Украинская националистка из Донбасcа

Воины Украинской Повстанческой Армии не только воевали. Они создавали песни, легенды. Одним словом — свою культурную атмосферу. И в этой атмосфере росли тысячи людей. Даже после того, как УПА прекратила свое существование, эта атмосфера не сразу исчезла. Она дала свои плоды. И одним из таких плодов стало появление донбасской писательницы Галины Гордасевич.

Эта женщина прожила непростую жизнь. Родилась в 1935 г. в семье православного священника в местечке Кременец. Здесь была украинская гимназия, в которой незадолго перед тем учился Улас Самчук и Оксана Лятуринская. Здесь же Сергей Даушков, интересный, но, к сожалению, недооцененный украинский писатель, пробовал организовать украинское издательство.

Правда, отцу Галине Гордасевич, который был священником, не дали возможность работать ни в Кременце, ни в его окрестностях. Он не интересовался политикой. Но осознавал свою украинскую идентичность. И этого было достаточно, чтобы его преследовала межвоенная польская власть. Его послали работать на далекое Полесье — сначала в село Язвинки под Лунинцем (ныне это территория Беларуси). Галина Гордасевич в своих воспоминаниях «Мій батько — православний священик» описала такой эпизод: «...раптом викликає його до себе в Лунінець пан староста і починає розпитувати, якою мовою «пан ксьондз» спілкується зі своїми прихожанами — чи часом не українською? «Це не чиста українська, — відповідає мій батько, — але її не назвеш і білоруською. Там є трохи тієї, а трохи тієї, та й польські слова зустрічаються». — «Ні, пан ксьондз має розмовляти з усіма тільки польською мовою. У себе в сім’ї також». А коли батько відмовився, то почув погірдливе: «Я з більшовиками воював не для українців чи білорусів, а щоб була Польська для поляків!». После этого отца Леонида перевели под Пинск. Ему предложили написать меморандум об отношении к польской власти. Он уже готовился к заключению в концлагере «Береза Картузка». Однако начало Второй мировой войны, в результате которой исчезло Польское государство, спасло его от этого страшного заключения.

Когда пришли «советские освободители», которые вели себя не лучше, а то и хуже польских оккупантов. Отца Леонида не раз вызывали и требовали, чтобы отрекся от своей веры в Бога. Он упрямо отказывался. Эти отказы, нежелание сотрудничать с советской властью рано или поздно должны были привести к тюрьме. Отца Леонида спасла немецко-советская война, которая началась в 1941 г. Пришли очередные, на этот раз — немецкие оккупанты, которых мало интересовал вопрос религиозности украинцев.

Во времена немецкой оккупации семья Галины Гордасевич жила на Полесье, на севере современной Ровенской области — в Дибровице (официально ныне этот город называется Дубровица), селах Городок и Кричильск. Репрессии немцев, создание украинской партизанки (УПА) — все это осталось в памяти писательницы и ее родителей.

Вот один военный эпизод, о котором рассказал отец Леонид: «...начал я службу, как подходит староста и говорит: «Батюшка, из Антоновки в село едут немцы». Ну, что мне было делать? Я не знал, что у немцев на уме, ведь уже были случаи, когда немцы сжигали церкви, со всеми людьми в них. Вышел я к людям и сказал: «Люди добрые, мне сказали, что к селу приближаются немцы. Но я уже начал службу Божью и ни под каким поводом не могу ее оставить незаконченной. А вы поступайте, как знаете. Однако я призываю вас положиться на милость Божью. Между вами моя жена и мои дети, что уже нам суждено, то пусть и будет». И все люди остались в церкви, а я правил службу и думал о том, какую ответственность за них взял я на свою душу. Закончил службу, выхожу, а там немцы раскапывают могилу, которую прошлой ночью начали насыпать повстанцы. Офицер остановил меня и начал разузнавать, что там закопано, — кто-то им донес, что там спрятано оружие, — потом сказал: «Ну, хорошо, можете идти». Я иду с женой и детьми и буквально чувствую, как у меня волосы на голове седеют. Думаю: сейчас одна очередь из автомата — и всех нас нет». Правда, эта история окончилась счастливо. Немцы откопали могилу, нашли там захоронение — и никакого оружия. Поэтому жителей села не тронули.

Жизнь украинской священнической семьи во времена немецкой оккупации изображена Галиной Гордасевич в повести «Ноїв ковчег», которая впервые была опубликована в 1998 г. Вероятно, это самое сильное произведение писательницы. К тому же произведение, в котором немало автобиографических моментов. На Рождество в 1944 г. в доме волынского священника Илария, в силу обстоятельств, собираются разные люди — это православный священник со своей семьей, который бежал от немецкой расправы, представители обедневшей польской и русской аристократии, простые украинцы, побитые злой судьбой, и даже маленький цыганенок, который случайно спасся от немецкого расстрела. Финальная сцена — это вертепное действо. «Більшість були зодягнені, — читаем в повести, — просто в кожухи чи свитки, але були серед них і ряжені. І в тому, як вони були одягнені, змішалася вся тисячолітня історія Руси-України... Вони розігрували невибагливу виставу — колись обрядове дійство, сповнене символічного значення та магічної сили, а тепер наївну фольклорну виставу, де було намішано всього потрохи». Так же и стихотворение, которое прочитал парень в форме воина УПА, было смесью, «в которой строки Шевченко, Франка, еще каких-то поэтов переплелись с явно слабыми строчками каких-то любителей», и заканчивалось это стихотворение строками «Верни нам, Боже, Україну!» Это был словно проблеск неопределенной надежды.

Если вы хотите узнать о жизни Волыни во времена немецкой оккупации, читайте «Ноїв ковчег». Это произведение соединило почти документальную точность описываемых событий с высокой художественностью. В то же время оно «внепартийное» и глубоко гуманистическое. Если не найдете его в бумажном варианте (оно несколько раз переиздавалось), то можете легко отыскать в сети Интернет.

Галине Гордасевич принадлежит еще одно замечательное произведение, которое имеет отношение к событиям Второй мировой. Называется оно «Їх звали просто — «хлопці». В нем органично сочетаются мемуаристка и публицистика. Там представлен незаангажированный взгляд на УПА как на явление, порожденное реалиями немецкой и советской оккупации. Приведу некоторые отрывки из этого произведения. Начинается оно такими словами:

«У Городець ми приїхали під час війни, точніше, під час окупації, коли німці вже на фронті почали зазнавати невдач та й в тилу в них виникло багато партизанських загонів. Партизани ділилися на українських, польських і совєтських (згідно з правилами української мови, слід би говорити «радянських», але ж ніхто їх так не називав). А ще були якісь окремі особи, які воювали з німцями самі по собі. Наприклад, пам’ятаю, як ще в Дібровиці розповідали про легендарні вчинки якогось Бугая. А ще були просто грабіжники, яким було однаково — поляк ти чи українець, аби було чим поживитись. Усякі були.

«Ми — українські партизани,
Не знаєм, що таке є страх,
Живемо в полі — обрій знаний,
Живемо в полі та ярах.»

Ще одну строфу з тієї пісні я пам’ятаю, а от звідки я її знаю? Мабуть, співали хлопці, а я почула і запам’ятала. Тільки це неправда, вони жили не в полі. Спочатку вони жили просто в хатах, хоч під хатами вже копались бункери. Майже під кожною хатою, бо ж усі хлопці з Городця були в українських партизанах. Тому, власне кажучи, ніхто й не говорив «українські партизани», говорили простіше — «хлопці». Хлопці приходили, хлопці переказували, хлопці витримали бій».

Галина Гордасевич отмечала не только храбрость «хлопцев», но и их природную сельскую культурность. Например, она рассказывает об уповце Карпе Лозе. На Рождество в 1945 г. он пришел по делам в село Кричильск, где тогда жила семья Гордасевичей. Управившись с делами, специально зашел в их дом, поздравил с Рождеством отца и мать Галины. При этом сказал матери: «Простите, матушка, но не мог я уйти из вашего дома, не поздравив вас с праздниками». Казалось, мелочь, но какая красноречивая.

Когда в село пришли «советские освободители», «хлопцам» специально советская власть противопоставила «ястребков» или «стребков», членов так называемых «истребительных отрядов». Вот какую характеристику дает Галина Гордасевич этим людям:

«В «яструбках» були різні люди, бо, зрештою, туди насильно мобілізували тих, кого за віком чи за станом здоров’я не можна було забрати на фронт. Але ядро цих загонів складали люди, які в селі не користувались повагою через свою ледачу вдачу, схильність до чарки та інші гріхи. Про кривого Сергія, який став першим головою сільради, говорили, що він при Польщі сидів у тюрмі за злодійство, а тепер видає себе за політичного борця. Воно, мабуть, так і було, бо навіть я, дитина, слухаючи його розмови з моїми батьками, бачила, яка це немудра людина. Визначально: він відразу почав говорити тільки російською мовою, а що знав її погано, то не раз виходило дуже смішно. Так, він почув, що батько не завжди вимагає від прихожан довідку з загсу, як це мав би робити, і заїхав провести «виховавчу бесіду». Ні, правда вимагає визнати, що він не гримав і не погрожував, він лише докірливо сказав: «Батюшка, не нарушайте наших беспорядков».

К сожалению, такие люди в советское время составляли немалый процент управленцев на Волыни. И не только на Волыни. А их потомки и дальше продолжают руководить. Мы же лишь удивляемся и патетически восклицаем «И что же мы за народ такой!»

Галина Гордасевич с иронией описывает «боевые подвиги» «ястребков». Эти же «ястребки» вели себя как дикари. Вот один эпизод из воспоминаний писательницы. Энкаведисты разгромили уповский отряд Барсука, который действовал в околицах села Кричильск. Уповцев застали сонными в лесу и без боя просто перестреляли. Родные «поехали в лес, забрали убитых (их почему-то там и оставили), привезли в село и похоронили на кладбище. А где-то на следующий день приехали «ястребки», долго топтались по могилам и стреляли в них. Для чего это они делали? Хотели отомстить на мертвых за тот страх, в котором все время жили? Я это видела своими глазами, потому что кладбище было напротив нашего дома, где-то так в трехстах метрах». Думаю, это свидетельство комментировать не стоит.

Пишет Галина Гордасевич и о псевдоуповцах, которые убивали простых украинских крестьян. Говоря о зверских убийствах, которые приписывались УПА, писательница замечает: она не верит, что это делали уповцы. Они, по ее мнению, «могли убить председателя сельсовета, разоблаченного сексота или хотя бы того, кого заподозрили в сексотстве, и для чего было партизанам, которые прятались в лесу, но кормились из близлежащих сел, а следовательно, были зависимы от их жителей, для чего им было проявлять... бессмысленную жестокость и настраивать людей против себя? Это нужно было энкаведистам...» Для этого создавались специальные отряды. «Именно они и грабили, и жгли, и убивали, и этим убивали сразу двух зайцев. Опять же, с одной стороны, ночью убивали тех, кого заподозрили в связях с бандеровцами, а с другой — днем арестовывали и вывозили других, обвиняя их в таких связях и в тех же ночью совершенных преступлениях».

Будущая писательница сама имела горький опыт общения с такими псевдоуповцами. Она рассказывала:

«Я помню, как к нам в дом зашел молодой парень с оружием, на украинском языке поздоровался и сказал:

— Батюшка, нам нужен конь, мы знаем, что у вас есть.

— Да, конь у меня есть, — ответил отец, — но кто вы такие, чтобы я должен был вам коня отдать?

— Мы? — переспросил парень и запнулся. — Мы украинские партизаны.

Я не помню лицо этого человека и во что он был одет, но я хорошо помню, как он растерялся, услышав вопрос отца, как долго он молчал после этого «Мы?» и с каким усилием сказал это: «Мы — украинские партизаны». Но что мог здесь сделать мой отец? Сказать: «Не дам»? А может, на это они и рассчитывали, чтобы был повод его расстрелять? Коня они забрали, а когда через несколько месяцев моего отца арестовали, то среди других обвинений было и такое: поставлял бандеровцам коней».

Советское «освобождение» принесло Галине Гордасевич немало страданий. В 1946 г. арестовали ее отца. Лишь чудом удалось ему выжить в лагерях. Семья бедствовала, едва сводя концы с концами. Часто Галина оставалась без куска хлеба. А в 1952 г. ее, еще несовершеннолетнюю, арестовали и осудили «...за сочинение националистических стихотворений и антисоветскую агитацию среди студентов». В действительности, обвинение было абсолютно надумано. Но нельзя было держать на свободе дочь священника, к тому же еще «врага народа».

Правда, Галине Гордасевич повезло. Вскоре умер «отец» Сталин. И будущая писательница попала под амнистию. В конце 1954 г. вышла на свободу. Свои мытарства, связанные с арестом и пребыванием в заключении, она описала в автобиографической повести «Соло для дівочого голосу». Это поразительное произведение, которое сильно и в то же время спокойно передает ужас сталинского времени. Не буду обращаться к сюжетам повести, приведу лишь один отрывок:

«Люди добрі! Давайте будемо жити, як живеться, можемо сваритись і миритись, але нізащо в світі не допустімо, щоб знову повторилася та ситуація, коли весь народ ділиться на чотири частини: ті, які вже сидять за колючим дротом; ті, які саджають за колючий дріт; ті, які ще наразі не сидять за колючим дротом; і, нарешті, ті, які шпигують за тими, хто ще наразі не сидить за колючим дротом. Це був страшний час, і страшно, що він втягнув у свій вир десятки мільйонів людей, і страшно, що він тягнувся не рік і не два, він посіяв у душах стільки зла, що я і не знаю, коли ми його подолаємо. Одні ставали жорстокими, другі ставали підлими, треті ставали переляканими. А зло породжує зло. Жертви жорстокості починають плекати надію на відплату, це здається їм справедливістю, і вони самі не помічають, як бажання справедливості переростає у жорстокість».

К сожалению, эти слова в Украине не утратили свою актуальность...

После заключения Галина Гордасевич по «оргнабору» поехала на Донбасс. Сначала работала разнорабочей на строительстве, потом — в Макеевке на труболитейном заводе, руководителем драмкружка в шахтерском поселке Ханжонково, печатником в Донецкой областной типографии. Здесь же, на Донбассе, получила образование — заочно училась в школе рабочей молодежи, Донецком индустриальном институте, на театральном отделении культурно-просветительского училища. Здесь также стала на писательский путь — закончила Московский литературный институт, работала редактором в Донецком областном управлении по прессе, сценаристом в Донбытрекламе. В 1984 г. стала членом Союза писателей Украины и перешла на творческую работу.

Правда, жизнь украиноязычного писателя на Донбассе не была сладкой. Об этом писал Василий Стус: «Я знаю несчастных украинских прозаиков, которые живут в Донецке и вынуждены сами «собирать» себе тираж, идя из одного книжного магазина в другой, потому что их произведения, видите, не прибыльные».

Во времена перестройки Галина Гордасевич стала известна как общественная активистка. Она относилась к инициаторам создания на Донбассе Общества украинского языка, Народного руха. В 1990 г. переехала во Львов. Ей было отведено еще каких-то десять лет жизни. Именно тогда она написала свои лучшие произведения. Это упомянутые повести «Ноїв ковчег», «Соло для дівочого голосу», воспоминания «Із сімейного альбому». Особенно хочется отметить ее документальное исследование «Степан Бандера: людина і міф». На мой взгляд, это лучшая популярная биография руководителя ОУН — к тому же написанная без какой-либо партийной заангажированности.

Умерла Галина Гордасевич в 2001 г. Отпевали ее в церкви Честного Креста в Кременце, где в свое время крестили. Здесь же, в Кременце, она была похоронена.

Как видим, писательница большую часть своей жизни прожила на Донбассе. Однако этот край так и не сделал из нее «советского человека», не вытравил украинскую душу. Воспоминания о своем детстве, юности, том времени, когда на Волыни воевала УПА, Галина Гордасевич пронесла до конца своих дней. И оставалась, несмотря на сложные жизненные обстоятельства, украинской патриоткой.