Игры взрослых людей

Литературные премии — это стихийное бедствие, которое сопровождает в любой стране мира местную литературную жизнь.

Во Франции давно поняли, что писатели просто не смогут чувствовать себя должным образом оцененными современниками, если те не будут демонстрировать к ним респект и не будут выражать его в материальных или финансовых эквивалентах. Первую награду литературным талантам там учредила торговая буржуазия еще в 1323 году, и называлась она «Золотая фиалка» (и фиалка была таки действительно золотой!). И присуждалась она на так называемом Соборе веселого звания решением неподкупных (так хочется думать!) кардиналов. Чтобы немного приручить писателей, щедро сыпнули из своих рукавов наградами Наполеон I и Наполеон III.

Осень в литературной жизни Франции называют премиальным ливнем. В это время присуждается такая популярная награда, как премия в честь выдающегося медика и королевского историка XVII века Теофраста Ренодо. Более восьмидесяти лет назад была основана премия «Интералье». Она присуждается аккредитованными в Париже журналистами. Это, пожалуй, единственная во Франции литературная награда, которую получают французские писатели от иностранцев. Есть и премия «Фемина», где лауреата выбирают женские журналы и жюри женщин-писательниц.

И между лауреатов там есть не только женщины. Скажем, есть Экзюпери. Есть специальная премия за романный дебют журналиста, есть награда для иностранного автора (среди ее лауреатов видим популярного сегодня и у нас чеха Милана Кундеру). Кстати, такие премии лучшим книгам иностранных авторов особенно популярны в Германии, Японии, есть они и во многих других странах. К сожалению или к счастью (в зависимости от того, как на это посмотреть), нет их в Украине.

ОБЕД В ВЕСЕЛОМ ОБЩЕСТВЕ — ВМЕСТО ДЕНЕЖНОГО ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ

Интересно, что премии «Попюлист», «Фемина», города Париж и некоторые другие имеют суперсимволическое денежное вознаграждение, а «Ренодо», «Энтералье», Послов вообще не предусматривают никакой финансовой части. Лауреат премии «Ренодо» получает в качестве награды ресторанный обед в веселом обществе. Лишь отдельные вознаграждения имели «довесок» в несколько тысяч франков. Но дело здесь не в фиксированной сумме вознаграждения или в отсутствии финансовой части. Мощная рекламная кампания серьезно приумножает тиражи таких книг, следовательно, резко растут авторские гонорары. Поэтому почти не имеет никакого значения и финансовое вознаграждение, которое предусмотрено или не предусмотрено при присуждении премии. Главное, что есть звание лауреата. В целом во Франции, где писательство всегда выполняло роль своеобразной общественной религии, существует более двух тысяч (!) премий. Интересно, что одна из самых престижных — Гонкуровская — тоже имеет сугубо символическую финансовую часть. Всего 10 евро. В то время как Премия французской академии — 50 000 евро.

Как литературная премия во Франции влияет на тираж награжденного произведения видно из такого примера. Роман Алексиса Женни «Французское искусство войны» (кстати, литературный дебют автора) имел тираж 65 000 экземпляров. А после получения Гонкуровской премии он вышел уже тиражом 300 000. Интересно, что автор — профессор биологии из Лиона, который никого не знал в литературных кругах, отослал по почте свою

700-страничную рукопись в самое серьезное издательство «Галлимар», где его приняли к печати, а после премии он, как говорится, проснулся знаменитым, а дальше уже стал и богатым... Еще пример. Более четырех десятилетий назад появился роман Эдмонды Шарль-Ру. Приблизительно через год была куплена тысяча его экземпляров. Но когда автор получила Гонкуровскую премию, книгу раскупили в количестве миллиона экземпляров. Вот что означает авторитетная премия.

Всему этому способствует и то обстоятельство, что присуждение премий во Франции — не локальные события в литературном гетто, как это происходит у нас, а действительно событие национального масштаба. Не случайно же президент Миттеран неоднократно давал интервью по поводу награжденных произведений и хвастался тем, что он прочитывает все награжденные «Гонкуровкой» романы. (Представим себе, что у нас на экранах телевизоров появился кто-то из высокопоставленных чиновников и заговорил о книгах).

Самая известная литературная премия Франции стабильно держит высокий рейтинг. Ее присуждает Гонкуровская академия. Это десять самых известных писателей. Их имена, которыми они, разумеется, дорожат, — гарантия того, что отбор кандидатов проводится по высшим критериям. Бывали случаи, когда премию присуждали и абсолютно «проходным» произведениям, и тогда в адрес Академии СМИ обрушивали сокрушительные филиппики; казалось бы, рейтинг и премии, и Академии будет безнадежно опущен, однако высокий Гонкуровский бренд пронесен через десятилетия, и вокруг связанных с этой премией событий каждый раз разгорается ажиотаж.

О ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОНЪЮНКТУРЕ И ОШИБКАХ ВКУСА

Бесспорно, сто раз мог бы стать нобелевским лауреатом серб Милорад Павич, но политическая конъюнктура была против этого — и этого не произошло. Недавно «Всесвіт» опубликовал в переводе Максима Стрихи роман «Свечи догорели» Шандора Мараи, которого Стриха, кажется, со всеми на то основаниями называет одним из самых выдающихся писателей XX века. Однако он даже не фигурировал среди претендентов на Нобелевскую премию. Мараи уже автором своих главных романов эмигрировал в США, где оставался на обочине литературной жизни. Написал 47 романов, но ни один из них тогда на английский не был переведен. Яркий венгерский феномен оставался для мира неизвестным. Если сильная польская диаспора вознесла имена своих эмигрантов Витольда Гомбровича и Чеслава Милоша на гребень мировой славы, то немногочисленная и неструктурированная на взгляд «Полонии» венгерская диаспора не смогла этого сделать, и он оставался заточенным в венгерском языке. Лишь после того, как в 1989 году Мараи, в состоянии глубокой депрессии, наложил на себя руки, началась его посмертная слава. Кстати, лауреатом Нобелевской премии 2002 года стал не слишком известный в Европе венгр Имре Кертес. Это было еще одной сенсацией, которые часто возникают после вердиктов Нобелевского института.

Критики самой известной в мире премии назовут тех, кто не принадлежит к величайшим писателям, хотя и увенчан лаврами Нобелевской премии, но, бывает, забыт не только литературным миром, но и в своем писательстве: скажем, Сюлли-Прюдом, Пауль фон Хейзе, Перл Комфорт Бак. Сегодня их лауреатство воспринимается как большое недоразумение, как элементарные ошибки вкуса тогдашних экспертов по литературе.

Могут напомнить и о рецидивах откровенной политической конъюнктуры. Особенно показателен из них такой. В 1917 году короли трех скандинавских государств — Дании, Швеции и Норвегии — постановили продемонстрировать миру единство Скандинавии и особенно дружеские отношения Швеции с Данией. Поэтому избранниками на Нобелевскую премию оказались именно кандидаты из Дании. «За разнообразное поэтическое творчество и высокие идеалы» был награжден Карл Адольф Гьеллеруп, который, правда, еще с 1892 года переехал в Германию и с тех пор стал писать на немецком (также без особых достижений). Второй лауреат того же года — тоже датчанин Хенрик Понтоппидан, был удостоен награды «За правдивое описание современной жизни Дании». Но его

8-томный роман «Счастливчик Тэр» известен в настоящее время разве что датским литературоведам.

Кстати, весьма интересная подробность из деятельности Шведской академии. Она обнародовала засекреченные данные о номинантах на премию и об обсуждении их и присуждении через 50 лет. Все, что мы слышим перед появлением нового лауреата, — лишь версии и гипотезы.

МЕЖДУ БИЗНЕСОМ И ГОСУДАРСТВОМ. КТО ЗАКАЗЫВАЕТ «МУЗЫКУ»?

Некоторые у нас постоянно повторяют: премия не может быть государственной, потому что таким образом государство подкупает творца. Вот, мол, в мире такого нет — это только у нас есть этот анахронизм «совка». Хотя в действительности в мире — и, в частности, в западном, на который так любят ссылаться в своих гневных выступлениях враги государственного статуса главной премии Украины, — так вот в том мире есть также немало премий, которые выплачивает именно власть. Невозможно перечислить здесь все награды городов Германии, Италии или Франции, выплачивающиеся именно из средств городских бюджетов, которые, как известно, формируются из налогов населения. А весьма престижная премия

им. Сервантеса (своеобразная «Нобелевка» всего испаноговорящего мира) финансируется Министерством культуры Испании и вручает ее испанский король. А патроном премии имени Ханса Кристиана Андерсена (ее также называют «малой Нобелевкой»), которая присуждается за лучшие произведения для детей, является королева Дании.

Знакомясь с известными литературными премиями разных стран, убеждаешься, что они, как правило, продиктованы желанием конкретно влиять на литературу путем катализации в ней творческой конкуренции и создания определенного канона. Вот, скажем, итальянская премия «Стрега». Учредил ее для награждения лучшей италоязычной книги предприниматель Гвидо Альберти. Премия полностью под контролем общественности. Финансовую основу ее обеспечивает бизнес. А в состав жюри премии (представьте себе!) входит почти 400 известных культурных деятелей. А самая известная награда немецкоязычных стран — премия Георга Бюхнера принадлежит Академии немецкого языка и литературы.

Знаменитый британский «Буккер» учрежден группой одноименных предприятий для награждения лучшего англоязычного романа. Претендентами на премию выдвигаются граждане всего бывшего Британского содружества, а также Ирландии, Пакистана и Южной Африки.

В США наряду с респектабельной Национальной книжной премией в области художественной литературы, которая вручается в четырех номинациях (проза, поэзия, детская литература и документалистика) есть и оригинальная по своему появлению премия «ПЕН/Фолкнер», которая присуждается уже на протяжении 33 лет. Получив Нобелевскую премию, Уильям Фолкнер пожертвовал средства из нее на создание специального фонда, который будет награждать лучшие произведения американской прозы. Жюри из трех человек (самые известные писатели или критики) определяют пять лучших книг, а затем выбирают из них одну. Ее автор и становится лауреатом, которому вручают 15 тысяч долларов. Остальные четыре финалиста награждаются каждый суммой 5 тысяч долларов.

На примере «ПЕН/Фолкнера» видим: Фолкнер конкретно выразил свое беспокойство об американской литературе и создал для своих коллег, которые получают серьезное финансовое вознаграждение, привлекательный прецедент. Через несколько десятилетий он имел своеобразный отголосок в Украине — Григорий Гусейнов, получив Национальную премию им. Шевченко за свои «Господні зерна», учредил из ее средств художественно-литературную премию «Глодоское сокровище». А вслед за ним Владимир Руткивский, став лауреатом Шевченковской премии за свою популярную трилогию о джурах, учредил премию «Джуры», которая будет присуждаться писателям и художникам за лучшие произведения для подростков. Газета «День» имеет авторитетную премию имени Мейса.

Конечно же, это прекрасная инициатива, которая заслуживает повсеместной поддержки и наследования. Верю, что будут появляться (и, к сожалению, будут исчезать, как исчезла у нас премия за лучший исторический роман им. М. Старицкого), новые премии, чьими основателями будут становиться общественные организации и конкретные лица. И хочется надеяться, что основатели их будут иметь намного более сильное чувство ответственности, чем, скажем, Богдан Губский, который на всю Украину (конечно же, руководствуясь интересами политической конъюнктуры) огласил об основанной его «Фондом интеллектуального сотрудничества» премии имени Вернадского. Но дальше все вышло так, как в известном стихотворении Олексы Влызько: «Хотів летіть — і вкляк на комі...». Где же премия Вернадского? И где та велеричиво разрекламированное интеллектуальное сотрудничество?

Не нужно быть романтично наивным и утверждать: вот на Западе — все очень честно и бескорыстно, и там продажных политиков никто и на пушечный выстрел не подпускает к этим святым вещам. Подпускают. Как напоминает Роман Горбик, знаменитая премия Гран-при за роман Французской академии едва ли еще не с феодальных времен формально полностью независима, но она намертво срослась с государственной властью, а среди «бессмертных» академиков очень много политиков. Однако Франция — это не Украина, а все же Франция. Там политики не только в стократ образованнее наших, но и эстетически более развиты. Поэтому среди обладателей Гран-при видим Франсуа Мориака, Жоржа Бернаноса, Антуана де Сент-Экзюпери.

Как и очень авторитетным выглядит реестр лауреатов уже упомянутой здесь немецкой премии Георга Бюхнера, за которой стоит Немецкая академия языка и поэзии. Это действительно вершины немецкоязычной литературы: Томас Манн, Генрих Белль, Гюнтер Грасс, Макс Фриш, Фридрих Дюрренматт, Эльфрида Елинек, Ганс Магнус Энценсбергер...

И там, и там трудно представить ситуацию на взгляд наших. Шевченковский комитет (это было еще во времена СССР) присуждает премию Игорю Муратову, но в официальном сообщении нет его имени среди лауреатов — руководящее «цековское» светило вычеркнуло фамилию, относительно которой у партии есть какие-нибудь сомнения. И вот уже в независимой Украине, где якобы имеем полную демократию, Шевченковский комитет выносит вердикт о присуждении премии Василию Шкляру за роман «Чорний Ворон», но в списках лауреатов Шкляр не значится. И никто из Шевченковского комитета в знак протеста не подал в отставку.

Автору этой статьи довелось быть членом премии Кабмина имени Леси Украинки, где широко представлено высокопоставленное чиновничество (для разбавления этой серой массы туда введено по представителю от Союзов писателей, художников и кинематографистов). Это нужно слышать — речи министерских функционеров на темы литературы и искусства. Преимущественно полные невежды (настаиваю на этом диагнозе), они высказываются так (цитирую дословно): «В связи с политической целесообразностью лауреатом будет...». Комментарии, как говорится, напрашиваются однозначно соответствующие.

ШЕВЧЕНКОВСКАЯ ПРЕМИЯ: БРЕНД БЕЗ ДЕНЕГ И СЛАВЫ

Доводилось слышать, что недавно основанную Премию радио ВВС ее инициаторы начали позиционировать как альтернативную Шевченковской. Это звучит немного самоуверенно и в то же время наивно. При всем нашем частом недовольстве решениями ее комитета и глубокого разочарования тем, что в лауреатском пантеоне есть и откровенные графоманы, все же никто не будет отрицать, что Шевченковская премия — это все-таки бренд. И сколько бы ни пытались некоторые фрондеры и неудачники дискредитировать его, все равно сделать это они не смогут, потому что за этой премией — время, преемственность. Да и имен действительно авторитетных среди ее лауреатов наберется немало.

Однако, размышляя над ситуацией и с Шевченковской, и с другими нашими премиями, приходишь к неоспоримому выводу: у нас премия не несет ни деньги, ни славу. Потому что финансовое вознаграждение — и в Шевченковской тоже (при сравнении ее, скажем, с госпремией России) — почти символическое. Обо всех других также не приходится говорить уважительно.

Конечно, Национальная премия Украины для награждения ею произведений литературы и искусства нужна. Но едва ли не все, что сопровождает процесс выдвижения, обсуждения, отдает замшелым духом «совка» и келейностью заседаний комитета. Все здесь нужно изменять, ориентируясь на то, как это делается в мире. Возможно, стоит отобрать у творческих союзов право номинирования на премию (скажем, я видел, как это делается в Союзе писателей — нередко плетутся коррупционные комбинации); уместно сформировать специальные комиссии экспертов, которые, хорошо зная «вершины и низины» художественного процесса, будут определять в нем самые яркие творческие начинания и будут предлагать вниманию Комитета. Когда я был членом этого комитета, то ежегодно меня охватывало чувство глубокого удивления: абсолютная несопоставимость номинированных на получение премии произведений — рядом с произведениями-событиями становились абсолютно анемические с художественной точки зрения творения, абсолютно не конкурентоспособные на таком уровне. Согласно положению о премии от них не так просто отмахнуться, потому что их же (видите ли!) выдвинули творческие союзы.

Наличие команды экспертов, которые отбирают произведения и будут предлагаться вниманию комитета, станет еще одним дополнительным «ситом» для претендентов на премию. С полной ответственностью подтверждаю: возможно, только половина членов комитета читает произведения номинированных. По крайней мере, так было тех пять лет, когда мне пришлось быть в составе комитета. Но я убежден, что ничего там до сих пор не изменилось, потому что это, как мне приходилось слышать — своеобразная традиция.

По большей части те, кто отправился в поход за премией, мягко говоря, окружают таким навязчивым вниманием членов комитета, которое порой граничит с террором. Поэтому, чтобы не подставлять под это внимание экспертов, лучше всего скрыть их имен. Правда, у нас нет того тайного, что не стало бы явным — все инкогнито экспертов будут быстро расконспирированы. Чтобы хоть немного оградить экспертов, можно ежегодно определять новых (чтобы прозелиты конкурсных гонок не успевали за изменениями персоналий этого института).

Сторонники тотальной гласности и демократичности будут оспаривать такой тезис: никаких списков номинированных экспертами на получение Шевченковской премии оглашать нет надобности. Как, например, не печатаются реестры тех, кого рассматривают для присуждения Нобелевской премии.

Понимаю разницу между статусами премий. За Шевченковской — средства государственные, деньги налогоплательщиков, которые имеют право контроля. Поэтому общественность якобы требует полной гласности. А хваленую нашу демократичность и гласность мы видели во времена СССР, когда трудовые коллективы (могли даже механизаторов или животноводов) выдвигали произведения на получение государственной премии. Бывало, что в контексте этого события даже устраивали читательские конференции, в которых принимали участие те, кто книгу не читал, однако с архисерьезным видом зачитывал из шпаргалок высокие словеса о правдивости, злободневности и партийной ответственности таланта советского писателя. (При случае вспомним и как труженики заводов, полей и ферм громили в СМИ произведения, которых они и в глаза не видели, — была сверху партийная директива беспощадно «пропесочить» писателя, который позволил себе ТАКОЕ). Трудовой народ использовали в роли верховных судей и погромщиков затравленной творческой интеллигенции. Тотальная имитация неразрывной связи народа с искусством в целом и искусством слова в частности.

В цивилизованном мире таких культивируемых властью аномалий и близко нет. Там каждый заботится о своем, а в не своем полагается на мнение профессионалов. Нам также давно пора подтягиваться к нормам и регламентам цивилизованного мира.

Если уже группе экспертов делегировано право выбирать, кто заслуживает награждения Шевченковской премией, то нужно им доверять и не требовать от них отчета о каждом шаге. И не имитировать эти квазивсенародные обсуждения произведений номинированных на премию. Эксперты берут дело под свою ответственность. Заставляют свои имена и амбиции. Конечно, у каждого могут быть рецидивы эстетического дальтонизма, но в целом они свое дело знают. Им делегируем полномочия и ответственность решать, какие художественные и литературные произведения действительно необходимо наградить высшей в государстве премией. И лучше всего не мешать им советами дилетантов.

О ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ МИРАХ

В последние годы появилась специальная премия за лучшую книгу (Премия «Українська книжка року», — Ред.) Где-то, словно в параллельном мире, неизвестно кто определяет эти лучшие книги, и информация о них глухо проходит далеко на периферии нашего дня. И это к тому, что иногда выбор падает на действительно небудничные издания (достаточно хотя бы вспомнить поэтический сборник Леонида Череватенко «Закляте залізо»). Но в целом это не становится событием, потому что не имеет того регистра звучания, которого действительно заслуживает. Можно оправдываться: война, кризис, выборы и перевыборы, наша национальная неповоротливость... — как известно, причины всегда найдутся; тот, кто не хочет чего-то делать, всегда найдет себе оправдание. Мы очень изобретательны, когда есть необходимость прибегнуть к самоапологии.

Бесспорно, премиальное хозяйство (при случае еще нужно добавить сюда и премии имени Леси Украинки, и Максима Рыльского, и «Київ», и ряд других) — не единственная «ахиллесова пята» нашей культурной политики. Все это, как говорится, вровень со всем, что и как у нас на государственном культурном подворье. Ни каких-либо динамических идей сверхукраинского резонанса, ни культурных интервенций (как, скажем, издание наших книг в переводах для Европы или создание в ней украинских культурных институтов.) — все идет по схематическим постсовковским лекалам. Все это вызвано непониманием важности культуры и для создания духовно-этического климата в обществе, и для формирования позитивного образа государства в мире.

Как известно, каждая медаль имеет две стороны. Премиемания создает ажиотаж, отравляет существование многим обделенным наградой амбиционерам и даже нередко ссорит тех, среди которых выбирает жюри. А о второй стороне медали можно сказать, солидаризируясь с мнением Вадима Скуративского: «Значение литературных премий в современном обществе большое, ведь именно благодаря им массовый зрачок остановится на каком-то из стоящих имен и таки хочешь не хочешь, а прочитает. А следовательно, произведения таким образом, несмотря ни на что, доходят до читателя и выполняют свою функцию».

И это — неоспоримо.