Маэстро высокого стиля

Осознавая свое неопровержимое место в истории украинской литературы, писатель отмечает: «Мы должны быть людьми своей украинской культуры». Ей он безоглядно посвятил свою достойную подвижническую жизнь писателя по призванию и по убеждению.

Есть писатели, которые знаменуют своим творчеством целую эпоху. К таким принадлежит, бесспорно, Валерий Шевчук — писатель-шестидесятник, автор известных хрестоматийных произведений, которые достойно представляют современную украинскую литературу на мировых просторах и которые украсили бы любую мировую литературу. Но это утверждение не совсем точно — и относительно эпохи украинского шестидесятничества, которую так ярко представляет творчество писателя, и относительно самого Валерия Александровича. Ведь, дебютировав в начале 1960-х, воспитав целую школу прозаиков, он плавно и достаточно успешно перешел в нынешнюю эпоху с ее гаджетами, фейсбуками, размытыми ценностями и расстрелянными иллюзиями. И хотя сам писатель до сих пор пользуется «старосветским» методом написания произведений (ручкой и печатной машинкой), это ни в коей мере не влияет на писательскую производительность. Его творческое достояние удивления достойно — на сегодня опубликовано 168 книг (подчеркиваю: на сегодня, потому что уже завтра эта цифра изменится: издательства готовят к печати новые его рукописи — не буду заранее раскрывать писательские тайны).

При этом Валерий Александрович не только активно работает, но и — вы не поверите! — до сих пор открывает самого себя. Сознается, что, перечитав десятки и десятки интервью, которые в течение целой жизни брали у него скрупулезные журналисты, собрав их все вместе (потому что это «тянет» на преинтересное весомое издание!), он вдруг понял, что именно в тех ответах последовательно разворачивается его писательская художественно-эстетическая и морально-этическая программа, на которой он стоял в течение долгих десятилетий и стоит теперь, — невзирая на все катаклизмы, испытания и разочарования. Ведь специальные статьи о том никогда не писал — зато жил и живет, как диктует ему собственная совесть и писательское умение. То есть никогда ни на грамм не предавал своих принципов, не велся на всяческие соблазны мировые, будучи последовательным сковородинцем. Даже, вспоминаю, как иронически отреагировал когда-то на мои слова относительно целесообразности выдвижения его кандидатуры на Нобелевскую премию: кроме ироника, он еще и реалист, который достаточно адекватно оценивает усилия, то есть неспособность власти родной страны (независимо от фамилий глав) относительно репрезентации национальной культуры в мире. Страны, в которой живет и которую безгранично любит. Иначе бы не жил в ней всю жизнь, избегая любых далеких выездов за границу (хотя изредка там и бывал), тем более что никогда не пользовался такими привилегиями, как отпуск.

Большой затворник и фанатичный трудолюб, а еще большой книголюб, который не может отказать себе в удовольствии «познакомиться» с максимальным количеством новых книг, Валерий Шевчук находится в настоящее время в своем собственном книжном мире, который достраивает все новыми и новыми произведениями, хотя и мира реального не чурается, однако относится ко всем перипетиям с высоты собственной мудрости, загрунтованной в стойкую философскую позицию. И остается неизменно интересным всем, кто с ним общается или кто читает его произведения.

Эта способность на протяжении десятилетий удерживать внимание к себе — незаурядное умение, то есть тот высокий уровень мастерства писателя, которое не устают исследовать многочисленные литературоведы. Но и есть что исследовать! Входил в литературу сборниками рассказов и повестей «Серед тижня» (1967), «Набережна, 12» и «Середохрестя» (обе 1968), «Вечір святої осені» (1969), «Крик півня на світанку» (1979) и др. Оставив позади период писания в «ящик» (когда в эпоху соцреализма его не печатали по причинам цензуры), потом — период громкой славы хрестоматийных романов «Дім на горі» (1983) и «Три листки за вікном» (1986: именно за этот роман писатель был удостоен двух самых престижных премий — Шевченковской и премии Фонда Антоновичей; среди почтенных наград отмечен еще в 1999 г.  Орденом князя Ярослава Мудрого» V ст. ), В. Шевчук добавлял к своему уже известному имени все больше и больше новых произведений, среди которых, в частности, «На полі смиренному» (1982), «Птахи з невидимого острова» (1989), «Дзигар одвічний» (1990), «Око Прірви» (1996), «Юнаки з вогненої печі» (1999), «Срібне молоко» (2002), «Тіні зникомі» (2002), «Темна музика сосен» (2003), «Мор» (2004), «Сон сподіваної віри» (2007) і — зробімо паузу, бо годі перелічити геть усе, — вже зовсім «свіжі»: «Свято неділі» (2017), «Картини на провінційному тлі» (2018) и многие другие. Маэстро большой прозы и высокого стиля, Валерий Шевчук шел к своим великим полотнам постепенно. Как истинный знаток, ценитель и исследователь украинского барокко, он фактически исповедует барокковый принцип построения своих произведений. Повести и романы, написанные им в течение десятилетий, со временем превращались в сложные структурные книжные «побудови» — так имеем житомирскую сагу «Стежка в траві» (1994), роман-квинтет «Привид мертвого дому» (2005), «Роман юрби. Хроніка «безперспективної» вулиці»» (2009), клаптиковый роман-триптих «Фрагменти із сувою мойр» (2014).

Кроме написания  огромного массива повестей и романной прозы Валерий Шевчук поставил перед собой цель актуализировать многочисленные страницы старокиевской литературной тематики и литературы средних эпохи: это роман-эсее «Мисленне дерево» (1989), «Дорога в тисячу гоків» (1990), исследование «Козацька держава. Етюди до історії  українського державотворення» (2005), «Козацька держава як ідея в системі суспільно-політичного мислення» (2007), монография об И. Мазепе «Просвічений володар» (2012); подготовил для широкого читателя том украинской барчнвой драмы, серий антологий и сборников поэзии ХI-ХVIII d., в частности сборник любовной лирики «Пісні Купідона» (1984), «Літопис Самійла Величка» в 2-х томах (1991), произведения И. Вышенского, Л. Барановича, И. Величковского, Д. Братковского, Г. Сковороды и др. А чего стоят его обстоятельные исследования о Т. Шевченко и Г. Сковороде «Personae verbum (Слово іпостасне)» (2001) «Пізнаний і непізнаний Сфінкс: Григорій Сковорода сучасними очима» (2008)!

Исторические параболы, как еще называют исследователи произведения В. Шевчука на историческую тематику («В пащу Дракона», «Біс плоті», «Закон зла (Загублена в часі)» и др.), адсорбируют поэтику фантастического, демонического, мистического, готического, имеют все признаки необарочного и постмодернистского письма. Поэтому Валерий Шевчук с точки зрения последних десятилетий — это провокация жанром интеллектуального детектива, постмодерной символикой, а еще —  нескрываемая ирония и самоирония, которые колоритно окрашивают комментарии самого автора в художественном произведении. Прием, которой применяет далеко не каждый писатель. Конечно, это не ноу-хау Валерия Шевчука, но также и ноу-хау, оно расширяет пределы, роль и стилистическую специфику нарратора и провоцирует исследователей на новые аспекты обсервации творческой манеры художника. Фактически это скрытая/нескрытая полемика с литературной критикой, к которой, как, собственно, и к академическому литературоведению,  писатель относится довольно скептически, хотя и не игнорирует полностью. Подрывая изнутри роль «внешней интерпретации», «играя» в самодостаточность, писатель парадоксальным образом множит количество тех самых внешних интерпретаторов, которые исследуют его творчество разноаспектно: им, как интерпретаторам, так и аспектам исследований, несть числа. Однако они не охватывают и не исчерпывают все богатство и все своеобразие его творчества.

Сложно отрицать влияние корифея на поколение украинских прозаиков 1980—1990 гг. и в плане поведенческо-экзистенционном, и в плане художественно-эстетическом: его невозможно обвинить в конформизме, следование предписаниям соцреализма в самые жестокие тоталитарные годы, а весомые достижения в области художественно— образной, жанрово-стилестической системы с неповторимым идиостилем, бесспорно, выводит  многогранную прозу этого писателя, а в его лице и всеф украинской литературы, на мировой уровень. Несмотря на все дискуссионные моменты относительно правомерности существования «житомирской школы», роль ее руководителя по праву отводится именно В. Шевчуку (сам писатель родом из предместья Житомира и всю жизнь чувствует себя неотделимым от малой родины)  как «предтечи постмодернизма», ведь культивируемая им рафинированная игра со словом, цитатой, первоисточником, жанром, наконец, относится к области поэтики постмодерной.

  Если бы нужно было ответить одним предложением на вопрос о значении творчества этого писателя для нашего современника, ответ можно было бы сформулировать следующим образом: мощный гуманистический ее заряд, целостная философская система виденья мира как арены борьбы между добром и злом дают более прочную и более реальную возможность найти точку опоры в нынешнем посттоталитарном противоречивом мире и не предаться отчаянию из-за тщетности усилий добиться в нем справедливости и гармонии. Ведь, несмотря на глубокую перенятую экзистенциоными мотивами, эта проза сконцентрирована не на суггестии отчаяния, экзистенцоийном безысходном положении, а на поисках смысла бытия — и это в самом широком историческом национальном контексте. Банальное якобы высказывание об исповедовании общечеловеческих ценностей на самом деле здесь вовсе не банальное и не лишнее, поскольку эти произведения можно назвать транснациональными: они могут быть интересными в разных уголках мира.

Поскольку мне повезло достаточно много писать о творчестве этого мастера психологической прозы, попыталась по случаю прошлого, тогда «полукруглого» юбилея пятилетней давности  кое-что из написанного ревизовать. Первая и основная позиция касалась, сказать бы, психоаналитической роли писателя. Раньше я отстаивала мнение, что В.Шевчук скорее имеет призвание не к роли Кассандры, а к роли своеобразного Фройда, поскольку разобраться в деформированном общественном сознании или психологии рядового человека ему важнее, чем выносить приговоры или писать об успешном герое нашего времени. Но и Кассандры тоже! Ведь писатель не только занимается «человековедением», он еще и предостерегает. Речь идет в первую очередь о той мощной антиимперской обличительной струе, которой пронизано подавляющее  большинство произведений Шевчука.  И это особенно сделалось выразительным как раз пять лет назад, когда Российская империя, символично олицетворенная Шевчуком в образе Дракона, как до времени затаившаяся чума, в образе современной путинской России пытается восстать из пепла и возродиться в самых отвратительных своих форматах, включая нынешнюю российско-украинскую войну. Это предостережение о вечной имперской угрозе особенно коррелирует также с чрезвычайно актуализированным в наши дни предостережением о синдроме Иуды, который так ярко засветился в современном украинском обществе. Поэтому и роман «В пасть Дракона» (1993), и повесть «Сын Иуды» (2007) прочитывается сегодня по-новому, через целую систему предостережений и сигналов, которые писатель посылает нам со страниц своих произведений. Так тема «писатель и общество» возвращается в настоящее время другим боком, фокусируя фактически все наработки Шевчука и разбивая своей конкретикой его же тезис о собственной аполитичности (хотя это правда лишь в известной степени — ведь на Майдан Валерий Александрович ходил).

Также уже приходилось произносить тезис, что «поздний» Валерий Шевчук фактически надел тогу великого мудреца, который иронически созерцает, осмысливает и комментирует (в формах художественно-естетических) мир, хотя он, этот мир, в своей суетности не замечает этого, идя то ли к своему концу, то ли к новорождению, что, в конечном итоге,  то же самое. Но это обстоятельство не влияет на великого мудреца: обогащенный большой долей иронии и самоиронии, внутренне он находится в органической гармонии, уравновесив свою творческую миссию (назначение) с самооценкой, обычно достаточно самокритичной. Тихо и несуетно (характерный признак Шевчукового жизненного стиля), избегая соблазнов цивилизации (например компьютера, писание на котором считает «мертвым»), творит он свою правду, разворачивая «свитки мойр», распутывая «кроссворды», разоблачая «привидения мертвого дома», выводя нас из «лабиринтов», вслушиваясь в «темную музыку сосен» (почитатели его творчества, бесспорно, уловили в этой игре кавычек названия известных произведений писателя). Отрывая от себя и посылая в мир листки ежегодно за окно скромной своей кельи («Три листка за окном» — уже упоминавшееся его известное произведение), писатель продолжает поражать своей работоспособностью и жизнелюбием.

Вполне очевидно, что патриарх украинской литературы Валерий Шевчук сжился с истиной мудрой жизни как жизни «правильной и праведной», интегрировав ее из философской культуры античности, в частности практики стоиков, в свою ежедневную философию, которую он, к слову, издавна выстраивал сам, модифицируя достояние мировой философской мысли. В данном случае речь идет о давней идее, согласно которой жизнь — это игра, а люди в ней — актеры, которые разыгрывают на кону бытия события жизни собственной. Одно существенное уточнение: это слишком серьезная игра, которая нуждается в мужестве жить, часто жить «вопреки», а в варианте Валерия Шевчука, несмотря ни на что ироничные/самоироничные дискурс и поддискурс, эта мудрость заключается еще и в мудрости, которая и освящает все те моменты «вопреки». Иначе как примирить якобы непримиримое — свои идеалы-надежды и романтичные представления (а они присутствуют в сознании писателя-патриарха) — с тем, что существует произвольно вокруг, — вне этих идеалов, в жестокой реальности. Вот тут и приходит на помощь спасительная ирония, с которой Валерий Шевчук подружился давно, а затем, в более позднем своем творчестве, и «породнился».

Свидетельствует ли это, что патриарх украинской литературы время от времени устает провозглашать истины и прячется в раковину самоиронии, за маску иронии  И да, и нет, потому что в действительности Валерий Шевчук никогда и не провозглашает истины, он исследует пути к ним, часто извилистые и сногсшибательные, сами же истины интерпретирует, разворачивая свои интерпретации к судьбам конкретных людей, и кажется, что тот «свиток мойр» не имеет конца, поскольку в конкретных судьбах всегда отражены истины универсальные, общечеловеческие.  Во-первых, ирония у него присутствует, так сказать, не только как «выработанная» суспензия, а в естественной своей ипостаси, а во-вторых, В.Шевчук на протяжении целой жизни остается чрезвычайно целостным человеком, и те маски, которые он время от времени обновляет, не взяты напрокат, они органичные, слиты с его сущностью, они ограждают от растворения в быту, суете, тщеславии и разочарованиях.

Остается разве что добавить, что основные произведения писателя переведены на 22 языка мира, в частности английский, французский, немецкий, польский, чешский, словацкий и другие (а могло бы быть и больше — при тщеславной национальной культурной политике).

Гордимся, что имеем такого писателя!

Об авторе статьи: Людмила ТАРНАШИНСКАЯ — доктор филологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института литературы им. Т.Г. Шевченко НАН Украины, руководитель научного Центра исследования проблематики украинского шестидесятничества, автор многих книг, в частности монографии «Художня галактика Валерія Шевчука. Постать сучасного українського письменника на тлі західноєвропейської літератури» (2001). Активный автор газеты «День» предыдущих лет.