Александр Дейч, человек на все времена

Трудно представить, что одному и тому же человеку посвящали стихи Игорь Северянин и Максим Рыльский, Арсений Тарковский и Лесь Танюк. Но такой человек жил среди нас, это Александр Дейч (1893 — 1972). Современник назвал Дейча «внуком Вольтера, сыном Гейне, родичем Навои». И к этому можно добавить сотни имен других героев его литературоведческих трудов, театральных воспоминаний, переводов, популярных книг о великих людях искусства разных народов и стран. Киевское издательство «Феникс» выпустило книгу мемуаров о Дейче под названием «Между сердцем и временем». Это совпало с выходом очередного тома «Енциклопедії сучасної України», где помещены биографические справки о самом Дейче и его верной спутнице Евгении Кузьминичне Дейч (она же — составитель сборника воспоминаний).

Сегодня выглядит фантастикой сам перечень персон, с которыми общался Дейч во время своей насыщенной и плодотворной жизни литератора, рецензента, критика, переводчика, просветителя. О его ранних переводах одобрительно отзывался Николай Гумилев, еще подростком он встречался в Будапеште с Зигмундом Фрейдом. Дейч был первым из советских деятелей искусства, с кем общался Марк Шагал. В его записной книжке отмечены встречи с Альбертом Эйнштейном, Роменом Ролланом, Бертольтом Брехтом, Бернардом Шоу, Максом Рейнхардтом, Лионом Фейхтвангером, Кнутом Гамсуном.

Отец Дейча, киевский врач-физиотерапевт, лечил Н. Лысенко, М. Коцюбинского, Л. Украинку, М. Садовского, М. Заньковецкую. У Дейча-младшего, по образованию филолога (он окончил Киевский университет имени Св. Владимира еще в 1917 г.), был другой дар: с помощью мощного аналитического ума и поразительной эрудиции он «ставил диагнозы» в литературе и искусстве (шире — в культуре Украины и многих других стран), которые не потеряли актуальности и научной ценности по сей день. Не случайно Дейча приметил и оценил Лесь Курбас, а вместе с ним и другой опальный режиссер и актер интернационального советского театра Соломон Михоэлс. Оценки современного театра, сделанные Дейчем, нравились В. Мейерхольду. Немногие знают, что помощью Дейча в переделке нескольких пьес воспользовался нарком просвещения А. Луначарский. А в 1933 году, когда началась работа над серией «Жизнь замечательных людей», из десяти представленных разными авторами биографий М. Горький, как редактор серии, принял только одну — книгу Дейча о Г. Гейне. И написал в рецензии: «Начало серии ЖЗЛ дано хорошее!». Высоко ценили Дейча Алексей Толстой и Анна Ахматова, особенно добрые отношения сложились у них в эвакуации, в Ташкенте, где Дейч был представителем Советского информбюро по Средней Азии.

Александр Иосифович воспитан был киевской литературной и театральной средой начала ХХ века, где уживалась украинская и еврейская, польская и русская культуры, художественный авангард и местные национальные традиции. Девятнадцати лет он уже заведовал отделом поэзии киевского журнала «Музы», где писал обо всех художественных явлениях, которые мог распознать и оценить его пытливый ум. Первая книга Дейча, вышедшая в 1927 году, называлась «Маски еврейского театра». К сожалению, о театре в последующие годы Дейч писал мало, ибо не мог его видеть — прогрессировала слепота. Говорили, будто бы у него пробудилось «зрение сердца», шестое чувство, которое заменяло очки с толстыми стеклами. К тому же большинство практических дел он возлагал на жену (к счастью, продолжающую эту миссию и поныне). В таких сложных обстоятельствах Дейчи работали вместе, много путешествовали, занимались переводами.

В центре литературных интересов Дейча всегда были украинские авторы. Еще в 1954 году вышел его критико-биографический очерк о Лесе Украинке. А вскоре и написанная совместно с академиком А. Белецким книга о Тарасе Шевченко, где были пересмотрены все устаревшие представления о Кобзаре как исключительно «певце крестьянской революции» и самородке, не знающем иных культурных ценностей, кроме украинского фольклора. Любовь Дейча к Шевченко проснулась рано, еще в восьмом классе гимназии, когда к нему в руки попал полный текст «Кобзаря», находящегося под запретом. Тогда юный гимназист от руки переписал строфы, которые нигде не печатали, и скопировал их в книгу записей на могиле Шевченко в Каневе.

Дейч был организатором и деятельным участником издания пятитомного собрания сочинений Тараса Шевченко и четырехтомника Панаса Мирного на русском языке. Содействовал изданию «Кобзаря» на немецком и французском. Один из мемуаристов — Лев Озеров — еще в год 100-летия А. Дейча сказал, что «любя Украину и зная ее, он сочетал литературу своей страны не только с Россией, но и с мировым литературным процессом». И сделал это в тяжелую годину, когда на подобные акции часто наклеивали ярлыки «великодержавного шовинизма» или «буржуазного национализма». Помогали справиться с этой бедой Белецкий и Рыльский, Бажан и Тычина, с которыми его связывала настоящая творческая и человеческая дружба. К тому же смысл и поэтику их произведений Дейч мастерски доносил до русскоязычного читателя. Как и произведений поэтов республик бывшего СССР, например, Белоруссии или Узбекистана, которые были востребованы на литературной ниве. К нему тянулись молодые тогда Иван Драч, Лесь Танюк, Павло Мовчан. Прожив большую часть в жизни в Москве, «Дейчик», как его любовно называли близкие, оставался киевлянином, особенно когда принимал в своем доме земляков. Об этих дружелюбных приемах вспоминают почти все авторы мемуаров, выдержанных в ностальгических тонах. И это понятно — Александр Иосифович Дейч был представителем той части украинской интеллигенции, которая чудом выжила в мясорубках советской идеологии.

Один из шестидесяти четырех авторов книги воспоминаний, Вильгельм Левик, замечательно подметил, что в присутствии Дейча неловко было показаться некультурным, необразованным. Такие люди, даже если сами ничего не творят, являются как бы ферментами, катализаторами культуры. Но Дейч, кроме того, был незаурядным автором. В его литературном наследии больше 30-ти книг и около тысячи статей. Да, это был человек-легенда. На его похоронах Иван Козловский пел скорбную мелодию, но позже так написал о своем друге: «Жизнь утверждает нетленность его сияющего образа». С этим трудно не согласиться.