«Как оказалось, в России у меня уже нет друзей»

Сегодня тех, с кем регулярно виделась на киевском Майдане во время недавних событий, встретить не просто приятно, а... Конечно, совместно пережитое объединяет особенно. Среди таких — Максим Стриха: научный работник, общественный и политический деятель, переводчик, писатель, доктор физико-математических наук и многолетний автор «Дня». В переводах М. Стрихи выходили поэтические и прозаические произведения Данте, Вордсворта, Колриджа, По, Свинберна, Уитмена, Дикинсон, Стивенсона, Киплинга, Йейтса, Т. С. Эллиота, Эредиа, Бунина, Брюсова, Гумилева, Мандельштама, Мараи, Милоша, Хадановича, других классических и современных авторов. Автор книги стихотворений «Сонеты и октавы», двух литературоведческих монографий, многочисленных литературно-критических и литературоведческих статей. В переводоведении сформулировал и обосновал концепцию функции созидания нации украинского художественного перевода.

— Переживаем испытание, на которое реагируем вроде бы одинаково и вместе с тем — каждый по-своему. Как ты думаешь, Максим, писатель должен или не должен реагировать словом на события, такие как, например, Революция достоинства и военная ситуация на востоке Украины?

— Писатель обязан реагировать на все. Вопрос только — реагировать в своих художественных произведениях, публицистических выступлениях или просто своей гражданской позицией, участием в разных акциях и т. п. Здесь уже как у кого что получается. Универсальный рецепт для всех не придумаешь.

—  Твой верлибровый цикл после киевского Майдана был, насколько понимаю, полностью неожиданным для тебя самого. Почему?

— Это был большой эмоциональный выплеск (почти срыв) после трех месяцев огромного напряжения, особенно после шока последних недель, когда Майдан (от которого я живу на расстоянии десяти минут быстрой ходьбы) перестал быть мирным. Кровь (особенно — в последние четыре дня перед победой, когда число жертв на таких знакомых с детства улицах перевалило за сотню) эмоционально пережить было очень тяжело. Верлибры о Майдане — свидетельство этому. Наверное, сегодня, пережив следующий (очевидно, более сильный!) шок от российской агрессии, гнев против подлых убийц, их российских руководителей и здешних прихвостней, и боль за сотни павших украинцев, я писал бы эти верлибры по-другому. Или вообще не писал бы. По крайней мере не уверен, буду ли я когда-нибудь их еще раз печатать.

— Как относишься к рифмованной публицистике, которой немало появилось на злобу дня?

— Однозначно негативно. Хотя не все, что я видел, было рифмованной публицистикой — иногда случались и ценные, преисполненные настоящих чувств стихотворения. И у старших (вспомнил бы прежде всего Дмытра Павлычко), и у молодых, чьих имен я раньше никогда не слышал. Текст «Никогда мы не будем братьями» 23-летней киевлянки Анастасии Дмитрук поразил не только меня — судя по рекордному количеству просмотров на Youtube. Что-то очень симптоматическое есть в том, что этот манифест украинского гражданского национализма написан россиянкой. Россиянкой написано и «Немного историй из жизни нашего приграничного поселка» до сих пор абсолютно неизвестной мне Елены Степовой, которая виртуозно изображает в коротеньких и выразительных шкицах весь абсурд вынужденного существования под властью «Луганской народной республики».

— Ты — поэт, переводчик, культуролог. Какая твоя ипостась сейчас преобладает?

— Прежде всего я — физик-теоретик. И вроде бы не совсем плохой — если судить по списку работ в реферируемых журналах и по статусу президента Украинского физического общества. Во-вторых — общественный деятель, который стремится что-то сделать ради спасения украинской науки. И только в-третьих — переводчик, который пытается каждое утро между шестою и семью пересоздать на украинском хоть с десяток очередных терцин «Рая» Данте. Ведь «Ад» уже вышел (и получил на итальянскую награду «Дантовский лавр»), «Чистилище» — уже в издательстве, а путешествие по сферам Рая доведено пока только до сферы Марса. Вместе с тем поэтом и культурологом сейчас однозначно себя не считаю. Довольно мне и тех вещей, которые я уже перечислил.

— Чье творчество, какие произведения сегодня являются наиболее созвучными для тебя?

— В такое время, как наше, есть большое искушение спрятаться в «вечные тексты». Например в «Одиссею» (действительно, перечитывал ее в страшные дни февраля-марта в старинном переводе Байды-Нищинского и из старинного львовского издания). Сегодня с той же целью самоуспокоения (и чтобы поддержать уровень польского) перечитываю «Огнем и мечом». Там тоже много крови, но она пролита давно, и она уже не кажется такой страшной, как на Майдане или на блокпостах вокруг Донецка. На актуальную литературу времени и сил остается мало. Хотя получил удовольствие от дебютного романа Оксаны Форостыны Duty free (раньше знал автора только как талантливую журналистку), а теперь в «Курьере Кривбасса» с интересом читаю отрывками последнюю часть футурологической трилогии Юрия Щербака, где оказалось слишком много жутких предсказаний. Из публицистики преодолеваю малыми дозами (имею давнюю привычку держать на полке сразу несколько текстов) «Розмови між паном і панотцем» — изданный «Духом і літерою» диалог двух выдающихся поляков, диссидента, политика и журналиста Адама Михника и священника Юзефа Тишнера. Идейные поиски польских интеллигентов иногда были на удивление подобны нашим, но счастье Майдана заключалось в том, что он всегда твердо стоял на национальной основе. Об этом в упомянутой мной книге многократно говорит Михник — либерал по убеждению и еврей по происхождению, которого трудно обвинить в «пещерном национализме».

—  Информационная война, «токсичные новости»... Какое утешение находишь для хотя бы какого-то равновесия?

— Кроме чтения, это еще и работа, которая позволяет не обновлять каждые полчаса ленту новостей (эта болезнь поразила в течение последних месяцев не только меня, пора найти ей уже и медицинское определение). И это многокилометровые прогулки по лесу в выходные, где моим спутником является преданный лабрадор Дарчик, к сожалению, уже старый и почти слепой.

—  Если можно, коротко об алгоритме очищения информационного пространства Украины.

— Прежде всего, само общество должно быть менее толерантным к СМИ, которые сегодня откровенно работают на агрессора. Не понимаю киевлян, часть из которых послушно берет на входе в метро экземпляры «Вестей». И совсем не понимаю богачей-»патриотов», так и не удосужившихся на высококачественную украинскую газету, которую так же бесплатно раздавали бы у метро.

—  Есть у тебя друзья в России, которые просили поделиться своими впечатлениями о событиях в Украине?

— Это было для меня еще одним шоком, но, как оказалось, в России у меня уже нет друзей. Я всегда гордился тем, что являюсь воспитанником знаменитой школы теоретиков питерского Физтеха, — потому что учился там в аспирантуре и кандидатскую защищал 27 лет назад именно там. Но сегодня все те милые и интеллигентные люди безоговорочно поддерживают Путина и откровенно не хотели слышать от меня ничего, что бы шло в разрез с официальной их пропагандой. Знаю: есть там исключения, но в личном общении мне с такими не повезло.

— Как относишься к повсеместному сегодня  лозунгу «Єдина Країна — Единая Страна»?

— В целом положительно. Просто есть предел, за которым это единство перестает быть самоценностью. Я не стал бы покупать единство ценой отказа от демократии, независимости, европейского выбора, украинского языка как единого государственного. Все остальное может дискутироваться. Впрочем, все больше украинцев (как мне кажется) разделяют сегодня именно такое виденье этого лозунга.