Его величество парк

Однажды вечером пару лет тому, кажется, два-три года назад, на Киев опустился странно-игривый туман. Он был таким густым, что, казалось, должен висеть почти неподвижно, как чистая неотжатая, абсолютно мокрая простынь, но он все время шалил: то подпрыгивал, то скользил, то редел, то уплотнялся, становясь как бы сгущенкой из детства, то играл с уличным освещением в догонялки, умудряясь зрительно полностью изменить реальные пропорции улицы. В такой вечер, спеша на ближайшую станцию метро, с разбега налетела на этот парк. И замерла. Конечно, каменные скульптуры, изысканные откровения талантливых грузинских мастеров, видела и до этого, не заметила киевскую обновку в центре города, а появилась она в 2007 году (инициатива Михаила Саакашвили) было просто невозможно, но вечером наедине с туманом, окружающие скульптуры показались вещими изваяниями.

Теперь понимаю — вовсе не показались. С парком возникли у меня молчаливые отношения, без громких восторгов, все как бы на уровне прикосновений. Дотронулась рукой к холодному диковинных форм граниту — и ощутила их теплую отзывчивость, их немое клятвенное обещание всегда быть особо грузинскими, но как все талантливо оточенное, впечатление вышло за рамки и поразило вселенской элегантностью, а еще — пронзительной обособленностью — даже деревьев тут попросту нет. Тут соло камня. Присела тогда на влажные каменные лавки, и уже не замечала сырости, а была благодарна ей — ведь в такую погоду обычно безлюдно.

У этого уголка, кажется, особое ощущение собственной вечности и именно это помогло уловить неповторимость жизни именно через ее повторяемость. По сути, когда есть, что понимать, необходимо всего-то мгновение. Тот туман давно расстаял, да я не забыла, все разгадываю — что это было тогда. Более того, уверена, что и завтра и послезавтра и через много лет какая-нибудь незнакомка также замрет, застигнутая гранитным молчанием, и поразится как я однажды в Музее истории Киева задержавшись у видеоэкрана, который приглашал в старый Киев, откликнулась и я, прочитав подпись: «Помните нас. Ваши киевляне».

Тихонько, чтобы не заметили другие, послала воздушный поцелуй молодой киевлянке со старой-старой фотографии. Тогда тоже произошел контакт — особый. Мысль не нова, что чем больше информации передается по интернету, тем ценнее то, что передать таким образом невозможно. Личный контакт. Однажды, чтобы увидеть ночной Брюссель под дождем, который не прекращался, пришлось снять нежную обувь и гулять по ночной чистой площади, ни разу ни на что не напоровшись, босиком. Были мы не одни такие — под гармошку танцевала пара на старинной мостовой, причем, тоже босиком, и дождь был им не помехой, и площадь была отмыта не только дождем, а и ежедневной тщательностью.

Правда, в тот туманный вечер, о котором рассказываю, в парке Шота Руставели, было грязновато от чьего-то поспешного перекуса. Уверена, такой прохожий и не заметил свое несоответствие изысканности окружения, ясно — он даже урну не видит, а ведь тоже, поди, ворчит, что все у нас не так, да не там и все хотят что-то урвать у него. Сам же мимоходом у всех, кто на его мусор наткнулся, своровал мгновение покоя и вдохновения. Буквально рядом, внутри парка, в этот раз обратила внимание на надпись над входом в какое-то вкусное, похоже, новое, заведение и, прочитав «Сули Гули», тотчас захотела узнать, что же это значит.

В ресторанчике сразу услышала ответ — в переводе душа и сердце, что и в грузинском меню, и в интерьере. Стены украшены такой сочной артистичной живописью, что роспись разглядываешь, будто по Грузии путешествуешь: вот разбежались по холму маленькие старинные сванские домики, на густом синем фоне плавают гранаты, поражая владением цветом, пространством, в котором художник Давид Шарашидзе — лидер, точно выстраивающий сюжет и нежно вовлекающий в свой ритм все задуманное. Так стильно, поразилась, как бы не ресторанный уровень, а намного выше. Художник щедро дарит свою душу и сердце, и хоть мы не знакомы пока, получила впечатление, любуясь настенной росписью как бы впрок, что и на завтра хватит.

Все будто для меня, решила, хоть так может подумать каждый, ведь нам всем надоели взгляды, будто смотрящие сквозь тебя, речи, скользящие с полным безразличием, мимо. Полнокровная кисть подбросила жара, страсти, веселья, всепонимания и вдохновения. Конечно, в таком зале куражней заказать, скажем, хачапури, обязательно в форме лодочки, а к столу пригласить и гранаты с картин и персонажей грузинского застолья с другого полотна, и все впечатления законсервировать, как хозяйки закатывают лето в банки. У таланта и вкуса ведь никто и не станет спорить — безупречная репутация и всегда непохожесть, неклонированность. Любителям плагиата тут ничего не обломится — трудно скопировать искренность. Мне учуялась в его работах особая жажда подробностей, которая и есть истинным наслаждением для пытливой натуры. Стены, украшенные такими полотнами, сразу при первой же встрече, спешат отдать, поделиться мгновением, и надеждой художника, что уловим слегка обозначенные им нюансы.

Как вино можно любить не только за выдержанную зрелость, но и за молодость, так и старинную улицу с дивным перекрестком, где живет этот молодой и мудрый парк.

P. S. Вам интересно, что нас ждет за новым поворотом? Мне тоже, ведь для путешественника нет серых дней. В этом-то и смысл и удовольствие, к тому же, совсем-совсем безвизовое и самодостаточное.

Вот так.