Как украинцы создали собственного колонизатора

Существует тезис, что об украинской ситуации лучше рассказывать сквозь призму постколониализма, так как этот подход хорошо разработан и понятен на Западе. Но можно ли вложить украинскую историю в рамки только постколониализма? Какими на самом деле были наши взаимоотношения с империями? И какие книги из других литератур стоит прочитать, чтобы лучше понять нашу собственную ситуацию? Эти и многие другие вопросы мы обсудили с кандидатом филологических наук, старшим научным сотрудником отдела шевченковедения Института литературы имени Тараса Шевченко НАН Украины Роксаной Харчук.

ТРАНСФОРМАЦИЯ УКРАИНСКОГО ЧЕЛОВЕКА

— Начать хотелось бы со слов одного писателя, который однажды сказал: я перенес события в другую страну, потому что тогда больше честности — и в написании, и во время прочтения. Насколько эффективным является анализ актуальных для нас тем сквозь призму произведений других литератур?

— Понятное дело, что все люди имеют определенные общие черты. Когда мы читаем произведения даже из совершенно чуждых литератур, они нас интересуют не только экзотикой, а, очевидно, и потому, что мы улавливаем определенную психологическую общность с другими, сходство характеров или, наоборот, отличие, которое во многих моментах мотивируется историей. Однако Украина — это очень специфическая страна. Мы можем смотреть на украинскую ситуацию сквозь призму антиколониального дискурса, ведь во времена, когда Украина была в составе нескольких империй, украинцы протестовали против иностранного засилья или дискриминации своих прав.

Во времена Независимости антиколониальный дискурс сменился на постколониальный, в основе которого лежит деконструкция, то есть изменение стереотипных представлений о себе и империи — прежде всего Российской и ее наследнике СССР. Едва ли не первым о постколониальном дискурсе в украинском контексте написал Марко Павлишин, украинский литературовед из Австралии, что издал книгу «Канон та іконостас». Постколониальный дискурс также характерен для Николая Рябчука, который опирается на понятие малороссийства. Его книга «Від Малоросії до України: парадокси запізнілого націєтворення» посвящена проблеме нереализованной украинской государственности. Он рассматривает проблему Украины через призму колонизированных и колонизаторов, оперируя таким понятием, как креолизация Украины. Я не совсем разделяю этот взгляд, потому что этнических русских и их потомков, или, по терминологии М.Рябчука, так называемых креолов в Украине не так уж и много.

Наша проблема заключается в том, что значительная часть этнических украинцев понимают, что они рождены в Украине, но при этом не принимают украинский язык, культуру, порой пренебрегают ими и одновременно отождествляют себя со всем российским. И если в XIX в. это была российская идентичность, воплощаясь в типе украинца-малоросса, то в ХХ в. — та же российская идентичность, но под маской идентичности советской, овеянной флером социальной справедливости и интернационализма, что создало тип украинца-гомосоветикуса. По моему мнению, наша проблема — это проблема неопределенной или переходной идентичности на пути построения украинской политической нации. Прежде всего именно этнические украинцы должны осознать себя украинскими гражданами, за ними подтянутся и национальные меньшинства.

Сейчас многие интеллектуалы говорят о возрожденном малоросийстве в Украине. В общем малоросийство сформировалось в XIX в., после того, как потомки казацкой старшины стали российскими дворянами. И, возможно, первым человеком, который уловил суть малороссийства и начал его критиковать, был Шевченко. Поэт написал послание к подписчикам-субскрибентам, которое заканчивалось насмешкой над такими господами, как Кирпа-Гнучкошиенко-ов, которые даже свою благородную фамилию боятся поставить в украинской книге (в то время имена подписчиков печатали на последней странице издания). Послание «И мертвым, и живым...» также в значительной степени затрагивает проблему малороссийства. Малороссы — это этнические украинцы, люди, которые родились в Украине, но политически, культурно отождествляют себя с Россией. Соответственно гомосоветикусы отождествляют себя с СССР. Сейчас украинские малороссы, которые разочаровались в актуальной партии власти, интенсивно перекрашиваются в гомосоветикусов, поддерживая ОПЗЖ.

В то же время в Галиции, которая во второй половине XIX в. принадлежала Австро-Венгрии, украинцы были полонизированы. Если в тогдашнем Киеве жило несколько семей, разговаривавших на украинском, то во Львове украинские семьи преимущественно разговаривали на польском. На польском разговаривали даже семьи священников-москвофилов. Однако благодаря тому, что Габсбургская монархия проводила толерантную языковую и религиозную политику, в Восточной Галиции украинская идентичность развивалась динамично. Уже в конце XIX в. украинское дело в Галичине превратилась из культурного в политическое.

Я пытаюсь кратко очертить колоссальные исторические изменения, в которых есть множество нюансов, поэтому это схематичная картина. Однако мы должны объяснить сами себе, какими мы являемся, иначе не сможем объяснить, какие мы, другим людям, которые вообще далеки от украинской проблематики, которые не знают, какие государства и сколько раз делили Украину, какой была наша этническая территория, а какой мы ее получили после Второй мировой и аннексии Крыма. Трансформировалась не только украинская этническая территория, но и украинский человек, который частично или полностью потерял традицию и историческую память, не обучен быть ответственным гражданином и жить по закону. Поэтому мы должны выяснить сами для себя, что с нами произошло когда-то и происходит сейчас. Историки, литературоведы, культурологи много уже сделали в этом плане.

СЧЕТЫ СО СТАЛИНИЗМОМ И КОММУНИЗМОМ

— А как эти темы освещены в литературе? Какие книги украинских авторов дают глубокое понимание украинской истории?

— Если взять за точку отсчета период оттепели, то один из наиболее представительных украинских романов — семейная сага «Сестри Річинські» Ирины Вильде. Это два толстых тома, которые дают представление о галицком обществе перед Второй мировой войной, дают то, что принято называть слепком эпохи, показывая различные социальные слои, идеологии, нации и характеры на определенной территории в определенное время. Поэтому кто хочет понять Галичину — лучшего текста не найти. Хотя роман и написан в рамках соцреализма, этот стиль здесь практически отсутствует.

Это и «Музей покинутих секретів» Оксаны Забужко, в котором прослеживается судьбы трех поколений одного рода с 1940-х годов до 2004 года, «Московіада» Юрия Андруховича — роман об одном дне студента Московского литературного института, приключения которого служат метафорой распада СССР. Роман-метафора Валерия Шевчука «Око прірви», который является и историческим (в нем говорится о ХVII веке), и мистическим, и антиутопией. В этом тексте писатель ставит вопрос об истинной и профанированной вере. Восемь новелл Василия Портяка, вошедшие в книгу «У снігах». Сквозной темой этих произведений является война: и Первая мировая — новелла «У снігах»; и украинская Освободительная борьба — новелла «Цвіте ясний»; и Вторая мировая — новелла «Гуцульський рік», которую критика называет шедевром, и начало перестройки, которая якобы открыла всем нам невиданные перспективы — новелла «Ісход». Василий Портяк предположил, что война в Украине так и не закончилась. И как показало время, прозаик прав. «Тема для медитації» Леонида Кононовича — тоже интересный роман, в котором переосмысливается тема Голодомора и, возможно, решительно ставится проблема ответственности за преступления сталинизма. В общем счеты со сталинизмом и коммунизмом в нашем контексте слабее, если сравнивать, например, с чешской литературой, польской, эстонской, в частности романами Софи Оксанен.

— Как же это проявляется? Могли бы вы привести примеры?

— Едва ли не самым известным чешским романом ныне является произведение Милана Кундеры «Невыносимая легкость бытия». Это философский роман о тяжести и легкости человеческой судьбы, о том, что может выдержать человек в жизни. Тема человеческой выносливости разворачивается на фоне трагических событий 1968 года, когда в Прагу въехали советские танки. В этом произведении метафорой счетов со сталинизмом является трагический образ царя Эдипа, который по воле богов убил собственного отца и женился на своей матери. Эдип делал все эти вещи неумышленно, поэтому когда узнал о такой игре судьбы, то, чувствуя страшную вину, выколол себе глаза. Милан Кундера через своего героя Томаша спроецировал эту метафору на сталинизм и сталинистов.

Конечно, в польской и  чешской литературной среде вопрос о сотрудничестве литераторов с режимом ставился очень остро. В этом контексте уместно вспомнить книгу интервью польского литератора Яцека Тшнаделя «Родной позор», в которой собраны беседы о польской литературной жизни времен сталинизма с такими писателями, как Анджеевский, Виктор Ворошильский, Мариан Брандис, Збигнев Херберт и др.

Софи Оксанен не была участницей сталинизма, эта писательница финно-эстонского происхождения оценивает сталинизм с расстояния времени, преимущественно пишет о советской и немецкой оккупации Эстонии. Самый известный ее роман «Очищение» имеет два временных плана: первый охватывает Вторую мировую, второй — настоящее. Не менее интересным является и роман «Когда голуби исчезли», главный герой которого Эдгар служил всем режимам, которые уничтожали эстонцев. Проблема приспособленчества и предательства является краеугольной в творчестве Оксанен. Она смогла свести счеты с нацизмом и советчиной, а мы свести их не можем.

«ИМПЕРИИ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ»

— Как освещено отношение к Австро-Венгрии? Ведь интересно, что когда мы говорим о анти- или постколониализме, то обычно имеем в виду Российскую империю. Зато Австро-Венгрию, кажется, вспоминаем, в частности в литературе, с теплом.

— Да, и это особенно отчетливо проявилось в творчестве Юрия Андруховича. Потому что это была совсем другая империя. Австро-Венгрия была монархией, но конституционной, в отличие от России. Власть австрийского монарха, в отличие от царя, была ограничена парламентом, Райхсратом. Австро-Венгрия была многонациональным государством, предоставляла различным этносам и различным религиям одинаковые права и часто защищала русинов, то есть украинцев, перед поляками.

Украинцы стремились превратить Восточную Галичину в украинскую, добившись для нее автономии. Например, в судах нашей Галичины все бланки были не только на немецком, польском, но и на украинском языке. Другое дело, все ли судьи-украинцы пользовались украинским, вынося судебные постановления. Недаром в границах Австрии сформировалась Украинская греко-католическая церковь как национальная церковь украинцев. Все украинские книги после Эмского указа издавались в Галичине. Там появилось общество «Просвита», там были заложены начала будущей украинской Академии наук — Общество имени Т.Шевченко. Во Львовском университете М.Грушевский читал лекции по истории Украины, которые посещало больше всего студентов. Понятно, что в Киевском университете ничего подобного в это время быть не могло. Я уже молчу, что кооперация, первое страховое общество, банки, комитет защиты политзаключенных — все эти институты, свидетельствующие о цивилизованности, появились все-таки в Галичине или Западной Украине, которая была частью II Речи Посполитой. Случай Галичины напоминает нынешний феномен Гонконга, где китайцы, воспитанные Великобританией, отказываются жить по законам коммунизма, которые навязывает Китай, хотят свободы. Юрий Андрухович еще в 1990-х писал, что он благодарен Австро-Венгрии за то, что она сохранила украинскую составляющую мира.

Как-то читала, как один человек в «Фейсбуке» комментировал, как Франц Иосиф I ничем не отличается от российских царей. Однако это неправда. Сложно представить, чтобы Франц Иосиф I подписал Эмский указ, запрещавший украинским детям учиться на украинском языке, чтобы не было украинских учебников (первые учебники и книги для чтения, если не считать «Граматки» Пантелеймона Кулиша или «Букваря» Шевченко, были написаны именно в Галичине). Пантелеймон Кулиш отрекся от российского гражданства, хотел стать подданным Австрии и переселиться в Галичину, где бы издавал новую «Основу» («Основа» — это был первый украинский журнал, выходивший в Петербурге в 1861-1862 годах).

Империи бывают разными. Бывают империи, которые несут цивилизацию, а есть деградировавшие, несущие антицивилизации. Российская империя известна своей блестящей культурой — Л.Толстой, Ф.Достоевский, балет, передвижники, наукой — освоение космоса и др., но в цивилизационном плане она была и остается тупиковым вариантом, сырьевой и авторитарной империей.

«ПРОФЕССОРА КИЕВО-МОГИЛЯНСКОЙ АКАДЕМИИ ФАКТИЧЕСКИ УЧИЛИ РОССИЯН ГРАМОТЕ»

— Если империи бывают разными, то насколько этот инструмент, постколониальные студии, пригоден для украинской литературы?

— Проще всего взять готовую схему. Книга Эдварда Саида «Ориентализм» стала основой для постколониальных студий. В ней говорится о Западе, который занимает пренебрежительную позицию относительно Востока. Американский интеллектуал арабского происхождения критиковал доминирование Запада над Востоком, показывая, что Запад утверждает собственную самотождественность через отрицание Востока. Я не думаю, что эта модель отражает реалии Украины, по крайней мере ее нужно скорректировать, даже если мы говорим о антиколониализме.

Взять, к примеру, Великобританию и Индию. Понятное дело, что Великобритания представляла более развитое общество, чем Индия, хотя индийская культура была своеобразной и очень разной, достаточно вспомнить культуру Великих моголов. На эту тему, кстати, Салман Рушди написал роман «Флорентийская колдунья», который переведен и на украинский. Однако в нашем случае именно Украина-Русь, которая представляла собой прогрессивный тип социальной организации, стала основой для создания России как империи, даже название было заимствовано от нас. Можно сказать, что мы создали собственного колонизатора — подобного феномена, кажется, больше в истории и нет.

Тема создания Российской империи на украинской основе рассмотрена в непревзойденной книге Евгения Наконечного «Украденное имя». Российские интеллектуалы прибегали к эквилибристике мысли, чтобы доказать, что Россия берет свое начало в Киеве. Уместно в качестве примера привести теорию Михаила Погодина. Последний утверждал, что россияне зародились в Киеве, затем эмигрировали на территорию современной России, а после монголо-татарского нашествия на территорию Киева пришли белые хорваты, предки современных галичан. Эта теория о перемещенных этносах откровенно абсурдная, ее в свое время успешно опроверг Михаил Максимович, ректор Киевского университета. Однако российские интеллектуалы делали все ради того, чтобы вывести российскую генезу из Киева. Аналогично профессора Киево-Могилянской академии фактически обучали россиян грамоте и украинскому варианту церковнославянского языка, который модифицировался в российских условиях в российский вариант, поэтому таким революционным оказался шаг Шевченко, который начал писать высокую литературу на языке крепостных крестьян, то есть украинцев. Во время российской колонизации Украины имела при каждом приходе собственную школу и госпиталь. Екатерина II вместе с Запорожской Сечью, которая защищала не только свои интересы, но и российские границы, уничтожила и украинскую общественную организацию. Так украинцы и превратились в нацию неисторическую.

Есть еще один важный момент. Рассказчик упоминавшегося мной романа «Невыносимая легкость бытия» констатирует, что после появления советских танков в Праге началось переименование улиц — так происходила советизация чешского пространства. Появилась улица Московская и тут же — Киевская, Одесская. И эти названия ассоциировались у чехов с оккупантами. Вспомним украинцев, которые были советскими гражданами и участвовали в решении конфликтов, инспирированных СССР, например, в Афганистане. Кстати, стоит назвать в этом контексте роман Сергея Сингаивского «Дорога на Асмара», в котором автор опирается на свой опыт работы военным переводчиком в Эфиопии, которая входила в советскую сферу влияния. Каким здесь предстает украинец? Он выступает от имени Советского Союза, оккупанта.

Репрезентативным в этом плане является роман Олеся Гончара «Знаменосцы», который так понравился Сталину. В нем советские солдаты, в том числе и украинского происхождения, являются знаменосцами сталинизма и мира. Жаль, что прозаик показал их исключительно освободителями Европы от нацизма, миновав их роль оккупантов Центрально-Восточной Европы. И украинцы должны эту свою роль оккупантов осознать и принять. Поэтому все не так просто: есть плохая империя — и есть благородные борцы с империей. К сожалению, украинцы сами являются творцами той империи, которая нас уничтожала веками. Было и немало этнических украинцев, которые были и остаются носителями идей Российской империи, затем СССР. И малороссы, и гомосоветикусы, о которых мы говорили в начале нашего разговора, — это две формы одного имперского опыта личности, которая не может разорвать свои связи с империей: Россией и СССР.

— Есть еще книги, кроме романа С.Сингаивского, которые рассказывают об этом аспекте украинской истории?

— Об этом очень мало говорят. Мы в основном позиционируем себя как жертву. И я считаю, что это не лучший вариант. Вообще читаемые и актуальные произведения, как «Чорний ворон» Василия Шкляра или «Солодка Даруся» Марии Матиос, так и остаются в пределах антиколониального дискурса. Украинцы здесь жертвы... Особенно отчетливо это мнение артикулировано в романе Василия Шкляра, в котором россияне (кацапы) изображены гипертрофированно отрицательно. Однако и среди русских были и есть смелые люди, и хорошие люди среди них тоже есть, а среди украинцев негодяев — пруд пруди! Черно-белая краска для любой литературы, а для постколониальной тем более — не лучший ориентир. Но если бы украинцы все были такими иконописными, как у Матиос и Шкляра, — у нас бы было уже украинское государство давно. И прекрасное государство, правовое и без коррупции. Государство и общество определяют качество граждан, то есть качество человека, а не наоборот. Мы привыкли говорить о себе в контексте поляков и чехов, которые представляют собой солидарные нации. Наше общественное развитие является недостаточным для такого сравнения. Украинцы как нация демонстрируют эксцентричное, подростковое поведение. Когда я читала роман «Американха» нигерийской писательницы Чимаманды Нгози, ловила себя на мысли, что именно Нигерия — наш уровень. Это стремление эмигрировать любой ценой из Нигерии в успешные страны, нежелание и неумение строить собственное государство. Мне это напоминает украинскую ситуацию.

ПОНЯВ ДРУГИХ, ПОНЯТЬ СЕБЯ

— Одной из черт жертвы является то, что украинцы нередко считают свои проблемы уникальными и самыми страшными. Однако это не совсем так...

— Есть нации, которые переживали не меньшие испытания. Например, Салман Рушди, прозаик кашмирского происхождения, написал роман «Дети полуночи» о становлении независимой Индии. Главный герой этого произведения Салим Синай родился именно в ту ночь, когда Индия была провозглашена независимым государством в 1947 году. Индо-пакистанский конфликт возник именно из-за Кашмира. Сколько войн было между Индией и Пакистаном! Этот конфликт продолжается до сих пор, а мы хотим быстрого завершения российско-украинской войны — наивное стремление.

Можно прочитать романы Нобелевского лауреата Орхана Памука, в частности «Снег», в котором без прикрас показано турецкое общество, в котором исламисты сосуществует с западничеством. Особенность турецкого общества, по прозаику, заключается в том, что оно, в отличие от западного, так и не преодолело определенные табу, не научилось быть самокритичным, говорить и воспринимать правду о себе. И потому, что Орхан Памук вспоминает о геноциде армян, часть турок его не воспринимает, считая предателем, работающим на Запад.

Подобная судьба изгнанника и у писателя Джона Кудзее, который родился в ЮАР и описал ситуацию конца апартеида (роман «Бесчестье»), когда в стране царил беспорядок. Его обвинили в расизме и в том, что он показал ЮАР как страну, в которой насилуют. В результате конфликта с Африканским национальным конгрессом прозаику пришлось эмигрировать в Австралию, где он получил гражданство. Судьба Салмана Рушди, кстати, тоже драматическая, потому что после написания романа «Сатанинские стихи», который якобы подрывал ислам, исламские страны отказались издавать его произведения, а аятолла Хомейни признал убийство писателя богоугодным делом. Было совершено покушение, убиты или ранены переводчики, издатели «Сатанинских стихов». Салман Рушди скрывался в Великобритании, затем переехал в США. «Видавництво Старого Лева» выпустило еще последний роман писателя «Золотой дом». Тоже достаточно интересный, он затрагивает проблему выходцев из Индии, которые переехали в США. Там говорится об индийской мафии и крахе патриархальности. Тот факт, что прекрасные писатели, которые являются национальной гордостью, оказываются в роли изгоев, тоже свидетельствует об уровне развития их родного общества. Кстати, тот же Милан Кундера, эмигрировавший из коминустичнои Чехии, стал также и французским писателем, а чешское гражданство ему вернули только в прошлом году.

Интересен роман о раскулаченных волжских татарах — «Зулейха открывает глаза» Гузель Яхин, написанный в стиле магического реализма. Драматический сюжет об испытаниях, выпавших на долю Зулейхи. Это татарский вариант матери в мировой литературе. Гузель Яхина продолжает традицию Чингиза Айтматова.

Надо в нашем разговоре упомянуть и первый роман в СССР, в котором писатель поднял проблему потери исторической и национальной памяти. Я имею в виду произведение Чингиза Айтматова «И дольше века длится день...», который позже выходил под названием «Буранный полустанок». В нем в мифологической форме показана империя, которая превращает людей в манкуртов. Этим несчастным надевали на голову шкуру верблюда (так называемое шири), под лучами солнца кожа высыхала и сжимала голову так, что человек терял память. На заре Независимости руховцы часто называли наших малороссов и гомосоветикусов манкуртами. Однако многим это название не нравилось, поэтому его отвергли как нетолерантное. Название можно отбросить, но проблема остается.

Если нас интересует тема традиционной культуры, ее веса в жизни нации, умения выживать в самых неблагоприятных обстоятельствах, когда не хватает практически всего, стоит читать произведения Ясунари Кавабата, в частности его повести «Тысяча журавлей» и «Страна снега». Стиль минимализма также может быть совершенным. Если мы хотим понять, что такое рабство, выяснить истоки проблем темнокожих граждан США, я советовала бы роман Тони Моррисон «Любимая». Мне не нравится украинский перевод названия, которое должно было звучать как «Улюблена». На могильном камне своей дочери темнокожая Сети хотела выбить надпись «Любимой дочери моей», однако смогла расплатиться только за одно слово. Также в переводе «Любимой» теряется библейский подтекст.

Хотя в основе романа и лежат реальные события второй половины XIX в. в США, он написан в стиле магического реализма. В центре произведения — история побега с рабовладельческого Юга темнокожей женщины Сети, которая была свободным человеком и матерью своих четверых детей ровно 28 дней. Сильная сторона этого произведения в том, что Тони Моррисон не идеализирует ни свою героиню, ни темнокожих, показывая их со всеми недостатками и слабостями. Путь романа к читателям не был простым. Однако солидарность американских интеллектуалов помогла Тони Мориссон. Она получила не только Пулитцеровскую, но и Нобелевскую премию. Вместе с писательницей Нобелевскую премию получила и вся темнокожая Америка. Писатель, которому удается рассказать историю своей нации или сообщества так, что мимо нее невозможно пройти, не заметив, к которой никто и никогда не останется равнодушным, всегда является голосом своей нации, сообщества и своего времени. Будем надеяться, что мир когда-нибудь услышит и украинский голос.