«Когда закончится война – вернутся желания, которые сейчас замерли...»

Возможно, она — «самая коронованная» среди других... Недавно в «Гранд Коронации слова-2015» (конкурс, который существует в рамках «Коронации слова» и в котором состязаются лауреаты первых премий в четырех номинациях) в номинации «Гранд романы» победило ее произведение «Мариупольский процесс», которое выйдет в печать к «Форуму издателей» во Львове.

Галина Вдовиченко — львовянка, автор десяти книжек для детей и взрослых. Без ее новелл не обходятся антологии прозы, выходящие в последнее время. Стильная, всегда приветливая, изобретательная и естественная с детьми Галина знает о волонтерской работе не только из чужих уст...

— В конкурсе «Гранд Коронация слова» ваш роман «Мариупольский процесс» получил наивысшую награду. Где держите «золотую» корону?

—  В коробке, похожей на коробку от торта. (Улыбается.) И «почетную грамоту» тоже спрятала, добавила к другим. Мне кажется, немножко смешно выглядит, когда люди своими сертификатами и другими достижениями украшают стены. Меня эта «детская болезнь» обошла. Может потому, что и кабинета у меня нет. 

— Если серьезно, то вы рассказывали об отважном санинструкторе, который проходит затяжную реабилитацию после Дебальцева и которому дали прочитать «коронованный» не напечатанный еще роман. Переживаете, как его воспримет. Уже знаете мнение?

— Знаю, что начал читать. Он сам попросил, ведь я никого своим писанием не загружаю. Мне, конечно, очень важно его мнение. И в целом, и в деталях. Много разговаривала с теми, кто воюет на Востоке, я знаю, о чем писала. Но вот какую вещь заметила (она не только этой войны касается): иногда люди рассказывают об одном и том же событии совершенно по-разному, хотя каждый говорит искренне, не обманывает. Как в известной притче о слепцах и слоне. Один ощупывает хвост, другой хобот, еще кто-то ногу — и каждый имеет свое мнение о том, что это за зверь. Я своего слона ощупала сердцем и интуицией, хотя и фактаж собрала о-го-го какой: на десять романов или нон-фикшн книжек хватит. 

—  Ну здесь уже и журналистская натура, вероятно, сработала! Существует предубеждение: мол,  журналисты не могут писать художественные произведения, грешат публицистичностью. Ваш пример говорит о противоположном. Исключение из правила?

— Да вроде бы нет, не исключение. Многие из неплохих авторов делили свое время между газетным делом и, скажем, романистикой. Можно в этом сочетании при желании даже находить определенные плюсы, потому что непременно научишься вычеркивать лишнее. И будет нудить от штампов и чрезмерной патетики. Хотя это, конечно, две параллельные действительности, как «быстрая еда» и «авторская кухня». Суть вроде бы одна  — работа со словом, а результат другой.

—  Работаете на два «фронта»:  пишете и для взрослых, и для детей. Как бы изнутри сформулировали специфику письма для одних и для других?

— Откровенно говоря, мне детям писать легче, это такой воздушный, радостный процесс, иногда похожий на полет. Надо только отпустить на волю внутреннего ребенка, не контролировать его своими взрослыми «туда не иди», «этого не двигай». Писание для детей — это как игра в четыре руки: две взрослые, две детские. У меня детские книжки рождаются без мук. А в работе над романом диапазон ощущений шире, здесь и бессилие, и радостное мгновение от того, что попала в яблочко, и ужасное неудовлетворение собой, и усидчивость курицы, высиживающей цыплят. Для детей могу написать историю, ее первый вариант, за один подход. Для взрослых пишется тяжелее и дольше.

— Следовательно, не потеряли «внутреннего ребенка». Ваше детство: чем оно отличалось от типично советского?

— Вряд ли чем-то особенным. Оно было советским. Я могла в селе у бабушки и дедушки на Ивано-Франковщине на Рождество колядовать «Нова радість стала...», а через несколько дней в зимнем лагере выдавать со всеми бодрую «речевку» «Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!» Мне повезло с некоторыми учителями. Моя учительница в старших классах на уроках литературы подталкивала нас к самостоятельному мышлению, останавливала заученное тарахтение попугайчиков. Она, скажем, давала такие темы для сочинений: «Иногда отсутствие сомнений означает трусость». И мы, шестнадцатилетние, сидели в классе, грызли ручки и думали впервые в жизни: для чего человеку сомнения, в чем он должен сомневаться и почему трус — тот, кто не позволяет себе сомневаться?.. Она все время пыталась нас оттянуть от готовых стандартных ответов, вызывала желание задавать себе неудобные вопросы. Не каждому взрослому такая «самостоятельная работа» была по силам. И было это в Москве, я там оканчивала школу. Вот такие повороты судьбы.

Еще у меня была невероятная бабушка. Она нас с сестрой и братом не поучала, не наказывала, все разрешала, но именно ее мы любили безгранично, прислушивались к ее словам, потому что они имели вес. И люди ее любили, потому что было за что. Только после ее смерти, когда уже распался Советский Союз, дед рассказал, что старший брат бабушки был сечевым стрелком, и я увидела его могилу на горе Маковке. Тоже особенности советского детства — узнавать об истории своей семьи уже тогда, когда поздно и не у кого расспросить подробности.     

— «Я сама себе лучший критик», — утверждаете вы. Какую черту не любите в себе (если не секрет) и хотели бы превратить ее в конструктив?

— О той, которую, мягко говоря, не люблю, не скажу, потому что она от меня не зависит, как цвет глаз. А вот та, на которую могла бы иметь влияние и исправить ее, — это чрезмерная терпеливость. Иногда просто удивительная, меня раздражающая терпеливость. Могу довольно долго, себе во вред, терпеть навязчивость, бесцеремонность, пустословие. Но мне людей жаль, поэтому иногда и терплю. В конструктив эта черта довольно легко превращается. А ну, попробуй написать большой текст без терпения. Ничего не выйдет.  

— Существуют ли для вас запретные темы?

— Вряд ли. Просто есть темы, которые меня не интересуют, в смысле основы для романа или рассказа. Даже если я в этой теме неплохо разбираюсь. А вот иногда вдруг увлечет какая-то такая, где копать и копать, с нуля практически. Но именно она почему-то и не отпускает. Главное — интересна тебе определенная тема или нет. Все остальное несущественно.

— Как считаете, может ли ненависть быть источником вдохновения?

— Для меня — нет. Это очень сильное чувство, но оно не конструктивное, оно бесплодное. Для меня это пустоцвет.

— Три вещи, которыми вам пришлось пожертвовать (отказаться от них) в последнее время...

— Не покупаю дорогую одежду, мне стыдно тратить деньги на шмотки. Лучше потратить их на помощь конкретным людям, их сегодня много. Гастрономические финтифлюшки не интересуют, имею в виду те, которые стоят грубых денег. Простая еда самая вкусная, и не только в наших нынешних условиях. И что еще? Если немножко с другой стороны посмотреть на то, от чего я сознательно и вынужденно отказываюсь, то это, по-видимому, от расходования свободного времени на множество приятных вещей. Этого времени мне не жаль на работу за компьютером. Иногда думаю: хорошо, что я начала писать прозу так поздно. Вся жизнь прошла бы мимо меня, со всеми ее прелестями.   

— Однако хочется хоть какой-то радости от жизни. Среди ваших увлечений — горные лыжи, дизайн одежды и интерьеров, коллекционирование перчаток...

— Горные лыжи — это любовь на всю жизнь. И тоже, кстати, началась не в двадцать лет. Со слез, между прочим. Я выехала на подъемнике на верхушку горы и должна была съехать, не умея этого делать. Никто не учил. Падала, оказывалась под елями, обдирала руки до крови. Думала, эти пытки никогда не закончатся, когда меня вдруг объехал маленький ребенок. Ножки плугом. И я сделала так же, почувствовав, как лыжи, наконец, слушаются. А затем был момент, когда ноги начали чувствовать лыжи, а лыжи — прислушиваться к ногам, реагировать на малейшее движение. И научилась. Но знаю людей, которые остановились на этапе «слезы от бессилия», они преждевременно сделали вывод, что горные лыжи — это слишком сложно, что от них нет никакого  удовольствия. Иногда стоит помучиться, чтобы узнать, можешь или не можешь, твое или не твое.

Эксперименты с дизайном одежды теперь остались в прошлом, не уверена, вернусь ли я к этому. Что же касается интерьеров, то обустраиваю сейчас вместе с младшими детьми в семье второй этаж на родительской даче. Мы там малыми средствами делаем морской кубрик. Обшиваем крышу изнутри окрашенной белым и синим фанерой, оставляем красивые деревянные балки открытыми. У нас там есть синий сундук, на стене мозаика из морских камней. Полочка с книжками на морскую тематику, маяк. А кружевные перчатки за последние месяцы надела только раз — на «Коронацию слова». Когда закончится война, вернутся желания, которые сейчас замерли.