Литература по правилам и без

В белой футболке с надписью «Прокуратор» и гербом (!) Бу-Ба-Бу (единственный экземпляр) Виктор Неборак заходит в «Купидон» — один из культовых книжных магазинов-кофеен в центре Киева. Он производит впечатление человека делового и в то же время Homo ludens, человека, который играет. Убеждена: так оно и есть. Во время интервью выясняется: кроме всего прочего, он — тот, кто умеет ценить мгновение. То есть жить настоящим, а не оглядываться назад или гадать на кофейной гуще.

— В этом году — как раз тридцатилетие «Бу-Ба-Бу». На весеннем Книжном Арсенале бубабисты вместе с посетителями отметили эту кругленькую дату. Как считаешь: ваша троица до сих пор, так сказать, полномасштабно представляет «Бу-Ба-Бу»?

— «Бу-Ба-Бу» никогда не был каким-то формализованным образованием. У нас никогда не было менеджера, счета в банке, конкретного графика выступлений на каждый год. То есть того, что есть у любого творческого коллектива. «Бу-Ба-Бу» — тоже как творческая группа, но на самом деле мы — просто друзья, которые никогда не были бы вместе, если бы не занимались литературой. Мы все-таки очень разные по характеру и привычкам. Но держит нас вместе именно литература.

 — Во Львове и Киеве ты представил свой увесистый том «Лексикон А. Г.» Действительно по алфавиту (даже буква «Ь» есть): и литературоведческие статьи, и отзывы о книгах. Своеобразный итог?

— Собранно далеко не все, что написано. Написал 200 мини-отзывов, которые печатал в периодике, из которых в «Лексиконі ...» лишь десять. Есть тут и обширные исследования, и немного сплетен окололитературных. А все вместе — определенный срез литпроцесса последних лет. В какой-то степени и мировой контекст представлен: об отдельных переводных книгах, которые вышли у нас.

 — Все жалуются: нет литпроцесса!

 — Литпроцесс продолжается, а вот адекватного отображения его — нет.

— Для меня твоя личность — олицетворение редких для украинской творческой натуры черт. У тебя есть множество книг — поэтических, прозаических, литературоведческих. Были и аудиодиски с рок-рецитацией произведений. В настоящее время ведешь видеоблог на канале «Еспресо TV». То есть, очень активный писатель. В то же время — организатор знаковых культурных событий. Одно из последних — поэты-восьмидесятники на сцене театра имени М. Заньковецкой во Львове. Да и празднование 30-летия «Бу-Ба-Бу» — на твоих плечах.

— Еще — Игоря Калинца на Нобелевскую премию выдвинули. Нужно было подготовить немало документов.

 — Конечно, сам Калинец этим не занимался бы... Я к тому, что организаторской работы наши литераторы избегают. Еще самого себя продвигать...

 — Я все время занимался разными проектами. «Реберітація» во Львовском театре имени Л. Курбаса, пятилетний проект «Третье тысячелетие», куда приглашал знаковых поэтов преимущественно не из Львова. Сейчас — в проекте «Сектор критики» во львовском книжном магазине «Є». Мне это интересно.

— Сколько ты уже в литературе? Не юбилейная ли дата?

— Некруглая... Первая публикация в «Ленінській молоді» — позднее газета «Молода Галичина» — в 1979 году. Это был сонет о том, как умирал Корчагин. Такая вот экзистенциальная тема! То есть в целом тридцать шесть лет прошло. От первой книги — двадцать восемь, тоже немало.

— Чувствуешь себя реализованным?

— В плане творческом — конечно. Считаю себя одним из лучших украинских поэтов конца ХХ-го — начала ХХI-го века. В плане финансовом — Горемыкой! (Смеется)

— Оправдались ли какие-нибудь предыдущие представления о собственной творческой судьбе?

— Это как посмотреть. Как у многих из нас, есть ожидание, что все-таки начнется настоящий литпроцесс. Настоящие более профессиональные правила игры. При «совке», как ни странно, но они были. По крайней мере, творческий труд, интеллектуальный продукт должным образом ценились. Были толстые журналы, где напечататься было честью, да и соответствующие гонорары были. Хотя немногие могли позволить себе жить исключительно на творческих хлебах.

— Разве что отдельные переводчики и детские писатели.

— Да, некоторые писатели могли позволить себе жить писательским трудом, в конце концов, выступлениями «перед трудящимися». Было представление, что и мы, молодые, вот-вот сможем зарабатывать себе на хлеб творчеством. После 1991-го, разумеется, все очень изменилось. Из нашего поколения немногие рискнули поставить только на себя. Например, Иван Малкович, который создал свое издательство и очень выиграл.

— За этим стоит огромный труд и постоянная головная боль. Ну и творческое наслаждение, конечно...

— Также Владимир Цыбулько рискнул: единственный из нашего поколения пошел в политику и даже попал в Верховную Раду. Между нами было неписаное соглашение, что мы, восьмидесятники, — по крайней мере, «метафористы» и постмодернисты — не идем в политику. Потому что политика в печенках уже сидит. Я собирался быть профессиональным литератором. Примером для меня был Загребельный. Из поэтов — Вознесенский. Хотел писать рок-оперы, работать во всех возможных жанрах. Я и работаю, но другое дело, что все это не приносит нормального материального обеспечения.

— Может быть, принесло бы, если бы ты хотел и умел сам себя «раскрутить»?

— Разве не знаешь, какой типичный алгоритм «раскрутки»? Автор печатается на Западе. В нашем случае это прежде всего Польша. Печатает там книгу, издательство организует промотуры. Друзья-поляки помогли нашим выйти в более широкий свет, прежде всего в Германию. А дальше уже кому как повезет. Но это предполагает определенные жесткие обязательства, зависимость. Я же — тот, кто сам решает и соответственно делает. Не хотел всем этим заниматься. Успех — быстротечная земная слава. Между прочим, я — единственный из украинских поэтов, которого переводил лауреат Пулитцеровской премии Ллойд Шварц. В книжке «З трьох світів», которая вышла в США, в его переводе мое стихотворение «Риби». В целом меня переводили на тридцать языков. В исполнении группы «Мертвий півень» моя поэзия звучит в голливудском фильме.

 — Что это за история?

— В 1997-м «Півні» записали альбом, где была песня «Поцілунок» — на мое стихотворение. А в 2008 году вышел голливудский фильм «Замерзшие души». И там среди других фоново звучит эта песня. Первый случай и последний пока что в истории Голливуда и независимой Украины, когда украинская песня звучит в американской ленте. Это артхаусный фильм. К нему выпущен диск, где есть все песни, которые там звучат.

 — Поздравляю с такой славой! Есть ли у тебя ностальгические нотки по молодости?

— Ностальгия? Всегда пытался жить в настоящем. Фраза Христа о том, что не нужно заботиться о дне завтрашнем, потому что он сам о себе позаботится, очень близка мне. Так и пытаюсь жить. Меня поражает непереваренный украинский романтизм. Представление, что все что вокруг — тлен. А вот я в будущем еще покажу себя... Это бесперспективно. Мне хочется прожить нормальную человеческую жизнь. Люблю много земных вещей: изысканное общество, вино. Но в поэзии я порой летаю.

 — Летающая голова!

— Тот поэт, который проявляется в моих лучших стихотворениях, — это своего рода демон в греческом понимании. Какая-то сущность, которая то прилетает ко мне, то покидает. Но скажу прямо: раздражают люди, которые постоянно считают себя поэтами. Это смешно.

 — С чего, считаешь, вырастало твое поколение?

— Мне давно осточертела эта отрыжка российско-москальского дискурса, что литература украинская — вторична, зависима от образцов русской. Мы формировались не по соцреалистическому канону. На многих из нас повлиял Антоныч — абсолютно самобытный, ни на кого непохожий в русской литературе. Мы читали прежде всего поляков, французов, американцев — и они влияли на нас в первую очередь.

 — Почти десять лет назад вышел твой роман «Базилевс». Жаль, что он не приобрел огласку, которой заслуживал.

— Скажу так: как только захочу, по «Базилевсу» будет снят фильм, напишут оперу — на все свое время. Не хочу превращать свое творчество в конвейер. Разве нам не наука случившееся со стотысячными тиражами книг при Союзе? Кто их перечитывает сегодня?