об этой спецоперации из высшего руководства государства и ГПУ?

— На момент, когда начиналось это уголовное производство, я находился в командировке за рубежом. Поэтому оно начиналось моими подчиненными с подчиненными Давида Сакварелидзе, вместе с сотрудниками СБУ. Поэтому этот момент — кого ставили в известность, как начиналась операция — мне неизвестен. Я вышел на работу в позапрошлый вторник и в процессе подготовки операции принимал участие, но своих подчиненных попросил не называть фамилию. Я не хотел знать, кто это, а просто попросил описать общую фабулу. Мы посоветовались, я объяснил им, как лучше сделать, и они это сделали. Операция заключалась в том, что сотрудники СБУ, следователи и прокуроры, которые нам подчинены, сопровождали взятку, следили за тем, кто в этом задействован. В ходе этой операции возникла неотложная необходимость проведения обысков — для поиска имущества, добытого преступным путем. Учитывая, что это было воскресенье (5 июля), было принято решение, чтобы такой обыск санкционировал подчиненный мне прокурор. Закон предусматривает такую возможность в неотложных случаях с последующим обращением в суд, который должен определить, был ли случай в действительности неотложным, и санкционировать ли в таком случае обыск. Поэтому обыски состоялись, было найдено большое количество иностранной валюты, изъяты из обращения предметы, в том числе вещество, как мы подозреваем, наркотическое — по этому поводу сейчас проводится экспертиза. На следующий день мы обратились в Печерский суд с ходатайством относительно легализации этих доказательств. Суд внимательно выслушал наши аргументы, согласился с ними и легализовал их. Таким образом, все, что было добыто в результате этих действий, является законным. Более того, такие постановления, в соответствии с законом, не подлежат обжалованию. Следовательно, это легализуемые доказательства в уголовном производстве.

— Какое отношение к этой ситуации имеет народный депутат Вячеслав Константиновский, который почему-то раньше пресс-службы ГПУ или СБУ выложил фотографии ареста?

— Я этого не знаю, с ним не знаком, у меня нет ни его телефона, никаких его контактов. Думаю, что он тоже не знает заместителя Генерального прокурора Касько.

— Кто и почему открывал против вас дела? Почему Гузырь и Шокин говорили, что такие дела не ведутся?

— Почему говорили, что дел нет, надо спросить у тех, кто говорил. Такие дела действительно были. Сначала уголовное производство было возбуждено якобы по факту захвата государственного здания, что является само по себе абсурдом, потому что следователь ГПУ, который куда-то заходит с санкцией прокурора на обыск, не захватывает государственное здание. Во-вторых, для состава этого преступления нужно, чтобы здание полностью захватили, там постоянно находились и т. д. В этом случае прокурор пришел проводить обыск, за что и начали уголовное производство — даже сама квалификация является странной. В ходе проведения обыска, как сообщал следователь, приехал и.о. Генпрокурора Гузырь, который отбирал у того удостоверения, отстранял следователя от работы и т.д. Все это тоже очень удивляет. Потом было сообщение, что никакого уголовного производства нет, что не отвечало действительности, — позже, после значительного общественного резонанса, это уголовное производство закрыли.

2002 г. ТРАДИЦИИ, ЗАЛОЖЕННЫЕ ЛЕОНИДОМ КУЧМОЙ В ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНАХ, В ЧАСТНОСТИ В ПРОКУРАТУРЕ, ПУСТИЛИ НАСТОЛЬКО ГЛУБОКИЕ КОРНИ, ЧТО ВЫКОРЧЕВАТЬ ИХ НЕ МОГУТ ДАЖЕ ДВЕ РЕВОЛЮЦИИ / ФОТО АНАТОЛИЯ МЕДЗИКА

Однако этим не ограничилось. Как выяснилось позже, в рамках другого уголовного производства, которое не имеет никакого отношения к этим событиям, начали проводить определенные действия относительно работников прокуратуры, которые были задействованы в этой операции по задержанию прокуроров, подозреваемых в коррупции. Затем я узнал, в частности из СМИ, о том, что в реестр внесли отдельное уголовное производство относительно следователей, прокуроров, сотрудников СБУ и судей за якобы совершение должностного преступления. К сожалению, попытка донести это к ведению руководства, заместителей Генпрокурора, которые, как я понимаю, курировали этот вопрос, не дали результатов. Поэтому у меня не осталось другого выхода, как обратиться к общественности и попросить о поддержке. Потому что следователи и прокуроры, занимающиеся этим делом, мягко говоря, были под серьезным давлением. Почему эти дела возбуждались, закрыты ли они, как они закрывались? Мы не имеем доступа к ответам на эти вопросы. По поводу последнего я обращался к Давиду Сакварелидзе, чтобы мне дали постановление о закрытии, — что это было за производство и как оно закрыто. Потому что на словах оно закрыто, а решения об этом я не видел.

— Давлением на следователей и прокуроров было открытие против них дел?

— Не только это — достаточно было и других действий в их отношении. Наших прокуроров вызывали на служебное расследование, служебную проверку, проведение каких-то бесед, хотя это выглядит как вмешательство в продолжающееся расследование.

— Позже Президент встречался с Генпрокурором Шокиным и его заместителем Сакварелидзе. Какой характер носили эти встречи?

— Я точно не знаю, какой у них был характер и о чем там договаривались, потому что участия в них не принимал.

— Возможно, это попытка со стороны главы государства помирить Шокина с Сакварелидзе?

— Мне кажется, что Шокина и Сакварелидзе не нужно было мирить, поскольку они в действительности никогда не ссорились. Не знаю, почему и у кого создалось такое впечатление. С другой стороны, выглядело бы странно, если бы Президент стал разрешать какие-то споры или процессуальные проблемы, возникающие в работе прокуроров, которые в цивилизованной европейской стране должны быть независимы в своей профессиональной деятельности.

2015 г. МЕНЯЮТСЯ ПОСТМАЙДАННЫЕ ГЕНПРОКУРОРЫ, А СИСТЕМА ВСЕ РАВНО ОСТАЕТСЯ ПРЕЖНЕЙ. НО НЕ ВСЕ ОДИНАКОВЫЕ В ПРОКУРАТУРЕ, ЕСТЬ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ БОРЮТСЯ ЗА ИЗМЕНЕНИЯ ИЗНУТРИ / ФОТО НИКОЛАЯ ЛАЗАРЕНКО

— На фоне конфликта, возникшего сегодня в высшем руководстве ГПУ, какие проблемы сегодня существуют в правоохранительном органе? Выглядит все так, что Президент выдал два мандата: Шокину — на содержание вертикали ГПУ, и Сакварелидзе — на смену системы. В результате возник диссонанс между старыми представителями системы и новыми.

— Я был уверен до последнего времени, что Шокин представляет прогрессивное крыло в Генпрокуратуре. Иначе я не согласился бы работать у него заместителем. У меня есть специфические взгляды на вопрос деятельности ГПУ, и он всегда прислушивался к аргументам и менял свое мнение, если я убеждал его в обратном. Поэтому нельзя сказать, что он является представителем консервативной системы. Труднее было с Гузырем — с ним я очень часто не мог найти общий язык в подходах к работе прокуратуры. Тогда как Шокин достаточно грамотно мыслит, и, с моей точки зрения, здесь вопрос в том, на самом ли деле могла быть с его стороны поддержка того, что происходило. Я надеюсь на то, что он не знал и не поддерживал это давление.

— Но вы обратились за поддержкой к общественности, которая сейчас активно требует отставки Шокина.

— Единственное, чего я хочу, чтобы следователи и прокуроры были независимы, чтобы на них не оказывалось давление, и они могли нормально, принципиально и на совесть выполнять свою работу. Вопрос не в личности руководителя ведомства, вопрос — в системе координат, которая должна измениться.

— Кто сегодня в ГПУ представляет силы, выступающие за сохранение старой системы?

— Все это условно, и кто-то может назвать консерватором меня. Есть разные взгляды на проблему, и я могу считать, что у кого-то старые советские взгляды, а кто-то — что у меня слишком прогрессивные. Когда-то один из генпрокуроров, при котором я работал, попросил меня изложить свои взгляды на реформирование прокуратуры. Я описал их, а он сказал мне, что я точно не буду этим заниматься, потому что такой подход уничтожит прокуратуру. Но это была только типичная прогрессивная европейская модель прокуратуры.

— Как сейчас происходит процесс реформирования прокуратуры?

— Сегодня (среда, 15 июля) очень странная ситуация — вступил в силу новый закон о прокуратуре, но он гипотетически не может быть реализован, потому что к реализации его положений в свое время не подготовились. Поэтому было принято решение об изменениях к данному закону, которые предусматривают механизм и временные рамки его реализации. Вчера эти изменения были опубликованы и начинают действовать завтра. Сегодня очень странный день в работе прокуратуры, когда никто не понимает, какой нормативной базой она должна руководствоваться и какая легитимность многих прокуроров. С завтрашнего дня начнется процесс реформирования прокуратуры. Но я не знаю, как он будет проходить, поскольку кадровые вопросы, вопросы организации работы относятся к компетенции Гузыря. Вопрос реформирования прокуратуры относится к компетенции Сакварелидзе, который не имеет влияния на решение кадровых вопросов, — на то, как будет развиваться сама реформа прокуратуры. Поэтому мне самому интересно, как все это на практике будет происходить.

— Будет ли идти речь о кадровых изменениях, в том числе в руководящем составе ГПУ?

— Кадровые изменения обязательно будут. Что же касается руководства, то я не знаю, но принятие нового закона предусматривает создание новых подразделений и ликвидацию старых. И сегодня все в ожидании — что сейчас будет создано, как оно будет работать, кого будут назначать.

— Каково ваше виденье реформирования прокуратуры?

— Наше виденье заключается в том, о чем говорил Сакварелидзе, срочно начинать формировать через конкурс местные прокуратуры. У нас вместо более 800 районных и городских прокуратур создается около 200 местных прокуратур, которые укрупняются, их руководители и заместители назначаются по открытому конкурсу. Любой законодатель, имеющий определенный стаж работы, не имея стажа в прокуратуре, может баллотироваться, проходить тесты и быть в результате назначенным на эти должности. Я думаю, это большой позитив, который дает возможность влить свежую кровь в органы прокуратуры. На сотрудников местных прокуратур конкурсы есть, но закрытые — участие в них могут принимать только люди с опытом работы в прокуратуре. Тем не менее, из почти восьми тысяч прокуроров, работавших на местном уровне, должно остаться около пяти тысяч. Это тоже даст возможность отобрать лучших на конкурсных комиссиях.

Этот этап очень важен, поскольку в нормальной европейской прокуратуре основная работа ложится именно на местные прокуратуры, а не на Генеральную или среднего уровня. Именно на этом уровне осуществляется специализация, собираются доказательства и происходят основные судебные процессы. Поэтому очень важно, чтобы это было сделано. Тем более, что конкурсы проводятся публично, члены конкурсных комиссий — известные люди, привлечена общественность, к самому процессу и финансированию привлечены международные доноры. У меня очень большие надежды, что это звено будет должным образом укомплектовано, и будет работать намного лучше, чем раньше. Дальше процесс пойдет в региональные прокуратуры и Генеральную прокуратуру. Но это не произойдет за день — нужен определенный период. Согласно этому плану, в конце года должны быть полностью сформированы местные прокуратуры и должны быть избраны органы прокурорского самоуправления уже при участии новых представителей.

— Как, по-вашему, должна разрешиться ситуация с назначением антикоррупционного прокурора? Эксперты указывают на опасность того, что Президент благодаря соответствующим механизмам поставит на эту должность своего человека.

— Специализированный антикоррупционный прокурор должен быть независимым. Если это ключевое требование не сработает — он не будет избран на открытом конкурсе, и общество не увидит, что это достойный кандидат и достойный антикоррупционный прокурор, тогда сама идея создания Антикоррупционного бюро умрет. Создание НАБУ — это первый, но не главный шаг. Основное — то, кто будет осуществлять руководство следствием, — прокурор. Если оно осуществляется, как в Европе, то он знает о каждом шаге, который делается по делу, и направляет расследование, руководит им, — это роль антикоррупционного прокурора. Каких бы вы красивых не набрали детективов в НАБУ, руководителей департаментов и экспертов, если антикоррупционный прокурор не будет независимым и профессиональным, то сама идея будет полностью искажена.

— Почему резонансные дела в нашей стране даже после Революции Достоинства не доводятся до конца? До сих пор не наказаны чиновники режима Януковича, те, кто давал указания бить и расстреливать людей на Майдане? Недавно из страны бежал Сергей Клюев, потом с опозданием в розыск объявили Табачника. Застоялось дело Ефремова. Почему так происходит?

— Это я могу комментировать только со стороны, ведь за все время, пока я являюсь заместителем Генерального прокурора, мне ни разу в обязанности не давали следствие или процессуальное руководство. Впервые это произошло сейчас, когда Генпрокурором Шокиным была создана Генеральная инспекция, и по узкому кругу дел относительно преступлений сотрудников прокуратуры мне предоставили в обязанности курировать процессуальное руководство в этих делах. Я ни одного дня не отвечал за следствие.

Действительно, со следствием есть большие проблемы, связанные с тем, что постоянно менялись его кураторы. Вопрос и к качеству следователей, и процессуальных руководителей, далеко не все из них готовы работать в новых реалиях по новому уголовному процессу. Это не очень просто и нуждается иногда в неординарных, многоходовых решениях, а не тех решениях, которые были возможны по Кодексу 1960 года. Здесь нужны тренинги, практика и изменение сознания. В этом есть большая проблема, которая на сегодня окончательно не решена.

— Однако украинское общество после революции и войны хочет более радикальных и быстрых решений относительно коррупционеров и преступников.

— Очень важно постоянно коммуницировать с обществом. Не только создавать видимость и показывать раз в неделю, что кто-то встречается с потерпевшими по делам Майдана, но чтобы потерпевшие вышли и могли сказать, что они на самом деле чувствуют желание следствия найти тех, кто совершил преступления. Это называется стремлением, и этими категориями оперирует Европейский суд по правам человека, когда изучает, было ли расследование эффективным. В нашей ситуации уже был первый звоночек — отчет Международной совещательной группы Совета Европы о том, что были серьезные проблемы в расследовании, включая вопрос прозрачности. Чтобы определить, насколько ситуация изменилась, надо просто откровенно поговорить с потерпевшими и их представителями.

— Сейчас продолжается суд над убийцей журналиста Гонгадзе — Пукачем. Генпрокуратура отказывается расследовать сенсационные заявления последнего о шантаже и запугивании во время досудебного и судебного расследований со стороны представителей прокуратуры с разрешения судьи Мельника. Почему? Какова ваша оценка этой ситуации? Почему в течение 15 лет заказчики убийства не наказаны?

— Мне трудно комментировать эту ситуацию. Насколько я помню, какая-то часть дела относительно возможной причастности к этому преступлению бывшего руководства государства — экс-президента Кучмы и других высокопоставленных должностных лиц — расследуется в Главном следственном управлении ГПУ — она не закрыта, и там проводятся какие-то процессуальные действия по этому поводу. Проверяются ли заявления относительно давления прокуроров на Пукача в рамках этого или отдельного производства, я не могу сказать, так как не имею доступа к этой информации.

Согласно действующему закону, если человек заявляет о совершении преступления, а Пукач именно это и делает, у прокурора и следователя нет альтернативы, они обязаны внести это в реестр и начать расследование. Другой вопрос — не всегда все, что говорят, подтверждается, но провести расследование и принять законное решение обязательно нужно. И если это не нравится пострадавшему или заявителю, есть возможность судебной защиты — можно пойти к следственному судье и доказать, что это решение вынесено преждевременно, не все исследовано и т.д. Но говорить, что нет оснований проводить расследование, неправильно.

Вообще, по этому делу обществу надо продемонстрировать его конечный результат. И если почему-то не будут привлечены к ответственности все лица, о которых неоднократно говорилось в СМИ и суде, прокуратура должна выйти и убедительно объяснить обществу, почему этого не произошло. Пока это замалчивается, общество будет оставаться неудовлетворенным.

СПРАВКА «Дня»

Виталий КАСЬКО — родился 29 июня 1976 года во Львове.

По окончании средней школы продолжил учебу во Львовском государственном университете имени Ивана Франко, который окончил с отличием в 1998 году.

В 1998 году начал работу в органах прокуратуры на должности следователя Львовской транспортной прокуратуры. С июня 1999 года по апрель 2002 года занимал должности старшего следователя, заместителя начальника следственного отдела Управления надзора за соблюдением законов органами, проводящими оперативно-розыскную деятельность, дознание и досудебное следствие прокуратуры Львовской области.

С апреля 2002 года по октябрь 2005 года работал в Центральном аппарате Генеральной прокуратуры Украины старшим прокурором отделов экстрадиции и поручений, правовой помощи, международного сотрудничества, договорно-правового отдела международно-правового управления.

С октября 2005 года по апрель 2007 года занимался частной адвокатской практикой.

По возвращении в органы прокуратуры с апреля 2007 года по декабрь 2010 года возглавлял международно-правовое управление Генеральной прокуратуры Украины.

В декабре 2010 года вернулся к собственной адвокатской практике. С октября 2013 года — партнер и руководитель Департамента уголовного права Адвокатского объединения «Арцингер».

С 2004 года является консультантом Совета Европы и других международных организаций в сфере уголовной юстиции и защиты прав человека, в частности по вопросам применения Европейской конвенции о защите прав человека и основополагающих свобод 1950 года и практики Европейского суда по правам человека. Свободно владеет английским языком. Является автором и соавтором многих публикаций по проблематике возвращения преступных активов, взаимной правовой помощи в уголовных делах, противодействия истязанию и другим формам жестокого поведения, торговли людьми, защиты свидетелей и т.п.

С мая 2014 года В. В. Касько назначен заместителем Генерального прокурора Украины и утвержден членом коллегии Генеральной прокуратуры Украины.