О «фирме» Марко Вовчок

(Окончание. Начало в №73)

По мнению В. Доманицкого, ошибаются все биографы Марко Вовчок, утверждавшие о ее «типичном кацапстве». Как здесь не вспомнить одиозный пассаж Олены Пчилки, приведенный в письме О. Огоновскому и помещенный так неосмотрительно в его «Історії літератури руської»: «...яке-то колись було неславне для української мови й літератури переконання, що нібито якась перша-ліпша кацапка, з роду не чувши української мови, ледве захотіла, у два дні перейняла мову зо всіма найтоншими її власностями і почала писати по- українськи — та ще як! — краще всіх українських повістярів! Далебі, се зневажало українську мову: що ж то за така осібна, характерна мова й письменність, коли всякій чужосторонець возьме й заразом писатиме, та ще й як досконало! Отже, ви перший прилюдно підірвали сю думку, наполовину скинувши з нахабної кацапки украдену нею українську личину, чи той почесний вінець прекрасного українського автора!»

В. Доманицкий верно отмечает, что из всех биографов наиболее к истине приблизился И. Франко, который в посмертном упоминании о Марии Маркович (Марко Вовчок), высказался гипотетически, что «она происходила из украинской или, может, из польско-украинской семьи, о которой не знаем ничего ближе. Правдоподобно и знание украинского языка она вынесла из родного дома».

3. В-третьих. Разбивало «теорию» двойного авторства утверждение В. Доманицкого о том, что Афанасий Маркович «взялся» украинизировать жену после свадьбы. Оказывается, что письма к ней он писал по-русски, разве что для придания им нежного характера употреблял украинскую лексику или отрывок из украинской песни, например:

«Ой повій, повій, вітроньку,
по зеленiй траві
— Ізбери, Боже,
всі любощі мої.»

Часто в русском тексте употребляются украинские выражения, например: «голуб сизий, голуб сизий, голубка сизіша», «дружина милая» и подобное.

Украинизировалась Марко Вовчок сама: и в Чернигове, в кружке украинцев (1851 — 1852 гг.), и в Киеве, где служил Афанасий Васильевич в 1853—1854 годах (делала много этнографических записей, в частности выражений и украинских песен, — на базарах, от бабушек на Приорке, Шулявке, от людей с Борщаговки и Броваров, кумовала у простых людей). И наконец украинизировалась «дорешти» (В. Доманицкий) в Немирове, прежде всего благодаря И. П. Дорошенко, учителю гимназии и сознательному украинцу.

«Украинизации» писательницы содействовала и домашняя атмосфера: в семье Марковичей царил исключительно украинский язык, сын Богдан не владел русским языком («по-московски»). В письме Афанасию Васильевичу из Орла (1857 г.) Мария Александровна писала, что Богдась всех удивляет украинским языком. Тетя по его просьбе должна была играть «козака».

Свидетельством хорошего знания украинского языка и украинской истории является приводимый В. Доманицким факт, что Маркo Вовчок в Орле писала для сына рассказ из украинской истории.

Конечно, ученый не отрицает благотворного влияния мужа на превращение писательницы в сознательную украинку.

4. В-четвертых. По В. Доманицкому, Мария Александровна сохранила свое знание украинского языка и позже, отойдя от украинской литературной жизни.

Статья В. Доманицкого в «ЛНВ» (1907 г.), казалось, должна была расставить все точки над «і». Дискуссия по поводу авторства «Народных рассказов» должна была исчерпаться. Но амбициозность и верность стереотипам чрезвычайно живучи, они же — причина эстетической глухоты и догматизма литературно- эстетических суждений.

В журнале под редакцией Олены Пчилки «Рідний край» (1909. — № 1. — Полтава) появляются мемуары Ганны Барвинок «Спомини про Марка Вовчка», датированные 30 августа 1907 г., то есть написанные сразу после смерти Марко Вовчок. В своих воспоминаниях жена П. Кулиша обливала грязью двух людей — Тараса Шевченко и Марко Вовчок. Она снова вытянула на свет заезженные утверждения о незнании Марко Вовчок украинского языка, о чрезвычайных заслугах П. Кулиша в «открытии» писательницы и редактировании ее произведений, об аморальном поведении Марии Александровны.

На писания Ганны Барвинок сразу отреагировал Василий Доманицкий статьей «В обороні мертвих від живих» (З приводу «Споминів про Марка Вовчка» Ганни Барвінок. — Рада. — 1909. — № 85). Он блестяще парирует сомнения и необоснованные описания соперницы Марко Вовчок, которые были вариациями утверждений П. Кулиша, прежде всего его письма к О. Огоновскому от 1889 г. (см. выше). По В. Доманицкому, писал его больной душой, старый корифей украинской литературы, автор «пьяной музы Шевченко» («Хуторна поезія», 1882 г. — Е. С. ) и «Истории воссоединения Руси», который отрекся от своего прошлого, своего «святая святых».

Особенно «достается» Ганне Барвинок за выпячивание роли своего мужа П. Кулиша в редактировании «Народных рассказов» Марко Вовчок: «Куліш черк-черк рассказы Марко Вовчок».

В. Доманицкий резонно спрашивает и отвечает: «Если это писал А. Маркович (и об этом говорилось в «Споминах». — Е. С. ), то он знал язык и не могло быть черк- черк . К счастью, сохранились оригиналы рассказов из этого первого тома, писаные рукой Марковича и почерканые — таки изрядно — Кулишом. Все до единого те «черк-черк» Кулиша я выписал и опубликовал в «Записках Научного Общества» во Львове (года 1908, т. 84, в статье «Авторство Маркa Вовчкa»). В. Доманицкий сделал вывод: «Процент улучшений со стороны Кулиша в отношении самого языка совсем небольшой, а иногда можно даже сказать, что улучшения эти не совсем счастливы и скорее выглядят как ухудшение».

Сама Марко Вовчок вспоминала, что Кулишовых «поправок совсем нет». Итак, Кулиш добросовестно выполнял свои обязанности как редактор, хотя он и заявлял, что «я сделал для нового писателя так много, как никто никогда ни для кого нового и никому неизвестного» (так он писал в письме Д. Каменецкому 7.VII.1858 г.).

Статья В. Доманицкого в «Раде» («В обороні мертвих». — 1909. — № 85) появилась после вышеупомянутых его статей об обосновании авторства Марко Вовчок, датированных 1908 годом. Поэтому справедливо его замечание Олене Пчилке как редактору «Рідного Краю». По его мнению, она должна после появления новых материалов (то есть статей В. Доманицкого. — Е. С. ), утверждающих бесспорное авторство Марко Вовчок, «искупить бы свой грех, высказанный в письме О. Огоновскому». Но нет. Вместо того она публикует «Спомини» Ганны Барвинок, это «нечто нудное, такое, что и в куче не держится».

Бесспорно, Олена Пчилка знала об исследовании Доманицкого (не могла не знать!), но не хотела признавать его теории. Для нее, как и для других, «Марко Вовчок» было общим именем Марии Александровны и Афанасия Васильевича.

К этим другим можно причислить и Сергея Ефремова. В своей работе «Історія українського письменництва» (1911, 1918г.г.) он вроде бы соглашается с выводами В. Доманицкого, называет его «защиту авторства Марии Марковички» рыцарским поступком. «Опытами Доманицкого, — пишет он, — авторство Марии Марковички доказано почти наверняка, по крайней мере, поставлено на такую почву, что пренебрегать полностью покойницей уже никоим образом теперь нельзя». Слово «почти» все-таки не является полным признанием! К тому же через несколько страниц он снова говорит о «загадочном псевдониме», который воскресили произведения Марко Вовчок, которые начали появляться в печати с 1902 г. («Чортова пригода», «Дяк», «Пройдисвіт»). Правда, здесь уже он не повторяет тезис 1907 года о том, что эти произведения, в частности «Чортова пригода», могли быть написаны раньше: во времена сотрудничества обоих Марковичей».

Но акцентирует внимание на том, что к «старым достижениям Марко Вовчок не прибавляют ничего нового, не изменят литературного лица нашего автора». Итак, в лице В. Доманицкого имеем искреннего поклонника творчества Марко Вовчок, человека, отстоявшего ее литературную честь и достоинство, освободившего от «паутины», которой увешал ее Кулиш. Так он писал в статье по поводу годовщины смерти писательницы «Памяти Марко Вовчок. Марии Александровны Маркович».

Благодарность не промедлила напомнить о себе. М. Д. Лобач-Жученко, второй муж Марко Вовчок, обратился к В. Доманицкому с просьбой посоветовать, как распорядиться наследством Марко Вовчок. Он также предложил принять в подарок украинским организациям дом писательницы в Нальчике («для проживания кого-то из писательской братии»), просил ухаживать за могилой Марко Вовчок. В статье «Цінний національний дар» (Рада. — 1908. — № 195). В. Доманицкий так прокомментировал обращение М. Д. Лобач-Жученко: «Впоследствии, когда-то, когда лучшие для украинства наступят времена, вероятно, украинцы перевезут прах Марко Вовчок на Украину и, возможно, положат «дочь» рядом с «отцом», как и вообще, по-видимому, образуют Пантеон украинский на горе у Канева, но пока что об этом нечего и думать... Пока что должны быть благодарны В.[уважаемому] Михаилу Лобач-Жученко за его ценный национальный дар (выделение мое. — Е. С. ) и можем только пожелать, чтобы и другие наследники великих деятелей украинских проявили хоть часть такой любви и пиетета к дорогим и для них, и для всей Украины ушедшим». И когда, действительно, наступят для Украины такие времена? Когда должным образом будет уважаться украинское слово, память деятелей далекого и ближнего прошлого? А нужно!