И сведение счетов и взаимопонимание с 1960-ми

Вышло в свет продолжение романа Марины Гримич «Клавка», о котором «День» уже писал. Новая книга называется «Юра», и ее события происходят в 1960-х годах. «Юру» можно вообще читать и исключительно как продолжение «Клавки», и как отдельное произведение («независимое продолжение», сказано в аннотации). В центре романа — семья Баклановых: Клавка, редактор в издательстве «Молодь», ее муж, работающий в кругах высшего руководства Советской Украины, и сын Юра — студент-физик.

Клавка и Юра живут как бы в двух мирах: дома и вокруг это мир уэсэсэровской «элиты» и «золотой молодежи», а на работе и учебе они оказываются в широком и противоречивом советском мире. Здесь и появляются всевозможные перипетии, призванные заинтересовать читателей. Например, дилемма Клавки, которая оказалась между довольно серыми отношениями с мужем (те, кто читал предыдущий роман Гримич, поймут: его героиня все-таки выбрала в личной жизни более удобный, «житейский» путь) и внезапным взрывом страсти к Баратынскому, с которым она когда-то разорвала отношения. Этот сюжет движется как мелодрама. Или сомнения Юры — он собственными глазами, в собственном университете увидел (хоть и на расстоянии) неравное столкновения диссидентов, инакомыслящих с государственной репрессивной машиной, он почувствовал драматизм советского вторжения в Чехословакию, и наступает время, когда ему все чаще в различных ситуациях приходится делать выбор ...

«ПЕРЕВЕСТИ» НА ЯЗЫК СЕГОДНЯШНЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ ПАТЕТИКУ ШЕСТИДЕСЯТЫХ

Личные сюжеты героев Марины Гримич разыгрываются, понятное дело, на фоне событий политических, социальных, культурных. Тут кому что милее — от властных интриг в достаточно бурной шестидесятнической литературной жизни до студенческих приключений. А еще писательница тщательно и со вкусом поработала над вопросом повседневной культуры шестидесятых. Одежда, блюда, напитки, мебель, рестораны, мода на все заграничное... Но также — книги, музыка различных жанров, кино, телевидение. Так создается завершенная картина эпохи. На все ли сто она достоверна — вопрос к узким специалистам, только для текста это не очень важно.

Год назад я писал, что роман «Клавка» имеет достаточно простую и прозрачную реалистичную стилистику, ощутимую мелодраматическую ноту. То же следует сказать и о «Юре» — значит, эстетически две книги сочетаются абсолютно органично, собственно, как два сезона одного сериала или две серии фильма. Сравнение не случайно: «Юра» — определенно кинематографический текст. Более того, Марине Гримич удалось поработать со стилем эпохи (а он в шестидесятых характерный, «просится» как для имитирования, так и для взаимодействия) так, что «Юра» начинает перекликаться и перемигиваться с шестидесятническим кино. Точнее с определенным его типом — условно говоря, вроде «Заставы Ильича» Хуциева или «Умеете ли вы жить?» Муратова (последний фильм, конечно, уже на грани, возможно, скорее один из «постскриптумов» кино-шестидесятых). Думаю, эта стилистическая работа была не такой простой, как может показаться на первый взгляд. Скажем: как «перевести» на язык сегодняшней литературы патетику шестидесятых, чтобы она не звучала фальшиво или пародийно? Марина Гримич выбрала интересный путь — кажется, она сделала акцент не на самом пафосе, а на его обратной стороне, наивности. Которая нередко вредит стройности текста, зато добавляет эмоциональной убедительности.

ПРИМЕР ПАРАДОКСАЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Роман «Юра» при этой формальной простоте сложнее «Клавки» смыслами. Более сложный и портрет общества, поколений и сред. Писательница сумела определить различные пространства, а главное — совместить их. Это особенно хорошо заметно на примере политических контекстов героев «Юры». Одновременно и в одном измерении здесь оказываются диссиденты, их враги, идейные коммунисты, и преданные «винтики», мягко-оппозиционно настроенные люди, пассивно подстроенные под власть — и, наконец, те, кто «просто рядом проходил». Нередко один человек здесь оказывается в разных ролях. Так, Юра то брезгует самиздатом и отвергает оппозиционные разговоры, то начинает фрондировать и поддерживать изгнанных из университета инакомыслящих, просто не понимает окружающих событий, например протеста во время премьеры «Теней забытых предков». А генерал-кегебист Боровой, будучи «столпом режима», время от времени сдерживает активность своих подчиненных и спасает многих «неблагонадежных».

Перспектива романа «Юра», следовательно, отличается и от пресловутого ностальгического просоветского дискурса, и от чисто оппозиционного, диссидентского или антисоветского угла писания о тех временах. Книга, пожалуй, «будничнее» их — и именно поэтому дает возможность освежить взгляд, увидеть эпоху будто с учетом обоих идеологических максим. То есть дает дополнительную пищу для размышлений, чего, может, и не очень ожидалось от простой истории о не слишком незаурядных людей. Действительно необычные в книге оказываются на дальних планах — это и литераторы и редакторы, от Григора Тютюнника до отца писательницы, Виля Гримича, и активные диссиденты, и Петр Шелест. Они как бы в тени, но формируют и структурируют историю.

Новая книга Марины Гримич — пример парадоксальной литературы, когда текст, который можно назвать то ли мелодрамой, то ли романом о взрослении, вдруг обретает признаки одного из пунктов на пути к сведению счетов и взаимопонимания с советским прошлым.