«AVE...»

«День» назвал 2018-й годом 100-летия Гетманата Павла Скоропадского. Наглядным результатом работы коллектива редакции и наших авторов и, очевидно, единственным в Украине таким проявлением чествования Гетьмана стал фолиант «AVE. К 100-летию Гетманата Павла Скоропадского». Вниманию читателей — предисловие Ларисы Ившиной, автора идеи книги.

Напомним, издание можно приобрести в магазине на сайте «Дня» или непосредственно в редакции (пр-т Победы, 121Д, каб. 4.5) и сетях магазинов по всей Украине.

Свихнулось время наше.

Мой талант проклятый,

Что я тот вывих должен исправлять!

«Гамлет, принц датский», Шекспир*

Направить «вывих» времени... Приведенные в эпиграфе слова гениальный английский драматург вложил в уста принца Амелета (Гамлета) — наиболее знаменитого в созвездии «шекспировских» характеров. То есть таких характеров, в которых поражает сочетание философской глубины образов и в то же время безудержных страстей.

Для меня главное не в том, что Шекспир позаимствовал сюжет своего шедевра из средневековой, не всегда достоверной, хроники Саксона Граматика, созданной за 600 лет до написания пьесы, а сам Гамлет является фигурой полулегендарной, хотя туристам охотно показывают замок Хельсингер, где он якобы жил. Важнее понять, в чем заключается трагедия Гамлета. Не только в том, что его отец отравлен, а вокруг него совершаются злодейства... Страшнее всего — это прерванная связь времен. Проблема вечная, зло тяжкое для каждого человека и каждой нации.

На родине принца датского эту «гамлетовскую» проблему, похоже, решили. Примечательный штрих — в мае этого года на чествование 50-летия кронпринца Дании вышла вся столица: поразительное единство верхов, низов и времен. Мы наши кровавые нити истории, качающиеся на ветру, пытаемся хотя бы уловить.

А что же для нас означает разорванная связь времен? Разве не то, что «сильные» личности нашей истории неизвестны обществу, даже его образованному сегменту? Люди формируют свои ценности вслепую, не чувствуя интерес государства, не выработав рационального подхода к формированию будущего. В итоге нация теряет главное — право на собственную судьбу, на свою идентичность.

Разрыв времен влияет и на высшие государственные должностные лица. Из-за того, что украинский народ был отлучен от истории, они часто готовы обслуживать интересы других стран. Злая воля, бывает, часто привлекает людей больше, чем отсутствие воли... Была целенаправленная политика массовой люмпенизации и поощряемого янычарства. И все равно мы уцелели. Но среди этих уцелевших есть те, кто способен дать мощный импульс своей стране. Нужно это видеть, различать и поддерживать.

Через каждого человека проходит «римская дорога», соединяющая цивилизацию с варварством. И по какую сторону быть — ты каждый день решаешь сам...

Тревожно, что конкуренты и враги быстрее нас понимают важность связи времен. Путин не случайно не считает тысячелетнюю древность древностью, стремится аннексировать историю. Даже камень из Херсонеса недавно привезли в Москву. Ведь за аннексированной историей идет аннексированная территория.

Гетман Павел Скоропадский — самый яркий пример из когорты «сильных». Это — явление, это выразительный импульс для украинского создания государства и сегодня. В ненависти к себе он объединил все крайние силы — от большевиков до «черной сотни», от социалистов УНР до «интеллигентных» белоэмигрантов. А это, кстати, очень часто является признаком исторического деятеля существенного масштаба — еще и дает богатую пищу для размышлений.

Более того, если взглянуть на события столетней давности, становится понятно, что семь месяцев Скоропадского — это история успеха. Такое мнение кажется парадоксальным только на первый взгляд. Наименьший по хронологической продолжительности период — и наибольшие, реальные достижения. Выдающийся историк Иван Лысяк-Рудницкий писал уже в конце ХХ в.: «Консервативное государственническое направление Скоропадского, самый слабый и менее всего поддерживаемый в массах, сделало наибольший интеллектуальный вклад в течение нынешнего столетия»(1). А враги Украины, которые, как правило, хорошо знают наших героев, побаивались: в случае, если Гетман воздержится, Россия вернется к границам Московии XVI в.

Семь месяцев Скоропадского — это Украинская академия наук (основанная при его руководстве и продолжает существовать до сих пор), Государственный украинский архив, Национальная галерея искусств, Украинский исторический музей, Украинская национальная библиотека, Украинский театр драмы и оперы, Украинская государственная капелла, Украинский симфонический оркестр. К этому еще нужно добавить открытие двух университетов, создание относительно дееспособного государственного аппарата, стабилизацию финансовой системы, признание Украинского Государства 30 странами и украинские дипломатические миссии в 23 странах.

Причем следует помнить, в каких обстоятельствах это было достигнуто: давление со стороны украинских левых социалистов, немецкой имперской власти (войска которой пригласили те же социалисты УНР после Брестского мира, который очень близок к нынешним Минским соглашениям), большевиков и белогвардейцев. Учитывая такой набор угроз и вызовов, задумываешься: что могло побудить Гетмана принять это решение? Власть? В тогдашних условиях она была опасной. Состояние? Тоже вряд ли. Ведь тогда Гетман не жил бы в помещениях, которые были тесны и некомфортны.

Сам Скоропадский объясняет собственный выбор так: «Если бы я не согласился стать гетманом, то через месяц немцы просто превратили бы Украину в свою провинцию»(2). Потомок гетманского рода не видел другого выхода. Следовательно — гиперответственность. И именно это высокое человеческое чувство я и называю настоящим аристократизмом. Об этой черте нам было напоминание в июне 1990 года. За год до развала СССР и за месяц до принятия исторического документа — Декларации о государственном суверенитете Украины — в нашем парламенте выступала Маргарет Тетчер, и она, в отличие от Буша-старшего, не отговаривала Украину от «развода» с Москвой. Вместо этого сказала: «Ну что ж, если вы выбрали такой путь, нужно идти. Только помните, что вам придется взять ответственность за себя, потому что у вас ее так долго не было». Тогда тоже прозвучало слово — «ответственность».

Что же тогда помешало Украинскому Государству утвердить свое существование и перевести нашу страну в другую систему координат? Ведь мы имеем примеры, когда в то время подобные стремления увенчались успехом. Вспомним хотя бы барона Карла-Густава Маннергейма, отца финской независимости. А он имел много общего со Скоропадским: оба — представители дворянского рода, учились в Пажеском корпусе — самом привилегированном военном учебном заведении Российской империи, как достойным офицерам, им было поручено принимать участие в коронации Николая ІІ. Но самое главное — в 1918 году оба возглавили войска своих стран. Но Финляндия существует как самостоятельное государство уже столетие, в отличие от Украины. Финляндия, какую Маннергейм сделал независимой, провозгласила его национальным героем. Скоропадский тоже хотел, чтобы Украина, наконец, стала независимым государством, а обстоятельства и украинские политические деятели того времени превратили его в политического изгнанника. И кажется, он до сих пор не вернулся. Почему же так, по-разному, сложились судьбы?

Историк Георгий Папакин считает, что причина в том, что «Украина — не Финляндия. У Маннергейма не было «малофинов», а у нас были «малороссы». Финляндия стояла на несколько порядков выше в демократическом развитии, имела широкую автономию еще со времен Александра   I». Кстати, очень интересную деталь привел профессор: «На территорию Великого княжества Финляндского (так оно называлось) было запрещено входить российским полицейским силам...» К чему этот штрих? Ленин знал это и в 1917 году скрывался именно в Гельсинфорсе, на финской земле. Это важно для понимания, насколько разные режимы сосуществовали в составе Российской империи.

И не менее важная вещь — Маннергейм, спасая свое государство (он так это понимал) в борьбе против «красных» финнов (а их в 1918 году было немало), как утверждают историки, крови не боялся. Гетман имел большие испытания и тоже был решительным человеком, но все же есть свидетельства, что даже во время военных действий трибуналы давались ему непросто. Шюцкор(3), на который опирался Маннергейм, не был раскачанным «свободным казачеством», как было тогда у нас, — это были люди довольно жестокие.

Одни говорили о Скоропадском, что он болен «бонапартизмом», а другие — что наоборот, мягкий и нерешительный. А по-моему, он просто хотел провести «украинский корабль» между Сциллой и Харибдой. Между российским шовинизмом и большевизмом и украинской стихией.

Здесь мы возвращаемся к нашей задавненной проблеме: 100 лет назад украинская элита и народ жили в разных мирах. Они не только не понимали, а даже не слышали друг друга. В предисловии к нашей первой книге, изданной в 2002 году, «Украина Incognita», я написала: «В раннем детстве вместе с исторической хроникой Шекспира я прочитала всего Старицкого, а затем Кулиша. Поэтому у меня такое ощущение, что у нас постоянно действующая «Чорна рада». Для нее нет авторитетов, она мешает подняться настоящей элите». Это еще один урок для общества — нужно научиться преодолевать анархию и выращивать свою сильную, украинскую по духу элиту. Потому что, как писал Липинский в «Письмах к братьям-хлеборобам», «украинская демократия по уничтожению собственной аристократии никогда ничего построить не могла»(4). Кстати, именно нехватка таких людей в окружении Скоропадского — одна из причин политического одиночества Гетмана и поражения Гетманата.

ПАВЕЛ СКОРОПАДСКИЙ С ДОЧКОЙ ОЛЕНОЙ.ВАНЗЕЕ. 1933 Г. / ФОТО ИЗ КНИГИ «СКОРОПАДСЬКІ. РОДИННИЙ АЛЬБОМ. КНИГА 2»

Так же не были решены фундаментальные вопросы: собственности и места в цивилизационном пространстве, на которое Украина могла бы претендовать. Вопросы, которые остаются актуальными для нас и сейчас. И в поиске ответов стоит глубже проанализировать интеллектуальное наследие Вячеслава Липинского, идеолога Гетманского движения.

Во-первых, если мы обратимся к его «Письмам к братьям-хлеборобам», то увидим там целый манифест политической деятельности, где сказано, что основой основ является частная собственность на землю. Почему? Потому что это то, что могло бы прекратить рабство «40 мільйонів темних самоїдствуючих невільників», как сам Липинский писал об украинском народе.

Скоропадский стремился это осуществить, начав земельную реформу. И хоть она стала одной из причин поражения Украинского Государства, поскольку Гетман не имел тогда времени для ее реализации, его намерение было целесообразно. Это даже дало Ленину основания говорить, что «курс Скоропадского — реставрация буржуазно-помещицкой монархии». Земельная реформа Скоропадского остается актуальной и сегодня. Только вместо помещиков сейчас нужно «реставрировать» средний класс, который вместе с собственностью «обретет» и ответственность.

Ведь большевизм объявил владельцев своими врагами и «разводил» тех, кто не имеет собственных корней. Удары были нанесены по идентичности и институту собственности. И в независимой Украине, казалось, именно их прежде всего нужно было бы восстанавливать и защищать. Однако и сейчас институт собственности остается деформированным.

Во-вторых, 100 лет назад мы долго не могли определиться, какой должна быть Украина. А именно тогда был шанс приблизиться к качественно новой модели государства: когда в России пала монархия, у Украины как раз было время перехватить инициативу и создать монархию у себя, к чему призывала ее тысячелетняя история, начиная еще от Владимира и Ярослава, «Русьская правда» которого опередила английскую «Большую хартию вольностей» на полтора столетия. Но на то время было очень мало людей, которые читали бы Липинского с его идеей потомственной монархии по британскому образцу.

Да и через почти 100 лет после этого, в 1991 году, мы были настолько увлечены тем, что Советский Союз развалился, что не понимали: на нас обращены взгляды всех республик, которые хотели видеть Украину центром, вокруг которого все могли бы объединиться. Не только в противостоянии Москве, но и просто в восстановлении собственной жизни. Но ответственность тогда не была взята, не была продолжена историческая традиция. Потому что плохо помнили и несмело мечтали. Об этом наша книга «Корона, або Спадщина Королівства Руського».

Тоталитаризм «заморозил» не только «позитивы» национального характера, но и многие «вирусы», если хотите, «покинутых проблем». А когда в 1990-х «лед тронулся» — мы увидели их бурный рост: по Шевелеву — «кочубейство», провинциальность... На каждый из них — нужна своя «антивирусная программа».

Прежде всего — неумение поставить государственные интересы выше своих собственных. Вспомним Винниченко с его лозунгом, провозглашенным в начале 1919 года: «Украина будет или социалистическая, или никакая!» Он не мог примириться с консервативным курсом Скоропадского, потому все время отстаивал свою позицию. Думал ли Винниченко о последствиях своих действий для Украины? Соблазнил людей на антигетманское восстание, а когда ему ничего не удалось, все бросил и уехал в Вену. Впоследствии писал письма большевикам, торговался за должности. Не удалось — опять уехал... А уже в 1935 году пишет в политбюро и называет окружение Сталина «товарищами», зная, что миллионы украинцев погибли мученической смертью, так как в стране свирепствовал Голодомор.

Не следует думать, что эти политические типажи, нестойкие ни в чем — ни во взглядах, ни в принципах людей, и проблемы, которые они порождают, — в прошлом. Приведу один красноречивый эпизод уже из современной истории. Помните, как Кравчук, бывший секретарь по идеологии ЦК Компартии Украины, запретил Компартию? Оценили ли этот поступок в обществе? Когда же он предложил Руху стать партией власти, хотел на него опереться, тот не оказал ему поддержку. Мотивируя это тем, что Кравчук — выдвиженец партийного аппарата. Разве это не та же логика, которая не позволила украинской интеллигенции поддерживать Скоропадского? Один из руководителей Норильского восстания в ГУЛАГе, Евгений Грицяк, на вопрос, почему он не пошел в президенты, улыбнулся и ответил: «Меня не пропустили бы. Не КГБ, а свои». Кто же тогда авторитет? И на чем строится иерархия ценностей?

Зато в 1999 году Рух поддержал Кучму, который разрешил Коммунистическую партию. А «казус Мороза», который сначала вошел в «Каневскую четверку», а затем вероломно сломал слово и вышел, подорвав этим самым шансы оппозиции на судьбоносных для страны выборах 1999 года? А потом повторил... Не просматривается ли во всем этом «почерк Винниченко»?

Вячеслав Липинский еще в прошлом веке дал ключ к лечению этой нашей черты, он писал: «Патриотизм, на котором строятся государства и нации,             — это вера, это спокойствие души, а не бизнес с надеждой на «хорошие проценты» и не актерство с надеждой на аплодисменты и подарки толпы»(5). Сегодня это выглядит весьма идеалистично. Я могу представить, с каким скепсисом прочитают эти строки (если прочитают) люди, которые, например, измеряют «ценность» друг друга в зависимости от длины яхт. Моральные принципы и этика в этой системе координат, которая у нас выстроилась, выглядят как совершенно чужеродные понятия. Однако этот факт только демонстрирует большой угол отклонения от нормы, к которой нам нужно вернуться.

Еще одна опасная черта — поиск простого решения, ожидание чуда. Вот что пишет Скоропадский о некоторых ведущих украинских патриотах образца 1918 года: «У украинцев есть ужасная черта — нетерпимость и желание достичь всего сразу. Но кто желает получить все сразу — тот в итоге ничего не получит... Когда я говорил украинцам: «Подождите, не спешите, создавайте свою интеллигенцию, своих специалистов во всех отраслях государственного управления», — они сразу же категорически заявляли: «Это невозможно!»(6) Кстати, нехватка профессиональных людей — еще одна из причин поражения Украинского Государства; как только Германия вывела свои войска из Украины — Гетман остался без поддержки.

Игнорирование реальности имеем и в новейшей истории. Вспомним первое студенческое выступление на граните, где часть политических лозунгов была совершенно правильна и оказала большое психологическое влияние на общество.  Но большинство из них осталось неосуществленными. А единственное выполненное требование — отставка премьера Масола — открыло дорогу ставленнику «красного директората», который впоследствии создал олигархический режим. Угрозу этого явления видели лишь единицы.

А интеллигентская публика подпитывала романтическое восприятие. Между тем были выпущены из виду многие рациональные шаги по созданию государства, с 1991-го до 1994 гг., реальное украинское возрождение. А подавление первого сепаратистского мятежа Мешкова в Крыму? Кстати, решительность операции похожа на крымский победный поход Болбочана. Но ее, кажется, как и 100       лет назад, «оценили» только враги. Затем Рубикон 1999 года, который никто не заметил в ожидании «украинского премьера и президента», наиболее «украинского из всех украинских». Следующий этап — помаранчевая революция, которая как будто дала большой толчок и большой шанс, но в то же время энергия из мощной народной «артезианской скважины» ушла в песок...

Богдан Гаврилишин как-то сказал мне, что за 100 лет все, что имела политически Украина для государственности, — это семь месяцев Гетмана Скоропадского и девять месяцев премьера Марчука. Я же добавила, что еще от УНР мы получили наследство: «Круты» увеличились в размерах...

Именно эти черты — нехватка понимания государственных интересов, широты мышления, соотношения себя с уровнем задач — питают то, что я квалифицирую как «преступный романтизм». И до сих пор, как видим, справедливыми остаются слова философа Сергея Крымского, который говорил, что Украине хватает людей с идеями, но не хватает качеств.

Идентичность и модернизация. Это моя формула национальной идеи. Она и стала «сверхзадачей» книг серии «Библиотека газеты «День» — от первой, «Украина Incognita», и до последней «Короны». За 20 лет газета «День» создала целую концепцию гуманитарной политики. Она прекрасно показала свою жизнеспособность на наших «опытных полях». Дело теперь за теми, кто запустит эти смыслы в «серийное производство».

«Государства обретаются только совместным, организованным усилием, а не «популярностью среди народа», из которой можно очень хорошо жить и без собственной державы»(7), — как говорил Липинский. Усилие каждого дня, политические организации, серьезное отношение к идеям, работа с обществом, а не вера в мгновенное изменение или поиск простого пути — это есть тот урок Гетманата, который нам очень необходим, чтобы «связать времена» и разомкнуть наконец круг истории.

У нас жесткая альтернатива: измениться или раствориться. Измениться — это значит стать государствообразующей нацией, воспитать и привести к власти державников. И для этого страну нужно не сшивать, а объединить в высшей синергетической, интеллектуальной точке — это по силам только «национальной сборной». Стоит объединиться вокруг всего лучшего, что есть в наших верхах и низах, и укреплять это, не давая расшатать и соблазнить нас новой классовой враждой или пренебрежением к народу. Поэтому нужно налаживать разговор тех, кого не разрушило богатство, и тех, кого не разрушила бедность, — это и есть настоящий, нациотворческий диалог. Потому что без честного интеллектуального лидерства можно еще долго пробивать головой стены и оказываться «в соседней камере», по высказыванию Ежи Леца.

Нам нужен украинский буржуазный национализм. Да, именно тот, с которым боролись в «Красной империи». Но национализм не пролетарский, а в самом глубоком смысле народный, в частности с высоким аристократизмом, который в нашем народе есть. Просто после лет губительного влияния, вивисекции украинцы перестали их считать своими...

Много лет подряд я задавала слушателям нашей Летней школы журналистики вопрос: кто такой Петр Григоренко? Это было обусловлено тем, что я видела большие пробелы в образовании, ведь мы в советское время знали, кто такой Петр Григоренко, а они, уже в свободные времена, — преимущественно нет. Конечно, спустя некоторое время, особенно учитывая то, что мы популяризировали личность генерала и издали его произведения в серии «Бронебійна публіцистика», общались с его сыном Андреем и принимали его в «Дне», каким-то образом это и другие факторы способствовали тому, что Петр Григоренко уже намного более узнаваем, хотя все равно — это не является фактором массового знания. Но в этом году я задала слушателям 16-й Летней школы журналистики, тем, кто перед этим прошел конкурсный отбор, лучшим из лучших из разных университетов Украины, такой вопрос: знают ли они, кто был премьером в правительстве Павла Скоропадского? И видели ли они когда-либо его портрет? Как вы можете понять, в ответ была тишина. Неловкая тишина, потому что все эти способные люди понимали, что это — ненормально. Ведь репутация Федора Лизогуба была настолько убедительной, что Скоропадский, лично с ним не знакомый, пригласил его на должность главы Совета министров Украинского Государства. Именно благодаря организационным усилиям Федора Лизогуба впервые в Украине были сформированы действенные структуры государственной службы, армии и местной администрации.

Наступило время дать ответ, как история Украинского Государства оказалась на маргинесе. Ведь за 27 лет, которые прошли после развала СССР, журналисты, кинематографисты — почти все молчали о Скоропадском или же опускались до повторения устаревших мифов. Об одной из причин писал Джеймс Мейс в «Дне»: в 1991 году независимость обрела УССР. А для бывшего советского человека, номенклатуры, которая успешно перекочевала во времена независимости, как утверждают ведущие историки Татьяна Осташко и Юрий Терещенко, УНР, ее вожди были последним «пристанищем» и наиболее приемлемым компромиссом. Ни Петлюра, ни Винниченко не считались ими классово чужими. Другое дело — Гетман. И здесь вопрос не только в его отрицательных или позитивных чертах, они их не анализировали, потому что главное было в самом факте — недопустимая альтернатива, построенная из другого материала, по другим лекалам. Ведь период Гетманата — попытка разрыва с Руиной, ошибками прошлого и перехода в совершенно другую систему координат. Возрождение консервативных политических традиций, отсутствие которых, по словам Липинского, означало «смертельную односторонность нации»(8). Скоропадский хотел «исправить» украинское время, начать новый период — государственности.

Кстати, он был не только блестящим военным, но и хорошим прогнозистом.

Павел Скоропадский предупреждал в «Воспоминаниях»: «Большевизм, уничтожив любую культуру, превратил бы нашу замечательную страну в выжженную равнину, где со временем утвердился бы капитализм, но какой! Не тот слабый, мягкотелый, который тлел у нас до сих пор, а всесильный Бог, в ногах которого будет ползать тот же народ». Правдивость этих слов мы чувствуем и сейчас.

А в письме к жене (март 1917-го), которое приводит Георгий Папакин в своей книге, Гетман писал: «Я очень симпатизирую Временному Правительству, но почитай резолюции Съездов Советов, и тебе станет понятно: если Временное Правительство не победит большевиков, а оно их не победит, то страну ожидает катастрофа». То есть когда другие наши политики-социалисты колебались и для некоторых из них был приемлем союз с большевиками, то для Скоропадского — никогда.

Из этого вытекает главный вопрос: наследниками Чего мы являемся? И фигура Скоропадского — лишь катализатор этого крайне необходимого разговора. Ведь до сих пор у нас на серьезном уровне не обсуждается вопрос национального значения: какое наследие мы принимаем и какой страной хотим стать. Надеюсь, что размышления над книгой «Ave...» вдохновят и приблизят нас к пониманию пути.

Часто, особенно оппоненты Гетмана, любят вспоминать такую цитату Скоропадского: «Разница между мной и украинскими кругами та, что последние, любя Украину, ненавидят Россию; у меня этой ненависти нет...»(10)

Почему у Гетмана не было русофобии?.. На мой взгляд, потому что он смотрел на Россию с совершенно другой высоты. Потомок древнего благородного украинского рода, Гетман не имел... комплексов перед российской знатью. Он не «играл от обороны». И, удивительным образом, проницательные недруги в России тоже это понимали. За многими интригами против Гетмана стояли многие люди из Московии. Они, как отмечает историк Георгий Папакин, думали, что в случае успеха — а для него было много оснований, ведь во времена Гетмана Скоропадского Украина выглядела оазисом экономической стабильности, относительного благополучия на фоне взбудораженного моря соседей — вдруг гетман захочет стать... императором.

Вполне логичные опасения.

Думаю, что политика Гетмана относительно исконных украинских территорий — Кубани и Крыма — показывала, что он не собирался отдавать свое. У него в крови была экспансия. Давно забытая соотечественниками — со времен походов Святослава Храброго. Те, кто от этого ужасался, были травмированы давними поражениями. А он — «заряжен» на успех. Его оппонентам сложно было обрести понимание с Гетманом. Потому что их высоте был доступен совсем другой исторический ландшафт. Таково мое видение.

Нам следует отдать дань титанам, которые хотели другого пути для страны. Как писал историк Ключевский, не нужно сожалеть, что хороших людей мало, нужно благодарить Бога, что они есть. Поблагодарим!

История «шьет» костюм для будущего — из материала заказчика. Так что нужно заниматься качеством «материала»...

Аристократизм в Украине до сих пор не почтен. Не только потому, что нет памятников ни Гетману, ни его самоотверженной семье, ни его соратникам, ни представителю династии Габсбургов — Вильгельму Францу фон Габсбургу-Лотарингскому (Василию Вышиваному)... Где нет Рыцаря, приходит Хам, приходит бандит. Где нет аристократа — плебей...

Наша деятельная благодарность и станет «маркером» по-настоящему свободного народа.

Из всех толкований Аve (не только Ave, Cаеsar, не только Ave, Гетман) для меня наиболее близким является то, что этим словом, которое сохранено в молитве, архангел Гавриил обратился к Богородице в день Благовещения. Это была весть надежды, которая и нам нынче очень нужна.

Аve!..

С любовью

Лариса ИВШИНА (ЖАЛОВАГА)

17 августа 2018 года

Киев

* переклад Леоніда Гребінки

1 Лисяк-Рудницький І. Вибрані твори у 2-х томах. — Київ, 1994.

2 Скоропадський П. Спогади. Кінець 1917 — грудень 1918.    — Київ — Філадельфія, 1995.

3 Шюцкор (зі шведської «підрозділ охорони»)             — бойова, напіввійськова організація у Фінляндії, яка 1918 року вела збройну боротьбу проти фінських «червоних».

4 Липинський В. Листи до братів-хліборобів. Про ідею і організацію українського монархізму. — Київ — Філадельфія, 1995.

5 Липинський В. Листи до братів-хліборобів. Про ідею і організацію українського монархізму. — Київ — Філадельфія, 1995.

6 Скоропадський П. Спогади. Кінець 1917 — грудень 1918.    — Київ — Філадельфія, 1995.

7 Липинський В. Листи до братів-хліборобів. Про ідею і організацію українського монархізму. — Київ — Філадельфія, 1995.

8 Скоропадський П. Спогади. Кінець 1917 — грудень 1918.    — Київ — Філадельфія, 1995.

9 Папакін Г. В. Павло Скоропадський: патріот, державотворець, людина: Історико-архівні нариси. — К., 2003.

10 Скоропадський П. Спогади. Кінець 1917 — грудень 1918. — Київ — Філадельфія, 1995.