Дорога домой

«Случай правит всем»— как только какая-то неожиданность, повторяем за древними. А еще ловим себя на мысли: не они ли, «случаи», являются теми точками, из которых и вырисовываются линии человеческих судеб, жизни в целом?.. Такой приятной неожиданностью, еще в позапрошлом году, порадовало читателя киевское издательство «Богуславкнига», подарив новую жизнь книге Леонтины Лучакивской «Домашня кухня. Як варити і пекти» (Львов, 1910). Перед неожиданностью, опять же, — случай: «Сегодня же она (Л. Лучакивская. — А.С.) возвращается к современному читателю так же, как и ее книга, случайно найденная составителем во львовском букинистическом книжном магазине», — пишет в своем профессиональном и в то же время по-домашнему теплом предисловии составитель книги, автор предисловия, комментариев и «Словничка», научный сотрудник Львовской национальной научной библиотеки Украины им. В. Стефаника Марианна Мовна. Душевное тепло в предисловии — от пиетета, с которым автор относится к прошлому: в ее творческом багаже, в частности: «Словник львівскої говірки пешої третини ХХ ст. (2013) и, годом позже, — «Путівники Львовом: історико-культурологічне дослідження».

Поэтому появление такой книги именно в наше время — неслучайно: что прервано, то крайне нужно связывать, особенно когда речь идет о «нитях памяти между поколениями». Об этом — с исследовательской скрупулезностью, и опять же живо и тепло, — в послесловии «З роду Лучаківських: Леонтина та її рідні» рассуждает историк, журналист, научный сотрудник Института истории Церкви Украинского католического университета Владимир Мороз. Перед глазами — штрихи из жизни нашего общества, в частности, — священнических семей, скромных тружеников, которые хотели хотя бы «небольшими делами присоединиться к общему и великому труду нашей общественности» (так оценивала свой труд Леонтина Лучакивская). Дело «небольшое», потому что в книге речь о пище для тела, а не для духа или души. Впрочем, этих два вида пищи, еще античные заметили, имеют немало общего. Об этом, в частности, Сенека, когда дает советы относительно чтения книг (не перебирать ими бездумно, как и насыщениями, иначе и та, и другая пища «портит, а не питает» — как тело, так и душу); подобно — и наш Сковорода: «Находи время и ежедневно понемногу, но обязательно и именно ежедневно, подбрасывай в душу, как в желудок, слово или высказывание и, словно в огонь, подбрасывай понемногу пищу, чтобы душа питалась и росла, а не подавлялась».

О разрыве традиций в питании — Жан Ванье («Дорога додому»): «Опасность современности в том, что люди уже больше не умеют праздновать и есть вместе. В некоторых семьях едят в разное время, спешно запихивают в себя еду» («Сім’я вечеря коло хати» —  далекое прошлое). Разрыв традиций также в беседах, в чтении (античные за обедом беседовали, слушали чтецов, музыкантов, актеров). Беседовали, конечно, на важные, преимущественно морально-этические («сократовские») темы, как об этом, скажем, Плиний Младший: «На обед я приду, но вот мои условия: обед должен быть скромный, а богатый — разве что беседами в сократовском духе» (что-то противоположное к вот такой установке: «Гуляешь — кричи, сел есть — молчи»). Хотите знать, в каком духе сновала беседа за обеденным столом или за чашечкой чая или кофе в кругах галицкой интеллигенции (это отдельная тема) — посмотрите на вмещенные в «Домашній кухні» фотографии: лица — красноречивы.

«Приятного аппетита!» — на первых страницах книги; под надписью — рисунок: утонченной работы сервиз — «дзбаночки», «філіжанки», «миски». «Приятного аппетита!» — потому что книга — о вкусе (заимствование с германских языков), одно из пяти ощущений. Говоря о «Homo sapiens», не всегда задумываемся над тем, что латинское причастие «sapiens» образовано от глагола, первое значение которого — иметь (чувствовать) вкус, запах — ощущения, которые идут в паре; не обращаем внимания, как часто употребляем эти слова в переносном значении («пахнет бедой», «невкусно говорить» и тому подобное).

А количество вкусов и запахов на страницах «Домашньої кухні» — поражает: восемьдесят девять видов только мясных блюд, среди них — до двадцати разных паштетов и паштетиков; вкусы и запахи  — в прямом и переносном значении: со вкусом приготовленные блюда; со вкусом поданные к столу, например — курятина: «...уложити на полумиску, щоби гарніше виглядало». Все эти красоты и вкусности, что на обеденном столе, на огороде преимущественно не растут. Не скрыта в книге и эта, не слишком вкусная, сторона: профессионально, со всеми подробностями, описано, скажем, как резать гуся («голову гуски завязати платком, щоби пірє не покровавилися»), как «серну обтягнути зі шкіри», как готовить «зупу ракову»: «Начинє треба прикрити, бо раки дається до горшка живими, а коли їх припече, то вилазять» и такое прочее, не для впечатлительного читателя, чего в современных переписях-рецептах, конечно, не найти, но что, при случае, наводит на интересные мысли морально-этического плана.

Вкус и запах — в самих названиях блюд, мебели, посуды: скажем, «суп» — это запах столовых, а «зупка», слишком помидорная, — это неповторимая (уже и помидоры «химические»), мамина, августовская — на Спаса. «Креденс» (в отличие от «серванта») — пахнет домашним уютом; вижу все, ему «доверенное» (credo — доверяю): от больших «салятирок» (миски для салатов) — и до крошечных бокальчиков (лампочек) для алкогольных напитков; в ящичках позванивают серебряные ложки, вилки («відельці»), ножи с причудливо вигравированными семейными монограммами, всякие другие кухонные принадлежности.

Уют — при первом взгляде на книгу: удобное кресло, тапочки, кот, одним глазом подремывающий за креслом; а еще — дымоход, из которого идет дымок (живой огонь!), один из самых давних архетипов, ведущих домой, к уюту, к ужину, как у Вергилия: «А вдалині, оно, глянь над хатами димки уже в’ються /      І від гірських верховин вечірні стелються тіні». «Домашня кухня» — во Львов ведет, здесь пахнет Львовом: под пером иллюстратора книги Игоря Билыкивского, который искусно, не без юмора, визуализирует разные предписания кулинарного искусства, соответствующей утвари и мебели, вырисовываются милые каждому львовянину виды львовского центра и окраин  — каменные дома и храмы, радующие глаз своими формами не меньше прихотливое, чем вкус, — ощущение зрения.

На одной из страниц, где речь о «французском» тесте, — Эйфелева башня. Как здесь не вспомнить Рим, откуда и пришли во Францию разные вкусы и запахи, приобретя свою, национальную неповторимость? И сама «кулинария», кстати, пахнет латынью: culina — очаг, жаровня, еда, угощение и даже... обжорство. Как ни вспомнить знаменитых римлян, которые во время морального упадка и дергадации, когда в большем почете были «гастрософы», чем философы, призывали к здравому смыслу («Простая пища — самая здоровая»), предостерегали относительно пересыщения: «Тіло, Надмірно насищене вчора, гнітить безтілесну / Душу: небесного дихання частку втоптує в землю» (Гораций). Мера, вот что является особенно важным здесь, когда речь идет о вкусе, пожалуй, самом привередливом из всех ощущений. Об этом опять же Плиний Младший в своем ответе на приглашение: «Что же касается нашего обеда, то все здесь, говорю, пусть будет в меру: обстановка, расходы, сам обед, да и время за обедом».

Говорим: «Хлеб и к хлебу». В «Домашній кухні» — собственно, то, что «к хлебу». Выдержана ли здесь мера в этом «к»?.. «Разнообразие развлекает», — заметил Овидий; развлекает оно и в сфере кулинарии (важно, чтобы именно развлекало, а не портило вкус). Подтверждением этой мысли — «Домашна кухня», где разнообразие, художественное разнообразие, действительно достойно удивления. Однако то, что удивляет нас сегодня, во время не только «быстрой еды», но и «быстрого чтения», когда мир глобализируется и «макдонализируется», то привычным было в начале ХХ в., в другие кулинарные времена, и, конечно, для тех, кто мог себе позволить такое разнообразие. Листая книгу, которая представляет другую, в большой степени утрапченную культуру, — останавливаемся, оглядываемся (к чему так часто призывали античные) и поневоле повторяем такие трогательные, теплые слова, которые в заглавии упомянутой книги Жана Ванье — «Дорога додому»...