Андрей СОДОМОРА: Что только мог — сделал, более способные пусть сделают лучше

Во львовском издательстве «Літопис» вышел полный новый перевод на украинском языке произведений Вергилия «Буколіки. Георгіки. Малі поеми» авторства Андрея Содоморы.

Издание рассчитано на широкий круг читателей. Это — пятнадцатая переводная книга хорошо известного в Украине и далеко за ее пределами писателя и переводчика с древнегреческого и латинского языков Андрея Содоморы — лауреата премии им. Максима Рыльского, литературной награды Антоновичей, областной премии им. Михаила Возняка, литературной премии им. Григория Кочура; человека энциклопедических знаний и безоговорочного авторитета.

Книга состоит из нескольких разделов. Первый — обстоятельное предисловие Андрея Содоморы «Коли співав ще камінь», где рассказывается о личности Вергилия — самом выдающемся поэте Давнего Рима, авторе эпоса «Энеида», и перебрасывается мостик от античности до нашего времени. А, заканчивая свое предисловие, Андрей Александрович, в то же время, открывает «дверцы» к уже его, Содоморы, Вергилию известным выражением (так римские консулы заканчивали свою отчетную речь) «Что только мог — сделал, более способные пусть сделают лучше».

Второй, третий и четвертый разделы книги — перевод «Буколик», «Георгик» и малых поэм «антика». Большая часть издания — блок комментариев, причем не чисто академических, а культурологических, поэтических и психологических. Широко представлены в новой книге афоризмы Вергилия, самые отточенные выражения поэта, которые, считает А. Содомора, «работают в европейском духовном пространстве». Андрей Александрович отмечает: «Даже одна строка из произведений Вергилия имеет такую биографию в европейской литературе, что, наверное, можно было бы написать о ее судьбе отдельную книгу — стольким людям он потряс сердце, дал импульс для творчества!» В блоке афоризмов представлена и «Энеида»; высказывания и из этой поэмы — в переводе Андрея Содоморы, поэтому читатель будет иметь возможность сопоставить их с переводом Михаила Билыка. Отдельный блок — более давние интерпретации помещенных в этой книге произведений Вергилия: Афанасия Лобисевича, Ивана Франко, Осипа Шухевича, Николая Зерова, Мирона Борецкого, Андрея Цисыка и др. Проиллюстрировал издание «Буколіки. Георгіки. Малі поеми», как, наконец, и многие другие книги Андрея Содоморы, известный в Украине фотограф и дизайнер Андрей Кись.

Стоит отметить, что в этом году исполняется пятьдесят лет со времени выхода в свет первого перевода Андрея Содоморы — «Оды» Горация. А перевел он за эти полвека с древнегреческого языка произведения комедиографов Менандра и Аристофана, отца трагедии Эсхила, его «коллег» —драматургов Софокла и Еврипида, с латинского — произведения Лукреция, Горация, Тибулла, Проперция, Овидия, Сенеки, Боэция и других, например, и латиноязычных авторов новых времен.

Андрей Александрович как писатель работает в жанрах новеллы, эссе, литературного портрета и является автором девяти оригинальных произведений — прозаических («Жива античність», «Наодинці зі словом», «Під чужою тінню», «Сивий вітер», «Лініями долі», «Студії одного вірша», «Сльози речей») и поэтических («Наодинці зі Львовом», «Пригорща хвилин»).

О «мужике из Мантуи» — Вергилии, «поэте будущего», золоте души, поэзии природы, особенностях профессии переводчика, высоком уважении к слову, духовном пространстве — в эксклюзивном интервью Андрея Содоморы «Дню».

— Откуда у вас, Андрей Александрович, интерес именно к античной литературе?

— Как всегда, всем руководит случай. Со школьной скамьи я чувствовал тягу к писательству (любил также музыку и рисунок). И думал так: материал для сочинения буду черпать, может быть, из истории. Поступал на исторический факультет Львовского университета, но не удалось (как-то не удерживаются в памяти ни даты, ни последовательность событий). Перевели на классическую филологию — там был недобор. Вот она — линия судьбы. На кафедре я окунулся в интересную атмосферу и повстречал людей, которые создавали эту атмосферу; пишу об этом в своей книге, которую так и назвал: «Лініями долі». Греческий и латинский языки нам преподавали Михаил Билык, известный своей феноменальной памятью Юрий Мушак, грецист с мировым именем Соломон Лурье. Все они побуждали нас, студентов, к труду, особенно же привлекали к переводу, ведь украинская переводная литература, по известным причинам, была в то время очень бедной. Кстати, в этом году минует 50 лет с тех пор, как я опубликовал свой первый небольшой перевод — «Оду» Горация в университетском сборнике «Питання классичної філології». А уже в следующем, 1962 году, отдельной книжечкой вышел мой перевод только что найденной тогда в песках Египта комедии Менандра «Відлюдник» — я выполнил его под руководством профессора Соломона Лурье. Опубликованию этого перевода посодействовали тогдашний ректор университета, который прекрасно понимал значение гуманитарии — Евгений Константинович Лазаренко, а также ученый, известный переводчик из классических языков — Осип Кобив. Потом в публикациях переводов наступил почти 20-летний перерыв (семидесятые годы!); правда, несмотря на все запреты, поддерживали тогда «антиков» львовский журнал «Жовтень» (теперь «Дзвін») и киевский «Всесвіт». И только в 1982 году издательство «Дніпро» опубликовало полное собрание произведений Горация в моей интерпретации, долгое время вело античную линию изданий. Дальше эту линию подхватило издательство «Основи».

— Возможно, у вас были какие-то интересные поездки, связанные с переводческой деятельностью?

— Нет, разве что в духовном, воображаемом пространстве.

— Что вам лично дает это воображаемое пространство?

— Перевод, еще антики заметили, — тяжелая работа. Но и приятная: находясь в том пространстве, чувствуем присутствие Гомера, Горация, Овидия. Интересно наблюдать, как здесь общаются люди, отдаленные между собой тысячелетиями: так, скажем, Паскаль не соглашается с Архилохом, а Гораций улыбается Франко: «А чень утечу я від лютого болю/ Що серце моє розриває», — мол, не убежать «Бо й за вершником сидить чорна журба»... Приятно входить в это пространство, главное же — прикоснуться к слову, древнему, а в то же время — живому, которое будит все наши ощущения, высокопоэтическому слову... Стать на тропинку к этому слову, идти по ней — в этом настоящее наслаждение. А еще же попробовать воспроизвести это слово на украинском языке так, чтобы хотя бы намекнуть на эту вершину. Кстати, если бы за пятьдесят лет переводческой деятельности я брал на карандаш все, с чем сталкивался, все интересное, то, что называют заботами переводчика (в целом — приятные заботы), то получилась бы далеко не нудная книга (смеется. — Т.К.). Много вкраплений в этом отношении есть в моем романе-эссе «Під чужою тінню» (эта книжка стала лауреатом «Форума издателей-2001» в номинации «Элитарная книга». — Т.К.), главное же — в «Студіях одного вірша», где присматриваюсь не только к Горацию (критически оцениваю свой перевод), но и к знаменитым лирическим произведениям новой европейской литературы, больше всего интересуюсь проблемой непереводимости.

— Возможно, возникали какие-то особые трудности при работе над Вергилием?

— Трудности, прежде всего в том, что античная поэзия — это живое, обращенное к слушателю, слово; именно в его звучании — большой процент эмоциональности, экспрессии. Мы же — видим это слово, схватываем вложенное в ритмы «содержание» античного произведения, хотя поэзия, конечно, это — единство звука и смысла. Знаем, о чем пишет Гораций или Вергилий, но не знаем, как они пишут, а значит — и почему они — великие поэты. За тем «как» — высшее, самое утонченное искусство, магия, тайна поэтического слова, которое в состоянии мгновение наделить вечностью. Самая большая трудность, отметим еще раз, — в воспроизведении, собственно, звукового образа латинской поэзии, звуковой гармонии стихотворения, того «звона» латыни...

— Насколько актуальной является античная поэзия в ХХІ веке?

— Античные поэты разрабатывали вечные темы, поэтому, сколько бы ни прошло веков, вечное остается вечным. Особенно же актуальными во все времена, тем более в наше технократическое время мегаполисов, представляются именно те произведения Вергилия (они, кстати, — его самые любимые), которыми поэт пытается повернуть человека к земле, и неслучайно — именно во времена глубокого морального упадка общества («хлеба и зрелищ»). Вергилий понимает, что мораль, человечность возможны только тогда, когда человек, земнородное существо, повернется душой к земле, восстановит живой диалог с природой (символ этого общения — свирель: звукописанием стиха ее голос льется на протяжении всех «Буколик», пастушьих песен). И «Буколики», и «Георгики» — произведения, прежде всего, философские, обращенные в будущее: автор верит в то, что человек, пройдя испытание войнами, преодолев наконец слепую жажду обогащения, «золота кляту жагу», поведет свой плуг в золотом веке и будет заботиться о том, чем человек является человеком — о золоте души. А еще античные поэты, особенно же Вергилий, дают нам высокий образец служения слову. Не слово при человеке — человек при слове растет. Мера причастности человека к слову, акцентировали внимание «антики», является мерой его цивилизованности. Вот почему так уважали слово, обращенное и к уму, и к сердцу. Разве же не актуальны эти мысли в наше многословное время, когда главная ориентация — на информацию и на развлечения, когда повторяем: «Главное — понимать»? Древние прибавили бы: «... и чувствовать». Одним словом, они лелеяли то, чем человек является человеком — ум и сердце. Более всего заботились о воображении: слепой Гомер — засматривается глазами души. В пресыщенную визуальными эффектами эпоху зрение души слабеет: над видением верх берет зрелище.

— Какой из ваших переводов имел наибольшую аудиторию?

— «Моральні листи до Люція» Сенеки. И неслучайно. Сегодняшний читатель, пресыщенный шумным многословьем, чувствует потребность доверчивого, искреннего разговора о вечном. Таким является, собственно, обращенный к нам, нынешним, голос писем Сенеки (заметим: уже и письма выходят из обихода). Голос, который возвращает нас — к нам самим («Спеши ко мне, но к себе — прежде всего»), к своему корню: «Кто всюду — тот нигде»... Хуже с поэзией: здесь, чтобы оглядеть мир «одной душой» с автором, нужно больше усилий. Хотя Горация тоже читают и, как ни странно, прежде всего, представители точных наук (над этой странностью размышляю в «Студіях одного вірша»). Для меня всегда было важно воспроизвести мир настроений античности, чтобы читатель вдохнул ту атмосферу, увидел живого Горация, живого Вергилия и понял, что древние греки и древние римляне — наши современники, что они есть здесь и теперь. Потому что в духовном пространстве мы все — рядом. Такую задачу я ставил перед собой, когда писал «Живу античність», об этом забочусь и в переводах, и в предисловиях, и в комментариях.

— Сколько времени в сутки работаете?

— Древние утверждали: «Жить — значит мыслить». Вот и я все время привык быть при какой-то мысли; она преимущественно «вертится» вокруг родного или иноязычного слова (бывает, не нахожу его — ищу). А слово — это окно в мир, это образ, из которого выводится мысль. Немало переводческих проблем я решил не за рабочим столом, а при случае — то ли когда иду, или еду, или занимаясь будничными делами. Иногда и ночью приходит решение — записываю, чтобы не забыть. То же и с оригинальным сочинением... Как здесь подсчитать сумму рабочих часов?.. Знаю только одно: если бы я не родился и не вырос в селе, если бы во мне не жила природа, колоритный сельский говор, песня, то мой перевод «сельских» произведений Вергилия не был бы таким, каким он есть, потому что и я был бы другим. Кстати, Афанасий Лобисевич, еще до Котляревского, писал Георгию Конискому, що хочет переводить «Пастухов» Вергилия, поскольку запах мыслей, выраженных на родном языке, «єсть найсладчайший». Слово, укорененное в родную почву, действительно пахнет. Жаль, что этот запах во время урбанизации и глобализации заметно убывает...

— Есть ли кумиры в переводческой сфере?

— Ни один переводчик не считает себя совершенным. Все здесь решает умение видеть свои ошибки, готовность прислушиваться к голосу других. Помню о людях, которые меня поддерживали и вели. Это — Борис Тен (Николай Васильевич Хомичевский. — Т.К.), Григорий Кочур (самый искренний мой советчик), Михаил Билык, Юрий Мушак, немало других. Еще в студенческие годы нас привлекала живая античность Николая Зерова. На переводческой ниве мне выпало продолжать римскую борозду Николая Зерова, греческую — Бориса Тена. А еще мой отец всегда говорил мне: «Взялся за рукоятки плуга — не выпускай из рук».

— Как оцениваете современную переводческую школу в Украине?

— Могу похвалить, в частности, Львов. Есть здесь способные переводчики, специалисты по тем языкам, с которых переводят. Есть кафедра классической филологии, которая готовит филологов-классиков, есть кафедра переводоведения и контрастивной лингвистики им. Григория Кочура, есть солидное переводческое сообщество в Украинском Католическом Университете, где тоже изучают греческий язык и латинский. Молодое поколение переводчиков, думаю, достойно будет продолжать традиции украинского перевода, который имеет свою давнюю историю: вспомним хотя бы яркие интерпретации Петра Нищинского (Петра Байды). Хочется пожелать каждому переводчику, чтобы свой родной язык они стремились знать так, как, скажем, Гораций знал латынь, Гете — немецкий, Верлен — французский и так далее. А еще — смелее браться за поэтические переводы, здесь есть еще к чему приложить руки...

— Неблагодарное дело — спрашивать о планах, и все же...

— Если речь идет о переводах, то я бы хотел выровнять пропорции между переведенным с древнегреческого языка и латинского: хотел бы обратиться к некоторым греческим авторам, которые издавна мне нравятся.