«Подзвінне» операции «Висла»
28 апреля 1947 года шесть дивизий Войска Польского начали выселение украинского населения с западных окраин украинских этнических земель, которые в конечной фазе Второй Мировой войны оказались в пределах Польши. Это выселение получило военное название операции «Висла». Операция тянулась несколько месяцев и практически закончилась в октябре 1947 года. Проводилась она с большими издевательствами над украинцами и с особой грубостью. Были депортированы на запад и север Польши около 150 тысяч человек, одновременно арестованы и посажены в послегитлеровский лагерь Явожно, а также просто убиты несколько тысяч украинцев (в Явожно оказались 3873 заключенных). Украинцев выселяли из Ряшевского, Люблинского и Краковского воеводств и распыленно расселяли на постнемецких землях — в Ольштынском, Кошалинском, Щецинском, Вроцлавском, Зеленогурском и Гданьском воеводствах. По возвращении в родные места арестовывали.
Эта этническая чистка проводилась под предлогом борьбы с Украинской Повстанческой Армией, количественный состав которой насчитывал тогда на данных просторах около 1400 бойцов. Депортация должна была свести на нет, якобы, помощь, которую украинское население оказывало повстанцам. Такая аргументация с военной точки зрения не выдерживает критики. Ведь неужели вместо боевых действий против немногочисленных сил украинского вооруженного сопротивления нужно было применять выселение в 100 раз большего числа мирного гражданского населения? Непосредственным толчком к проведению операции «Висла» стало убийство повстанцами 28 марта 1947 года замминистра национальной обороны Польши генерала Кароля Сверчевского, настоящие обстоятельства смерти которого до сих пор очень непонятны.
Депортация в рамках операции «Висла» была на самом деле вторым выселением украинцев с украинских земель, оказавшихся под властью коммунистической Польши. Первая депортация, которая официально должна была выглядеть как добровольное переселение украинцев из Польши в Украину, происходила с сентября 1944 года до начала августа 1946 года. Добровольными — и то частично — были эти меры только в течение первого года; позднее состоялась принудительная депортация типа недалекой уже во времени «Вислы». Из Польши тогда выселили 482 тыс. человек. Украинская этническая территория в Польше была ликвидирована, украинские земли захвачены. «Украинский вопрос» в Польше был, как казалось, окончательно решен методами тоталитарного террора.
Польская пропагандистски машина, заидеологизированное стереотипное мышление, ксенофобское антиукраинское воспитание общества повлияли на польскую историографию этого вопроса. В конце концов, польская историография — и та серьезная, и та публицистически якобы патриотическая — в свою очередь также влияли именно на такое, а не иное состояние господствующей общественной мысли. Я пытался бросить современный взгляд на события, которые произошли 50 лет назад. Чтобы избежать обвинения в предвзятости, я старался рассмотреть некоторые аспекты исторических проблем прошлого на более широком фоне явлений всемирной истории, ведь украинская нация не была единственной, которая вела борьбу за свое освобождение, и не была единственной, с которой расправлялись «огнем и мечом». В основу изложения положены мои выступления во время круглого стола польских и украинских историков, который состоялся 4 апреля 1997 года в Кракове на немецко-польско-украинском форуме «К 50-летию операции «Висла». От тяжелой истории к откровенному обмену молодежью»; доклад на конференции «Депортации украинцев и поляков: конец 1939-го — начало 50-х годов. (К 50-летию операции «Висла»)» во Львове 15 мая 1997 года и на «круглом столе», организованном во время этой же конференции 16 мая.
Так или иначе, объективная историческая правда состоит в том, что Польша, которая на протяжении веков была оккупантом в Украине, осуществила множество преступлений против украинской нации. Свежим звеном в длинной цепи преступлений стали депортации украинцев с западных окраин украинских земель в 1944-1947 гг. Последним аккордом была операция «Висла» — окончательная ликвидация основной части украинской этнической территории (кроме Подляшья). Был осуществлен акт грубого этноцида. Эти события «вымазать» из истории украинского народа невозможно.
Историки уже имеют в своем распоряжении изданные профессионально сборники исторических источников, которые дают правдивую картину событий и являются критерием для проверки выводов историографии. Это такие издания как:
1. Akcja «Wisla».Dokumenty.— Opracowal Eugeniusz Misilo.
(Операция «Висла». Документы. Подготовил Евгений Мисило.) — Варшава, 1993. — 524 с. Готовится украинский перевод этого сборника, а также второе дополненное издание на польском языке. Кстати, историка Е. Мисило, научного сотрудника Института истории Польской Академии Наук, после публикации сборника уволили с работы, он до сих пор безработный.
2. Repatriacja czy depоrtacja. Przesiedlenie Ukraincow z Polski do USSR 1944-1946. Dokumenty 1944-1945. Pod redakcja Eugeniusza Misily.
(Репатриация или депортация. Переселение украинцев из Польши в УССР 1944-1946) . — Том 1. Документы. — Под ред. Евгения Мисило.) — Варшава, 1996. — 336 с.
3. Депортации. Западные земли Украины конца 30-х — начала 50-х гг. Документы и материалы, воспоминания. В 3 т. — Ред. Юрий Сливка. — Т.1 (1939-45 гг.). — Львов, 1996. — 752 с.
Место операции «Висла» в политике Польши относительно украинцев
Возникает вопрос, была ли операция «Висла» каким-то обособленным, может, одиозным фактом в истории польско-украинских отношений в ХХ в., а может быть, только одним звеном в политической тенденции, существовавшей, господствующей, реализовывавшейся в жизнь, например, со второго десятилетия ХХ века. Следует откровенно сказать, что польско-украинские отношения по крайней мере с XVI в. — если не с XIII в. или даже ранее — были плохими и периодически вели к обострениям: военным столкновениям или украинским восстаниям против польского господства. Такое обострение царило также в период Австро-Венгерской империи (так поляки занимали господствующие позиции в Галичине — и использовали их для национального угнетения). Польская сторона разгромила в 1919 году независимую Западно-Украинскую Народную Республику, а что касается Восточной Галичины, заселенной преимущественно украинцами, не выполнила постановления Совета послов 1923 года, которое обеспечивало — формально — Восточной Галиции статус автономного края. Не имеет смысла разворачивать историю польско-украинских отношений 20-30-х гг., однако можно подать несколько штрихов: две пацификации украинских сел (то есть применение принципа коллективной ответственности), постепенная ликвидация украинских школ, препятствование образованию украинского университета, изоляция и преследования украинского движения на Волыни, насильственная латинизация (на практике — полонизация) и разрушение церквей Холмщины, концентрационный лагерь в Березе Картузской, в который сажали без судебного приговора и
т. д., и т. п. Вывод сводится к тому, что Польша до 1939 года не была государством, признающим дух и букву закона и международные обязательства, а государственная национальная политика вела не к смягчению отношений между господствующей и негосподствующей нацией, а, наоборот, к их обострению. В среде польской национал-демократии (эндеки) дошло, еще до 1939 года, до подготовки планов выселения и расселения украинцев (их было более 5 млн.) в Западной Польше. Эти идеи отразились в тайном постановлении Совета министров Польши с марта 1939 года, которое сводилось к постепенному вытеснению украинцев с их этнических земель. Отношения между поляками и украинцами на западноукраинских землях в 1939 году оказались обостренными до предела.
Переходя к операции «Висла», следует сказать, что она стала вполне логичным звеном — а не каким-то экстраординарным проявлением — польской национальной политики, в которой агрессивно стороной был польская. Тем более что политика этнических чисток в ХХ веке вообще применялась тоталитарными режимами очень широко. Еще второй вывод. На протяжении последних лет велись достаточно интенсивные поиски документальных данных о том, что, якобы, команда осуществить операцию «Висла» была дана из Москвы. Пока что никаких убедительных доказательств этого не найдено. Нет приказа, распоряжения или иного документа из Москвы в Варшаву о проведении операции такого типа, направленной против украинского гражданского населения. Поэтому фантастическими, лишенными источниковой базы, выглядят утверждения о том, что Польшу якобы заставили (кто? где? когда?) провести операцию «Висла». История польско-украинских отношений в ХХ веке говорит о том, что капитал ненависти с обеих сторон собрался очень большой и отдельной команды из Москвы не требовалось. Хватало команды из Варшавы. Не подлежит, однако, сомнению и то, что Москва или подчиненный ей полностью Киев — не выражали никаких протестов против операции «Висла», которая вполне соответствовала широко применяемой Россией политике этнических чисток. С другой стороны, известно, что, например, во время переселения украинского населения (в значительной мере насильственного) с территории Польши на территории Украины, инициатива разных мероприятий исходила преимущественно от польской стороны (о чем свидетельствуют документы, которые хранятся в Киеве, в Центральном Государственном Архиве высших органов государственной власти и управления Украины — документы года три назад были снова засекречены).
Этнические чистки ХХ века и место среди них операции «Висла»
Этнические чистки ХХ века имели различные виды и различные нюансы, но, в основном, они проходили по двум сценариям: экстерминация (резня, массовый этноцид, совершенный другими методами, например с помощью голодомора) и депортация. Экстерминация широко применялась, начиная со второго десятилетия ХХ в.: массовая резня армян в деспотической Турции 1915-1916 гг.; голодомор украинцев 1932-1933 и 1946-1947 гг., инициированный коммунистической Москвой; холокост евреев в первой половине 40-х гг., осуществленный гитлеровской Германией. Этнические чистки экстерминационного типа осуществлялись, правда, в гораздо меньших масштабах, а также на территории Югославии во время Второй Мировой войны и там же в последние годы.
Депортация в широком масштабе начала применяться Россией еще в период Первой Мировой войны: имею в виду выселение немцев с Волыни в 1916году. Позднее Россия начала применять такой способ «решения» национальных проблем как в мирное время, так и в военный период. Привожу перечень народов, в отношении которых — полностью или частично — применялись следующие меры: кубанские украинцы, месхетинские турки, немцы из южной Украины, Крыма и Поволжья, крымские татары, греки, болгары и армяне из Крыма, чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, а также румыны и греки — чужеземные граждане с Северного Кавказа. Частичные депортации украинского и польского населения осуществлялись коммунистическим режимом в конце 30-х, в начале и во второй половине 40-х гг. После войны депортировали немцев из Восточной Пруссии. Германия начала применять депортацию евреев вскоре после прихода Гитлера к власти, а широкомасштабные депортации уже во время войны — относительно поляков тогдашней Западной Польши, позднее — в Замойщине.
Об экстерминации, которая проводилась польским легальным лондонским правительством и подпольем и украинским подпольем, буду говорить еще отдельно. Новая волна депортаций захватила Центрально-Восточную Европу после окончания Второй Мировой войны. Массово депортировали немцев (т. н. Фертрайбург) из новозахваченных западных и северных территорий Польши, из Судет в Чехословакии. Если смотреть на эти массовые этнические чистки в Восточной и Центральной Европе, то операция «Висла» вписывается в их контекст почти органично — но органично только для тоталитарных режимов с террористическими методами правления. Ведь таким путем не решали свои межнациональные проблемы — также порой обостренные до предела — ни на границах между Францией и Германией, между Бельгией и Германией, между Данией и Германией, между Италией и Австрией. Даже тоталитарная Румыния, по сути, не подвергалась искушению, хотя и угнетала венгерское меньшинство. Едва ли не позже всех — и ближе к нашему времени — коммунистическая Болгария практически депортировала значительную часть турок. Не буду касаться этнических чисток типа экстерминаций и депортаций в Африке, где этот метод процветает до сих пор и дает периодически вспышки. Вывод один: экстерминации и депортации на этнической основе были и возможны только в государствах с диктаторским тоталитарным режимом, которое осуществляет свое правление в пользу господствующей нации террористическими методами.
Есть две особенности операции «Висла», на которые ледует обратить внимание. Первая особенность заключается в том, что не было ни сочувствия, ни протестов со стороны польской общественности, ни, в частности, со стороны польской католической Церкви, которая имела и определенную силу, и определенную отвагу даже при тоталитарном режиме. Это настораживало и настораживает до сих пор, поскольку является признаком глубоко укорененной ксенофобской ментальности в широких кругах польского общества. Это может выглядеть невероятным, но еще в конце 80-х гг. в польских правых кругах (Взаимопонимание незалежницких партий и организаций ПП и ОН) разрабатывались и публиковались во внецензурной печати (журнал Zamek, Варшава, 1989, февраль, выпуск 3) планы новой депортации украинцев на Восток, за линию Збруч-Буг, ведь, как там аргументировалось, в Восточной Галичине «прекрасные урожайные пахотные почвы, газ, нефть, калийные соли, сера, леса, горы, климат», а Львов и Вильнюс должны быть польскими, так как «в истории нашего народа и культуры они сыграли очень большую роль, чтобы соревнования за их нововозвращение не было естественным откликом, обоснованным правом и моралью». Кажется, такие цитаты не нуждаются в комментировании, хотя может возникнуть вопрос, о каких праве и морали идет речь. Другая особенность — мы занимаемся теперь операцией «Висла», на которой фокусируется основное внимание. На самом деле, была не одна, а две насильственные депортации, поскольку т. н. обмен населения между коммунистическими Польшей и Украиной осуществлялся в 1946-1947 гг. путем, в основном, именно принудительного выселения украинского населения на Восток, за линию Керзона.
Военные аспекты операции «Висла»
Больше теперь, как во времена проведения операции «Висла», ее защитники приводят аргумент, что депортация была необходима с военной точки зрения, потому что даже то, уже не очень многочисленное украинское население, которое осталось после депортации на Восток, помогало — добровольно или и под принуждением — партизанам Украинской Повстанческой Армии. Действительно, такие военные меры при борьбе с партизанским движением применялись также в других местах. Образование «больших» или «укрепленных», «стратегических» поселений в Индокитае, позднее в Южном Вьетнаме, в некоторых регионах Африки (Ангола). На практике это были большие или маленькие концентрационные лагеря, в которые колонизаторы и диктаторы загоняли враждебно, непокорное или «ненадежное» сельское население. Все эти меры — как и в случае «Вислы» — преимущественно сопровождались жестокостями и грабежами. Однако между этими военными мероприятиями и операцией «Висла» есть принципиальные отличия.
Во-первых, после ликвидации партизанского движения (или после его победы) т. н. «укрепленные» поселения расформировывались и их поселенцы — после периода выселения, который длился от нескольких месяцев до двух-трех или более лет — возвращались в родные места. После прекращения украинского партизанского движения в Польше выселенцев в родные места не вернули.
Во-вторых, во всех упомянутых случаях, известных из азиатского или африканского театров военных действий, происходила концентрация, а не распыление населения. Во время проведения операции «Висла» о концентрации населения в поселениях-селах — лагерях речь не шла (потому что лагерь Явожно сложно считать селом!), а определенно была поставлена цель ассимиляции.
В-третьих, во многих регионах Польши действовал партизанскими методами польское антикоммунистическое вооруженное движение («АК», «ВИН», «НСЗ»). Оно пользовалось поддержкой населения польских сел и городов, которые часто были основой для развертывания действий польского движения сопротивления. Несмотря на это, было много попыток применить депортацию как военное средство борьбы с польским подпольем. В данном случае выводы могут быть только такие: если выселение было продиктовано военной стратегией и тактикой, то после ликвидации партизанского движения выселено временно (так как выселение должно было быть временным) население должно было вернуться в родные села; если этого не произошло, то цель первой (за линию Керзона на Восток) и второй (на Запад и Север) депортаций была чисто политическая - попытка насильственным способом решить украинский национальный вопрос, ликвидируя одновременно многовековую украинскую этническую территорию на восточных окраинах коммунистической Польши.
Дело коллективной ответственности
Вторая Мировая война возвысила террор в отношении гражданского населения (который ранее осуждался) до — как начали считать — одного из наиболее действенных методов ведения войны. Террор в отношении гражданского населения применяли все воюющие стороны (Германия — по отношению к Англии; Англия и США — по отношению к Германии; США — по отношению к Японии) в разных масштабах: от расстрелов заложников до бомбардировки городов методом «расстилания ковра», ракетами «земля-земля», атомными бомбами. Такой террор, хотя его лицемерно осуждали т. н. либеральные круги, остался средством ведения войны, особенно в неоколониальном оформлении (США — в Корее, Вьетнаме, Ираке, Ирак — в Курдистане; Россия — в Чечне и т.д.).
О таком терроре вспоминают — уже после событий — либо с осуждением, либо с оправданием, либо же его пытаются полностью не вспоминать. Почти как правило, террор применялся до сих пор — государствами, претендующими на статус супердержав, которые осуществляют или пытаются осуществлять свои имперские мечты на практике. Получается, если все это разрешается безнаказанно и без реального осуждения крупным государствам — то почему бы не позволять это также малым? Это нериторический вопрос для современных западных т. н. либералов.
В данном конкретном случае не подлежит сомнению, что операция «Висла» — это акт осуществления коллективной ответственности, продиктованный не военными, а политическими требованиями согласно правилам этнической чистки, или, говоря обобщающими терминами, методами этноцида. Еще один мотив, которым объясняли почти официально когда-то и объясняют уже неофициально еще и теперь операцию «Висла». Мотив мести. Здесь я хочу коснуться событий, общеизвестных под названием «дело Волыни».
С точки зрения историка, дело Волыни было логическим следствием событий предыдущих двух десятилетий. Не повторяя историю польско-украинских противоречий 20-30-х гг., необходимо согласиться с тем, что польское господство на Волыни должно было быть ужасным, если вызывало такую вспышку насилия. Так же, как ужасными были немецкое гитлеровское и российское коммунистическое господство, которые разожгли ад. Мы должны придерживаться хронологии событий и должны согласиться, что польский террор на Холмщине еще в 1941-1942 гг. стал той зажигательной искрой, которая вызвала взрыв и вспышку межэтнического насилия. Квалифицировать его иначе как польско-украинскую войну сложно. Как польско-украинскую войну типа «войны сел», прокатившейся через Югославию во времена, формально, немецкой оккупации. Как войну безжалостную, безгранично кровавую и лишнюю и ненужную как для польской, так и для украинской сторон. Нелишнюю и нужную для двух других игроков — немецкого и российского. Последний на услугах имел еще и немецкого райхскомиссара, советского агента Эриха Коха (о его ответственности и вообще немецкой ответственности за волынские события как-то никто и не вспоминает). Польская сторона, следует сказать откровенно, была очень недальновидной, принимая помощь из немецких и российских рук и отдавая на растерзание десятки тысяч своих коммнационалов. Жестокости волынских событий, которые вскоре стали также восточногалицкими — с украинской стороны — могут иметь объяснение, но не могут иметь оправдания. Так же как не могут иметь оправдания жестокости с польской стороны. Думаю, что определение, которое дал выдающийся бандеровский деятель и военный историк Лев Шанковский для польско-украинской войны 1942-1944 гг. — «ненужный третий фронт» — очень хорошо определяет суть дела. Несмотря на большую литературу, преимущественно польскую и, как правило, малонаучную о деле Волыни, до сих пор остается невыясненным ряд принципиальных вопросов. Не были опубликованы документы польского лондонского правительства времен Владислава Сикорского и Станислава Миколайчика, а также Главного Командования АК о т. н. решении украинского вопроса (на украинской земле, кстати). Каким образом 27-я дивизия АК оказалась на Волыни? Как возникли: операция «Бужа» (поход, в конечном итоге разгромленного УПА, отделов АК с Люблинщины на Львов 1944 года), попытки захвата Львова (Przedwiosnie) и Вильнюса перед приходом россиян — т. н. советских войск? Кто выдвигал безответственную концепцию сохранения польского «стану посядання» на украинских землях? Кто пропагандировал и пытался осуществлять тактику «свершившихся фактов»? По чьему приказу польские села Волыни и Восточной Галиции поддерживали красные рейды на Волынь, в Галичину, в Карпаты, где т. н. советских партизан уничтожили отделы УПА? Кто конкретно с польской стороны несет огромную ответственность за такие самоубийственные действия? (Не публиковались, кстати, также соответствующие немецкие и российские документы).
Польская историография до сих пор не выяснила фона пружин всех этих событий, не определила персональных виновников. Почему лондонское правительство, которое, несомненно, имело гораздо больший политический опыт, чем «бесправительственные» украинцы, не хотел реалистично подходить к ситуации? Как можно было провоцировать бои в Холмщине и на Волыни, на украинской этнической территории, при абсолютном превосходстве украинского населения? Что довело до такого ослепления? Трудно поверить, что здесь не обошлось без анахроничных пережитков имперского мышления.
Большие преступления заключались не только и не исключительно в резне. Освещать нужно не только вопрос о том, кто, где и когда был инициатором террора (Холмщина), но и кто не был инициатором конструктивных переговоров по существу. Известно, что было по крайней мере три попытки польско-украинских переговоров, во время которых польская сторона настаивала на status quo ante, то есть на подтверждении границ 1939 года, а не соглашалась на обычное перемирие и уход польских вооруженных формирований с украинских земель. Это могло сохранить жизнь тысячам и десяткам тысяч людей.
Прескорбно, что современная польская историография пытается защищать явно утраченные позиции с помощью внеисторических мифов. К таким мифам принадлежат не только упомянутые выше поиски пружины операции «Висла» в виде «руки Москвы» но и, например, утверждение, что ОУН (р) — приняла политическое решение об истреблении польского населения на своей III конференции в феврале 1943 года. Документов с таким постановлением нет. Антипольские акции осуществлялись тогда стихийно как возмездие за польские, а в случае масштабных операций — решение принимали на военном уровне. О постановлениях III конференции я вел в свое время разговора с бывшим краевым проводником ОУН (р) Михаилом Степаняком (кстати, участником польско-украинских переговоров 1943 года, позднее проводником на Волыни, где он пытался смягчить межнациональный конфликт; мои разговоры с ним в 1951 году, 1954-1955 гг. в Карабахе, Караганде и Спасске в Казахстане (и с членом и некоторое время фактическим руководителем Главного Провода ОУН (р) Николаем Лебедем (разговоры 1994 года в Киеве, 1995 года в Нью-Йорке). Никаких политических постановлений о экстерминации польского населения тогда не принимали. Польские историки в основном правильно представляя себе силу подпольной сети ОУН (р) в феврале 1943 году, не хотят понять, что наличие политического постановления ОУН (р) такого типа привело бы в это время к настоящей почти полной экстерминации польского населения по селам и городках западноукраинских земель — или к его поголовному бегству на Запад.
Другой внеисторический миф — о братоубийственной борьбе. Этот скомпрометированный интернационалистический термин (недавно «старшим братом» рекламировали себя россияне) здесь ни при чем. Польский и украинский народы — две отдельные полноправные и равноценные нации, у которых взаимных братских чувств всегда было мало. А только настоящая взаимопомощь и равноправие могут стать основанием нормализации отношений. В определенные общепризнанные мировой историей истины, касающиеся не только польско-украинских отношений. Каждый порабощенный народ имеет право вести национально-освободительную борьбу за независимость своей нации и Родины. Национально-освободительная борьба не требует оправдания, а ее цели являются общепонятными и святыми. Методы борьбы навязывают угнетатели. Когда мирные средства не дают результатов, остаются вооруженные. Последние жестокие методы заслуживают осуждения — и анализы с точки зрения их причин и целесообразности. Поведение агрессивной части польского меньшинства в Западной Украине вообще не укладывается ни в какие логические рамки. Бои велись на украинской этнической территории — будем откровенны — против колонизаторов, которые в кардинально изменившихся условиях не сумели (и не захотели) нормализовать свои отношения с украинским коренным населением, а пытались удержать уже несуществующий «стан посядання».
В конечном итоге польская сторона с большими потерями проиграла войну на Волыни и в Восточной Галиции, — и поэтому считала, что имеет право на месть и возмездие. Детальнее — на польскую месть за украинское возмездие польской стороне. В виде операции «Висла».
Не буду останавливаться на морально-этической стороне проблемы, так как отношение к таким событиям — как мы видели на многих примерах из мировой истории ХХ века — далеко от удовлетворительного, однако не подлежит сомнению, что с точки зрения политической и государственно-политической мудрости было обнаружено полное их отсутствие.
Возвращаясь к оценке депортаций украинцев, считаю, что следует отказаться от попытки приводить ложные мотивы событий, а откровенно сказать правду, что это был акт мести за большой волынско-галицкий проигрыш. Акт мести, оказавшийся в применении принципа коллективной ответственности гражданского населения только потому, что оно украинское, а не к непосредственным виновникам. Правда, здесь нужно еще внести определенную поправку на ментальность: не только месть за Волынь и Восточную Галичину, но и за то, что украинский народ был невежливым, коварным и неблагодарным. Только неизвестно, за что он должен был быть благодарен. Ставить на одну плоскость — даже чисто формально — Волынь и операцию «Висла» невозможно. Волынь и Восточная Галичина — это устранение колонизаторов с украинских земель. «Висла» — ликвидация вековечной украинской этнической территории.
Из перспективы 50-ти лет и результаты компаративизма
Не думаю, что за пятьдесят лет отношение к операции «Висла» — имею в виду отношение мужественных и честных историков и обычных умных людей — могло измениться. Как акт грубого этноцида она заслуживает только осуждения и исправления тех ее последствий, которые еще можно исправить. Осуждение «принципа» коллективной ответственности и понимания того, что никто не является и не может быть собственностью государства и не может быть признан виновным без доказанной вины. Как известно из истории, этнические чистки были возведены в ранг государственной национальной политики в России, существовавшей определенное время под названием Советского Союза. Реабилитация депортированных народов проходила тяжелый путь, но, несмотря на все препятствия, была осуществлена как юридический акт, а сам «принцип» осудила история. Хочу напомнить, что все это было проведено в то время, когда в Советском Союзе еще и не пахло демократией, когда были вспышки антинационального террора (в Грузии, в Литве), когда еще сегодня в российской среде далеко до ликвидации идей и практики патологической ксенофобии. Польша, как прежде, не пошла путем полного осуждения преступления и исправления зла. Не буду здесь анализировать причины — они понятны. Не стоит давать рецепты, что нужно делать и как нужно менять образ мышления — эти проблемы также понятны. Этнические чистки не были, не являются и не будут внутренним делом одного государства — как бы этого ни добивались те государства, которые занимаются этноцидом. Это не только дело двух впутанных в конфликт сторон, особенно тогда, когда для одной из них этническая территория продолжается в соседнем государстве (как в случае украинцев в Польше), но и дело всего человечества, потому что нарушаются права человека. Поэтому и не стоит некоторым оппортунистам вроде бывшего депутата польского сейма Владимира Мокрого пропагандировать мнение, что операция «Висла» и исправление ее — это сугубо внутреннее дело Польши. И Украина, и государства Западной Европы заинтересованы в нормализации украинско-польских отношений, а казус «Вислы» — составная часть этой нормализации. Это еще раз подчеркивает международный характер всего дела. Понятно, что в такой нормализации не заинтересована Москва и пророссийские круги в Польше. Потому что не раз в прошлом Россия и Польша находили общий язык за счет Украины.
Хочу высказать свое мнение относительно различных сентиментальных и символических акций типа «прощаем и просим прощения» и относительно выдвижения каких-либо «предварительных условий или требований», от которых, якобы, зависит окончательное решения дела. Конгресс украинцев в Польше, который состоялся в апреле 1997 года, считаю, не имел права объявлять формулу «прощаем и просим прощения». Во-первых, непонятно, имел ли Конгресс действительно полномочия всех украинцев вообще. Во-вторых, нет равноценной польской организации (типа Конгресса поляков Польши, скажем), поэтому покаянная формула прозвучала как глас вопиющего в пустыне.
В-третьих, такое решение Конгресса нарушило медленный, но неизбежный процесс реабилитации жертв операции «Висла» — и, после уже имеющегося положительного решения сената, нужно было ждать любого (даже негативного, с которым можно бороться) решения сейма. В-четвертых, в конечном итоге — и это главное — польское общество (как постараюсь доказать далее) еще не готово к равноправному диалогу. Без сомнения, в случае Конгресса нужно было бы знать, кто стоял за кулисами дела — кто именно персонально подталкивал к такой формуле. Если это деятели с чувствами общественной ответственности и личного достоинства, они должны откровенно изложить свою аргументацию. Необходимо еще подчеркнуть, что формула «прощения» рассчитана на сценический эффект — она не компенсирует реально причиненного зла. Справедливость, если о ней думать серьезно, не зависит от «предварительных условий» — она либо есть, либо ее нет.
Отношения между нациями и государствами, это, кажется, мы уже усвоили, строятся не на сентиментальности, а на взаимоуважении, равноправии и правильном понимании национальных и государственных интересов. И снова и только на справедливости. Прошу простить мою наивность.
Будет ли когда-нибудь операция «Анти-Висла»?
Можно развернуть эту мысль. Речь идет о том, что современное польское государство и современное польское общество готовы нормализовать отношения с украинским государством и с украинским обществом и справить совершенное зло? Трагическая годовщина операции «Висла» сыграла в Польше роль лакмусовой бумажки и вызвала поляризацию активной части общества на тех, кто «за» нормализацию и тех, кто «против» нормализации. Эти проявления еще раз доказали, что, несмотря на намерения организаторов операции «Висла» 50 лет назад, в последующие годы и до сих пор, не было достигнуто «окончательное решение» украинского вопроса в Польше. Украинский вопрос существует, беспокоит, требует решений именно тогда, когда этих решений никак не хотят ни принимать, ни, тем более, осуществлять.
Есть заметна и влиятельная группа польских политиков и менее заметная и менее влиятельная группа интеллектуалов, которые пытаются исправить дело «Вислы» и нормализовать польско-украинские отношения. Именно из этой среды вышло воззвание преимущественно представителей оппозиционной к правительству Избирательной акции «Солидарность» и их сторонников из кругов интеллектуальной элиты, опубликованная в польском парижском журнале Kultura. Никто из правящей коалиции (посткоммунистический Союз демократических левых, СЛД, плюс Объединенная народная партия, ЗСЛ, т. н. «людовцы») к этому воззванию не примкнул. Характерно, что среди тех, кто поставил свою подпись, нет имен известных польских историков, занимающихся польско-украинскими отношениями. Такое заметное отсутствие специалистов можно объяснять двояко: либо принципиальным несогласием с намерениями нормализовать отношения двух народов (такие историки не готовы к диалогу даже чисто научному), либо страхом перед прессингом шовинистов, ксенофобов, украиноедов, как левых, так и правых. Очевидно, причины абсентизма действительно две. Ведь даже среди формально благосклонно настроенных ученых царят такие стереотипы об украинцах, не имеющие фактического основания, а являющиеся следствием псевдоисторической мифологии и определенных идеологических установок. Ну, а отвага откровенно бороться с шовинизмом не присуща историкам. Иногда возникает впечатление, что печальное чествование 50-летия превратилось в палку, воткнутую в муравейник.
Следует подчеркнуть, что президент Польши Александр Квасьневский, принимая организаторов и гостей Конгресса украинцев Польши осудил во время разговора с ними как юридические основания, так и практическую реализацию депортации. Он и премьер Влодзимеж Цимошевич поддержали идею строительства памятника украинцам — жертвам лагеря в Явожно и обещали принять участие в его открытии.
Но не всегда реакция польской политической верхушки была столь благосклонна. Газета Zycie процитировала слова вицемаршалка сената Зофии Курнатовской (центристский Союз Свободы), которая «предупреждала, чтобы украинцы не атаковали Польшу, потому что они также на Восточных Кресах (Курнатовская употребила это обидное для Украины понятие, потому что выражение «западноукраинские земли» не может пройти через ее уста, а термин «Восточные Кресы» автоматически означает, что речь идет о части Польши — Я. Д.) совершили резню. Острые слова могут оттолкнуть приверженных людей, которые хотят жить в согласии. Думаю, лучшей формулой урегулирования наших контактов было бы послать слова «прощаем и просим прощения». От этого всего веет явным диктатом: делайте именно так, потому что может быть хуже. О формуле «прощаем и просим прощения» я уже высказывался. Здесь могу добавить, что, по моему мнению, это глубоко аморально — требовать раскаяния от порабощенных, которые поднялись на восстание против угнетателей. Прежде всего нужно подождать раскаяния угнетателей. Россия не требовала от поляков, а также литовцев и белорусов раскаяния за восстание 1794,1831,1863 гг., хотя она также имела тогда большое количество жертв. Мои слова об угнетателях и угнетенных не касаются специально польско-украинских отношений, а являются выводом из мировой истории. Была вооружена и кровавая деколонизация Алжира, Анголы, Бельгийского Конго, Кении — и никто за это не извинялся.
Почему украинцы должны каяться за Богдана Хмельницкого, Гайдаматчину, Украинскую Повстанческую Армию перед своими угнетателями? Это факты истории — осуществление права угнетенных на восстание (когда мирные меры не дают результатов) — и честная историография может их интерпретировать только однозначно. Или украинцы должны быть единым народом в мире, который не смеет вести национально-освободительную борьбу? Бывший министр внутренних дел Антони Мацеревич (теперь в оппозиции; представитель правого, некоторые считают — крайне правого, Движения Возрождения Польши, РОП): «Польское государство должно справедливо компенсировать несправедливость Второй Мировой войны. Однако нельзя допустить ситуации, при которой компенсацию должны получить сначала лишенные коммунистами польские граждане других национальностей, а только потом — также лишенные имущества — поляки» (цитирую из газеты Zycie). С таким проявлением национального эгоизма дискутировать достаточно просто. Украина, несмотря на свое очень тяжелое экономическое положение, оказывает финансовую помощь своим гражданам крымскотатарской, а также греческой, армянской, болгарской национальностей, хотя эта же Украина не имеет никакого отношения к депортации крымских татар и других меньшинств (а Польша к депортации украинцев отношение имеет!) — ее осуществила Россия, которая не дает никакой компенсации. Хотя вполне оправданным является требование, чтобы украинское правительство помнило также о депортированных украинцах. Думаю, точки над «i» поставил в интервью Gazecie Wybоrczej вицемаршалок сейма Марек Боровский (Союз Демократической Левицы): «Пока не вижу шанса, чтобы Сейм осудил операцию «Висла» (помню, что сенат осудил операцию «Висла» еще 3 августа 1990 года — Я. Д.). Сделка была следствием, а не причиной определенных событий. Не так, как сталинская политика денационализации, когда переселяли целые невинные народы. Эти украинцы не были народом спокойным и тихим, тогдашняя власть должна была что-нибудь делать, реагировать». Как видим, польские посткоммунисты ничем не отличаются — в отношении к украинцам — от своих коммунистических коллег до этих 50-ти лет. Боровский не хочет знать истории, так как между сталинской депортацией народов России и коммунистической депортацией народов Польши стоит знак равенства по линии принципа коллективной ответственности, осужденного целым миром. Смешно слушать, что операция «Висла» с распылением украинцев на больших территориях не была рассчитана на денационализацию и этноцид, поскольку этим занимался, якобы, только Сталин.
Как видим, на практике к нормализации польско-украинских отношений — в свете 50-летия «Вислы» — с точки зрения известных польских политиков еще далеко. А польские власти не думают реально загладить преступление операции.
О, мягко говоря, нерешительности польских историков я уже упоминал. На немецко-польско-украинском форуме «К 50-летию операции «Висла». От тяжелой истории к открытому обмену молодежью» 4 апреля 1997 года в Кракове известный историк Ришард Тожецкий отстаивал мнение, что, якобы, было политическое решение, принятое III конференцией ОУН в феврале 1943 года, о ликвидации польского населения на западноукраинских землях; что операция «Висла» осуществлялась по команде из Москвы; что депортация украинцев Закерзонья была вызвана милитарной необходимостью. Все это — без подтверждения историческими источниками. Польские историки, почти, как правило, игнорируют украинские исторические труды и избегают научной дискуссии с аутентичными документами в руках. Приглашение к сопоставлению своих и украинских научных взглядов отвергают. Новейший пример. 15-16 мая 1997 года Институт украиноведения им. И. Крипякевича Национальной Академии Наук Украины и Львовский университет им. И. Франко провели во Львове конференцию «Депортации украинцев и поляков: конец 1939 — начало 50-х годов (к 50-летию операции «Висла»)». В ней должны были принять участие такие польские специалисты, как А. Айненкель, С. Ячинский,
М. Папежинская-Турек, В. Серчик, С. Стемпень, Р.Тожецкий, Р. Щигел. Ни один из них на конференцию не приехал, хотя их очень ждали. Бойкот не является ни научной дискуссией, ни научным ответом. Тем более что украинские историки лишь относительно недавно получили возможность писать и говорить откровенно. Таким образом, предметная научная дискуссия историков, по сути, лишь должна начаться.
Можно понять, что польские историки в очень сложном положении: между исторической правдой, которая может быть только одной-единственной, и патриотическим долгом, который почему-то не всегда отождествляют со справедливостью и, снова, с исторической правдой. Однако задача лишить собственную общественность внеисторических мифов, кажется, очень важно и безотлагательно.
Правда, эта задача не одних только историков.
Объективности ради следует отметить, что и с украинской стороны работают фальсификаторы истории, которые путем приспособленчества пытаются — по очень давней традиции — не потерять «барскую милость». Академик Ярослав Исаевич, например, управляя заседанием II Международного научного семинара «Польско-украинские отношения в годы Второй Мировой войны», который проходил 22-24 мая 1997 года в Варшаве, наложил кляп на уста украинских историков, которые пытались рассматривать польско-украинские отношения в причинной связи. К темам, на которые академик наложил табу и которые были изъяты из научной дискуссии, вошли, например: польские пацификации украинских земель накануне войны, уничтожение польской стороной украинского населения Холмщины, Волыни, Восточной Галиции, Закерзонья именно в годы войны и сразу после нее, границы украинской этнической территории в 1939-1945 гг. и то, что Украина — также во время войны — лишили двух древних княжеских — королевских столиц Перемышля и Холма. А замалчивание проблем — это, как известно, одно из самых ярких проявлений фальсификации. Между прислужничеством и научным подходом к важным вопросам очень сложно найти что-то общее. Едва ли помогают в таких случаях те высокие научные титулы.
Рассматривая отношение польской прессы к украинскому вопросу в Польше, историк и журналист, редактор месячника Arcana Анджей Новак жаловался на упомянутой краковской конференции 4 апреля 1997 года, что в прессе, якобы, сложилась непропорциональная ситуация, поскольку наиболее читаемые газеты печатают материалы, благосклонные по отношению к украинцам и даже говорят о польских преступлениях. А отказываются печатать антиукраинские статьи. Поэтому, согласно Новаку, возникает «ситуация неравновесия» и «односторонность», которых следует избегать. Нужно отдать должное распространенной польской прессе (а она высокого уровня, несомненно), которая пытается занимать объективную позицию. Также чувствуя пульс эпохи. Однако не все такое «розовое». Хотя украиноедская католическая Газета «Слово» перестала выходить, ее почти автоматически заменила посткоммунистическая «Трибуна». Один из самых популярных в Польше еженедельников «Политика» поместил 12 апреля этого года заметки о Конгресск украинцев Польши в своей хронике лишь на предпоследнем двадцатом месте, после одного уголовного дела и перед некрологом. Это о кое-чем говорит. И главное, на что обратил внимание еженедельник, это формула «прощаем и просим прощения». Антиукраинские походы не прекращают правоэкстремистские Szczerbiec и Falanga Torunska. Так что статьи антиукраинского содержания не исчезают и «ситуация равновесия» не слишком нарушена.
Явную же «ситуацию неравновесия» создают специальные витрины и отделы в магазинах, в которых щедро представлены издания о польском Львове, Вильнюсе и Восточны Кресах. При чтении такой литературы складывается впечатление, что именно там, а не в Центральной Польше, находится дух и бьется сердце истинного поляка. Поэтому с большим успехом происходит сбор средств на экранизацию «Огнем и мечем» по Генрику Сенкевичу, хотя антиисторичность и фальсификаторство его романа не является секретом. Поэтому на роль Богуна назначают актера, в амплуа которого есть роли бандитов и убийц. А еще украинский тризуб, пробитый польским орлом, в римско-католическом костеле в Перемышле и еще много-много свидетельств ксенофобии и шовинизма. Есть еще забвение 6 миллионов поляков, погибших от рук немецких оккупантов во время Второй Мировой войны, и постоянное упоминание пусть даже 80 тысяч поляков, погибших в это же время от рук украинцев на украинских землях. Стоит вдуматься в пропорции жертв. Немцев должны были бы ненавидеть в 70 раз больше, чем украинцев. Но это не так. Есть еще результаты принудительной ассимиляции украинцев — тех, которые под давлением стали перебежчиками и заставили своих детей забыть об украинских корнях. Возникла категориями криптоукраинцев, которые, опасаясь ксенофобии окружения, «на людях» говорят только по-польски и всеми способами пытаются замаскировать свою украинскость. Таким образом было растоптано человеческое достоинство значительной части украинцев в Польше.
В польском обществе заметны определенные сдвиги. Однако оно в целом не хочет понимать и признавать свои ошибки, свой империализм, колониализм по отношению к украинцам. Оно хочет лишь покорности и просьб прощения. В польском обществе, пока что, нет понимания того, что и на Волыни, и на других украинских землях поляки были только оккупантами и колонизаторами — и как таковые они проиграли политически, милитарно и морально. Культивирование ненависти к украинцам за проигранную войну — это болезнь общества, которую необходимо лечить. Лекарства в руках польской политической и интеллектуальной элиты. Ведь только они могут помочь сломать психологический барьер, который нарастал веками, и который они преимущественно укрепляли, а не разрушали.
Нужно надеяться, что официальные контакты между Польшей и Украиной (визит президента Польши в Киев в мае 1997 года и подписание ряда соглашений и других документов), которые развиваются вполне удовлетворительно, будут постепенно влиять и на состояние умов общества. Правда, «оставляя прошлое историкам», оба президента одновременно выступили интерпретаторами (не очень удачными) этого прошлого, а словесной формулы «просим прощения» в наше время уже слишком мало. Существует исконный, истинно польский комплекс: представление о том, что Украина не сможет существовать , жить, развиваться при неблагоприятном или враждебном отношении к ней польского общества. Сможет. Потому что Польша не является «номером 1» в украинских внешнеполитических проблемах. А воспитание ненависти идет только во вред самой Польше и польскому народу. До тех пор, пока в Польше будет действовать двойной алгоритм мышления — один для «нас», поляков, а другой для «них», украинцев, польское общество не будет готово к равноправному и плодотворному диалогу с обществом украинским. А такой диалог и нормализация очень нужны. Это требование времени, которое мы переживаем.
Источник: Незалежний культурологічний часопис «Ї»
