«Увековечение известных людей» или властное лукавство?

Очередной «ожидаемой неожиданностью» этих дней стало открытие в Киеве 15 февраля памятной доски члену Политбюро ЦК КПСС, Председателю Совета министров, а затем — многолетнему первому секретарю ЦК КПУ Владимиру Щербицкому на доме по улице Десятинной, в котором тот когда-то жил. Как сообщают информагентства, событие приурочено к 95-й годовщине со дня рождения этого коммунистического деятеля. На открытии доски земляк Щербицкого, вице-премьер Александр Вилкул заявил: «Мы должны сказать «спасибо» каждому выдающемуся украинцу. Эпоха была сложной, эпоха была неоднозначной, но вклад Щербицкого как партийного деятеля действительно большой». А председатель КГГА Александр Попов отметил: «У нас история, она — разнообразна. И многие относятся с разными оценками. Но справедливость в том, что действительно — история все на свои места расставляет. И тех людей, которые работали на Украину, мы обязаны просто увековечить... Чем больше известных людей будут увековечены, тем честнее мы будем относиться к нашей истории».

Кажется, представители власти откровенно лукавят. Так как, скажем, в прошлом году в Киеве открыли 14 памятных знаков; из них, по словам начальника управления охраны культурного наследия Якова Дихтяра, 90% — деятелям советской эпохи. Вот, оказывается, кто «работал на Украину». И если такая ситуация по Киеву, то какой же она является на восточной и южной Украине, где в последние годы нередко вообще пытаются просто-таки искоренить память обо всем украинском?

Но не только в этом лукавство власть имущих. Скажем, 14 февраля (1-го по старому стилю) исполнилось 105 лет со дня рождения другого партийного деятеля советской эпохи, предшественника Щербицкого на должности первого секретаря ЦК КПУ Петра Шелеста. Об увековечении этого известного человека, который почти девять лет стоял во главе УССР, в эти дни речь не шла. И вообще не идет речь: информация о памятниках Шелесту (кроме как на Байковом кладбище, где он похоронен) или о мемориальных досках отсутствует. Это вовсе неслучайно: ведь Петр Шелест, который был действительно сложным и неоднозначным историческим персонажем, до конца своих дней оставался украинцем, который стремился заботиться об Украине, а вот Щербицкий вошел в историю как верный ставленник Москвы и вершитель политики ускоренной русификации. Во всех ее измерениях, далеко не только в этнографическом и филологическом.

По сообщениям информагентств, кроме всего прочего, на открытии памятной доски Щербицкому говорили, будто бы за время его правления Украиной объемы промышленного производства выросли в пять раз, а сельского хозяйства — вдвое. Значительно улучшилась, мол, и жизнь рядового украинца. Это опять-таки откровенное лукавство. В действительности именно в 1966—1970 годы, когда первым лицом в УССР был Петр Шелест, стали самыми успешными за весь советский период. Экономисты потом называли восьмую пятилетку (1966—1970) «золотой». Тогда в Украине основные производственные фонды и общий объем промышленного производства выросли в 1,5 раза, а ВВП — на треть. А уже в следующей пятилетке темпы экономического роста начали замедляться. Союзный пятилетний план на 1971—1975 годы предусматривал меньшие темпы роста промышленности УССР — на 38—41%. Реально же они оказались еще ниже. Все более заявляли о себе коррупция, организованная преступность и «теневая» экономика. В Украине все более четко проявлялась присущая колонии структура экономики, характеризовавшаяся перевесом топливных и сырьевых отраслей и промышленности, которое выпускала продукцию низкого уровня обработки и комплектующие. Часть конечного продукта, то есть главных изделий, составляла в промышленности УССР в 1990 году лишь треть. На потребительский рынок работало менее 30% мощностей украинской промышленности. А что касается экологических факторов... УССР составляла 2,6% общей территории СССР, зато на нее приходилась четверть всего техногенного загрязнения.

Другими словами, даже если верить официальной статистике и если брать за начало деятельности Щербицкого середину 1960-х, когда он стал Председателем Совета министров УССР (стал во второй раз, перед этим он был председателем Совмина в 1961—1963 годах), то промышленность Украины за период его правления выросла не в пять раз, а в четыре. Без учета же «шелестовского» периода такой рост окажется меньше, чем втрое. Показатели как будто грандиозные, но преимущественно речь шла о тех секторах промышленности, которые непосредственно или опосредованно работали на военно-промышленный комплекс, то есть де-факто потенциально не наращивали, а УНИЧТОЖАЛИ национальный продукт (что ярко наглядно себя показало во время экономического кризиса 1990-х: значительная часть таких промышленных предприятий оказалась не в состоянии перестроиться для выпуска товаров народного потребления, а огромное количество военной техники и имущества Советской армии, произведенное в Украине, было или брошено на произвол судьбы за границами СССР, или разворовано, или продано на металлолом. Да и в Афганистане перед этим на протяжении десяти лет (потому что реально советское военное присутствие там — особенно в виде «военно-технической помощи» — началась ранее военного вторжения) было выпущено из пушек и автоматов по противнику, уничтожено моджахедами или просто брошено в связи с неисправностью огромные материализованные объемы того «роста промышленности УССР»...

Что же касается сельскохозяйственного производства, то его удвоение — это опять-таки, если считать с 1965 года и не принимать во внимание огромные потери выращенной и как будто собранной продукции (с 20% до 40%). Но должна идти речь и о другой цене такого «роста»: распаханность земель в Украине достигла 80% площади сельскохозяйственных угодий и 55% общей площади государства. В процесс возделывания были вовлечены малопроизводительные угодья, прирусловые луга и пастбища, склонные земли и тому подобное. В то же время эффективность использования земель (в частности, урожайность) в УССР была значительно ниже, чем в Европе. Так, в передовых колхозах в середине 1980-х урожайность картофеля совпадала со средней урожайностью этой сельхозкультуры в Швеции (через которую, кстати, проходить Северный полярный круг...). Другими словами, господствовало отсталое, неэффективное экстенсивное земледелие: на одного жителя УССР приходилось вдвое больше сельскохозяйственных угодий, в том числе почти втрое больше пашни, чем в среднем по Европе. Но рапорты «дорогому Леониду Ильичу» об очередном «украинском миллиарде» хлеба Щербицкий умел должным образом обставить и подать...

Позволю себе процитировать мнения историков — не львовских или киевских, а харьковских, которых вряд ли можно заподозрить в ультранационализме. Сначала о деятельности Петра Шелеста:

«2 сентября 1965 г. на заседании Президиума ЦК КПСС П.Шелест возражал против точки зрения М.Суслова, А.Косыгина и других руководителей партии и правительства. Он протестовал против своевольного решения Министерства внешней торговли СССР, которое без консультаций с правительством УССР «решило продать Швейцарии 450 тыс. т. макухи подсолнуха». Более того, подал докладную записку, в которой предлагал выход Украины из-под опеки Внешторга Советского Союза и других внешнеторговых союзных ведомств. Раздраженные этим шагом, руководители КПСС обвинили П.Шелеста в национализме. М.Суслов с возмущением заявил: Севастополь — город русской славы, а там почему-то много вывесок на украинским языке. Позже П.Шелест неоднократно критиковал централизаторские злоупотребления союзных ведомств, принимал решения, противоречащие хозяйственным планам Москвы». (Петровський ВВ., Радченко Л.О., Семененко В.І. Історія України: Неупереджений погляд: Факти. Міфи. Коментарі. — Харків, ВД ШКОЛА, 2007, С.501).

И еще одна цитата: «Скажем, в 1966 г. ЦК КПУ и Верховная Рада республики предложили Москве одобрить введение украинского ордена «Трудовой славы» и медалей «За трудовые заслуги» и «50-летия СССР». Конечно, они получили отказ». (С.502).

Ничего подобного при Щербицком не было и быть не могло. Для Щербицкого главным было всегда то, о чем он говорил своему окружению в случае формулировки каких-то идей: «А что на это скажут московские бояре?»

А вот кое-что из того, что случилось, по мнению цитируемых уже историков, при его правлении: «В 1970—1980 гг. на донецких шахтах втрое увеличилось количество аварий, в середине 80-х годов на доброй половине шахт преобладал ручной и тяжелый физический труд. Резко ухудшилось на Донбассе состояние социальной сферы: летом 1989 г. свыше 17% шахтерских семей не имело собственного жилья, а в 24% на одного человека приходилось по 4 кв.м. площади». (С.502).

«...Во время так называемой «антиалкогольной кампании», инициированной Е.Лигачевым, в Украине вырубили 60 тыс. гектаров виноградников. В бюджет не поступило 13 млрд. рублей» (С.508).

Иначе говоря, при Щербицком УССР все более становилась куском союзного хозяйственного комплекта, тогда как при его предшественнике было иначе — и не только Шелест, но и часть членов его команды пытались отстаивать украинские интересы перед союзным центром, хотя это и не всегда удавалось.

Я преднамеренно не обращаюсь к различиям в гуманитарной политике во времена Шелеста и Щербицкого — об этом уже немало писалось. Речь идет о том, что называется «экономическим патриотизмом». В советские времена это было чуть ли не единственное возможное выражение патриотических чувств партийных функционеров в так называемых «национальных республиках». Петр Шелест в своей деятельности нередко выходил за пределы этого патриотизма, серьезно относясь к принципам «советского федерализма»; Владимир Щербицкий свел свой патриотизм (если он у него вообще был) к поддержке киевского «Динамо»...

Ну, и, конечно, Чернобыль. 1 мая 1986 года для Щербицкого место в Политбюро ЦК КПСС оказалось важнее не только чем собственная честь и совесть, но и чем здоровье тех сотен тысяч киевских детей, которые в этот день то ли принимали участие в праздничных мероприятиях, то ли просто гуляли по солнечному весеннему городу. А достаточная информация у первого секретаря ЦК КПУ была, но он не пользовался ею в интересах украинцев, рассказав людям правду, а там будь что будет. Этот неосуществленный поступок вскоре стал одним из главных факторов ненависти абсолютного большинства киевлян и к команде Щербицкого, и к компартии (лозунг «Хай живе КПРС на Чорнобильській АЕС!» родился именно в украинской столице). Следовательно, вполне логично поставить вопрос и так: не является ли кощунством относительно Киева и киевлян установление здесь памятной доски Щербицкому?

Собственно, разве лишь о Шелесте и Щербицком из числа деятелей советской эпохи должна идти речь? Случайно ли уже в независимой Украине появились топонимы и памятные знаки в честь Леонида Брежнева, который смолоду ради лучшей партийной карьеры писался «украинцем», а осев в Москве, немедленно стал «русским», даже более того — позволял себе в среде высшей номенклатуры насмехаться над украинской культурой и отрицать существование украинского языка — мол, это лишь диалект русского? И случайно ли отсутствут памятники и топонимы в честь Никиты Хрущева, который, хоть в свое время и был верным сталинцем, сумел отойти от этого и осуществить определенную (хотя и непоследовательную) либерализацию советского строя, даже более того — всегда с уважением относился к Тарасу Шевченко и украинскому языку? Поэтому очень своеобразной является на практике деятельность по увековечению знаковых фигур советского времени, ставшая весьма модной в последние три года; похоже, те из них, кто действительно что-то сумел сделать позитивное для Украины, не вписываются во властную идеологию.