Мартин РАЙНЕР: «Мы теряем умение понимать текст...»
Писатель — о чешском литературном процессе и своих впечатлениях об Украине 1980-х![](/sites/default/files/main/articles/02062017/31rayner.jpg)
Завершился Книжный Арсенал. Киев посетило немало зарубежных писателей. Один из них — чех Мартин Райнер, на родине известный в первую очередь как поэт, но в Украине впервые в этом году вышла книга его малой прозы «Один із мільйона». На украинский ее перевела Екатерина Удилова (хочется также искренне поблагодарить ее за перевод нашей беседы с писателем), а напечатали в издательстве «Чеська бібліотека» при содействии Чешского Центра в Киеве в рамках международной вышеградской издательской программы «К4». Проза Райнера одновременно ироническая и преисполненная сопереживания, хрупкой сентиментальности, формально она довольно разнообразна. А в центре его произведений неизменно оказывается все тот же «маленький человек», которого исследовало уже множество литераторов, вплоть до Гоголя, Джойса и Кафки включительно. Также Мартин Райнер — один из заметных чешских издателей. Его издательство называется Druhe mesto, также он имеет опыт создания многочисленных литературных журналов, организации фестивалей и других мероприятий. Словом, он явно относится к «гуру» чешского литературного процесса. Наша беседа проходила в шумном помещении «Мистецького Арсеналу», которое, впрочем, для Мартина Райнера оказалось вполне уютным.
«ПРОЗАИЧЕСКОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ РОЖДАЕТСЯ ИЗ СИТУАЦИИ»
— Господин Мартин, на украинском языке вышла в свет ваша прозаическая книга «Один із мільйона». Могли бы вы описать ее несколькими словами?
— Это довольно пестрый набор историй, по-разному написанных, от дневниковых заметок до драматического диалога. Их герои — обычные люди из обыденной жизни, которые, правда, попали в переломные, необычные обстоятельства. И еще одна важная вещь: книга «Один із мільйона» является для меня некой картой моего родного города Брно, его знаковых мест, заведений, уголков, но картой не нарисованной, а выписанной литературно.
— Хочу обратить внимание на жанр книги. Это — преимущественно рассказы. В мире сегодняшних быстрых коммуникаций и сжатых сообщений рассказы вроде бы очень даже актуальны, но, с другой стороны, многие издатели их игнорируют, стремятся издавать только романы. По крайней мере так обстоят дела в Украине. А что для вас этот жанр?
— У нас тоже издатели часто отдают преимущество роману. Но я вовсе не сторонник того, чтобы пренебрегать малой прозой. Рассказ позволяет высказаться концентрированнее, плотнее, эффектно изобразить человеческую психологию, «подсветить» определенную ситуацию, коллизию. А для меня любое прозаическое произведение рождается именно из ситуации — и уже к ней потом добавляются характеры, обстоятельства и т.п.
— Надеюсь, в Украине также скоро прочитают ваши стихи. Как, кстати, себя чувствует рифмование в современной чешской поэзии? Скажем, в польской рифмованных стихов сейчас совсем мало, в украинской больше, в российской и белорусской еще больше...
— Оно у нас считается немного архаичным, так как многие молодые поэты думают, что рифмовать — это слишком просто. Часто пренебрегают этим. Более того, современная поэзия, которая передает много эмоций, нередко считает, что рифма ее сдерживает. А настоящие мастера и в верлибре передадут и внутреннюю рифму, и внутренний ритм. Но многие молодые авторы этого не могут, они просто набрасывают слова — и считают, что этого достаточно, что это чего-то достойно.
— Вопрос, который вы не можете не услышать в Украине, поскольку у нас уже три года идет война. Итак, война и литература — как, по вашему мнению, они совмещаются и взаимодействуют?
— Я убежден, что такой мощный и страшный опыт, как война, нуждается во времени, чтобы быть литературно переосмысленны. Поэтому и лучшие, наиболее интересные произведения о войне должны появиться позже. Все впереди. И хочется надеяться, что впереди мир. Ведь сегодня все это выглядит очень странно — с одной стороны, Киев, где мы находимся, вообще основная часть страны, в которой мы видим активную жизнь, определенные изменения, движение, а с другой — та часть Украины, в которой идут бои, ежедневно гибнут молодые люди, гибнут за то, чтобы здесь продолжалась жизнь...
«РАСПРОСТРАНЕНИЕ СОСТАВЛЯЕТ ОКОЛО 50% ЦЕНЫ КНИГИ»
— Вы много занимаетесь и занимались изданием книг, журналов. Каковы сегодняшние издательские реалии в Чехии? Что изменилось с девяностых годов?
— С девяностых годов произошел большой рост. Практически с нуля, с нерегулированного рынка мы вышли к нормальному рынку. Постепенно мы создали систему, которую можно сравнить, допустим, с немецкой, появились правила. Усилия этих лет не прошли зря. В девяностых было мало издательств, но большинство из них — масштабные, большие. Распространение было государственным. А потому печать выходила дорогой, а дистрибуция дешевой. Теперь все наоборот. Много небольших издательств, издать книгу стало дешево, а распространить — дорого. Распространение составляет около 50% цены книги. Нас это не застало врасплох, мы такого ожидали, поскольку так уже было на Западе. В коммунистические времена печаталось не так много интересных книг, а теперь появилась большая конкуренция. Тиражи сейчас меньше, но если издатель видит, что книга вызвала интерес, переиздает.
— А как дела с изданием поэзии?
— Я — один из основных издателей поэзии в Чехии. Собственно, с ней работает всего несколько издательств. Представьте, я печатаю 3—4 книги в год, и продается в среднем 50—80 процентов тиража. Очень часто авторы издают поэзию за собственные средства: это им обходится ориентировочно в 15—20 тысяч крон (стоимость чешской кроны сейчас приблизительно равна стоимости украинской гривни. — О.К.), что меньше средней зарплаты.
— С чем связываете такой скромный спрос на поэтические книги?
— Сейчас доминируют новые медиа. Молодежи трудно воспринимать печатный текст, им нужна картинка. А поэзия не просто печатная, это еще и очень специфический жанр. Плюс образование, уровень грамотности, интеллектуальный уровень. Раньше система образования уделяла внимание чтению и, что важно, пониманию текста, его содержания и контекста. Сейчас большинство просто читает, теряется умение понимать текст, погружаться в него. Моя 9-летняя дочь кучу времени проводит за компьютером, на YouTube, смотрит очень много видео, а вот чтение для нее — сложный процесс. Когда мы говорим ей: «Почитай книжку», — она воспринимает это как наказание. Она даже музыку понимает только в виде клипа — и очень удивилась рассказам о временах, когда ее слушали с дисков, пластинок, кассет или еще каким-то образом без видеосопровождения. Кажется, интерес к поэзии наиболее выразительно сохранился в подростковом, студенческом возрасте, когда и формируется восприятие текста, языка, литературы. Я несколько лет занимаюсь организацией поэтического фестиваля «Поэзия без границ» в городе Оломоуц — и вижу, что на него приходит действительно немало людей, особенно того возраста, о котором я сказал. Далеко не все из них покупают книги, но интерес есть.
«В ЧЕХИИ — МОДА НА БЕЛЛЕТРИСТИЧЕСКИЕ БИОГРАФИИ»
— Вы вспоминали о литературном фестивале «Поэзия без границ». Расскажите, пожалуйста, о масштабах и значении таких фестивалей в Чехии.
— Самый масштабный литературный фестиваль — это, конечно, международный «Месяц авторских чтений». Кстати, пару лет назад там страной-гостем была Украина, чехи познакомились со многими вашими интересными современными писателями (мне больше всего запомнился Юрий Андрухович). О моем фестивале «Поэзия без границ» я уже говорил. Он длится 5 дней в Оломоуце, приходит достаточно много людей, каждый раз больше. Также есть менее масштабные фестивали, и они тоже имеют свою аудиторию. Я бы сказал, что, по сравнению с 1990-ми, когда многие люди засели за телевизор, теперь людям больше хочется живого культурного зрелища — и они активно ходят пусть и на мелкие, локальные, но интересные мероприятия.
— Можете обозначить хоть несколько заметных тенденций в современной чешской литературе?
— Чешская литература очень разнообразна, о выразительных тенденциях трудно говорить. Но, вероятно, тенденцией является мода на беллетристические биографии. В газете Lidove Noviny есть опрос о самой лучшей книге года, и за последние четыре года трижды в таком рейтинге побеждали именно биографические книги. Там была и биография Вацлава Гавела, и, в частности, мой роман о яркой и трагической фигуре чешского поэта двадцатого века Ивана Блатного. Немного смешно, что, например, в британской литературе все это отгремело в восьмидесятые годы, а вот у нас — именно сейчас. Еще можно вспомнить: в начале девяностых годов в Чехии были популярны дневники, потому что раньше, при цензуре, люди не могли позволить себе публично высказываться откровенно по всем вопросам.
— Часто наше время в культуре, в литературе называют циничным. Как в нем чувствуете себя вы — автор достаточно сентиментальный и сострадательный?
— Чешская литература вообще не такая уж циничная. У нас очень много чувственных, откровенных произведений. Поэтому я чувствую себя вполне хорошо. Если взять, например, американский контекст — Пола Остера или Чака Паланика — эти авторы действительно достаточно циничны, но тот же Паланик своим цинизмом только прикрывает искусственные конструкции и спекуляции. Мне такие вещи не близки.
«МОЙ ГОРОД ДАЕТ МНЕ МЕНТАЛЬНУЮ СИЛУ»
— Чем для вас является родной город Брно?
— Брно — очень важный для меня временной континуум. Понимаете, в 52 года я гуляю по тому же городу, по тем же улицам, по которым ходил в четыре года. Поэтому я по-особенному смотрю на себя и на все вокруг, вижу, чувствую, что и как изменилось, а что осталось таким, как было. Это особенно хорошо для писателя — имеешь перспективу. Кроме того, мой город дает мне определенную ментальную силу, я чувствую связь с Брно, и он для меня чрезвычайно важен. И в литературе Брно имеет мощную традицию. Здесь родилось много писателей, многие писали об этом городе, делали его героем своих произведений. Например, такие классики, как Кундера или Незвал. Или мой ближайший предшественник в смысле текстов о Брно — Иржи Кратохвил. Ну и, конечно, упоминавшийся Иван Блатный. Эта традиция не может не радовать.
— А как вы относитесь к шутливому противопоставлению Брно и Праги? Одна знакомая говорила мне: «Можно любить или Брно, или Прагу, но в любом случае не оба города одновременно».
— Для меня это смешно, понятное дело, я не разделяю таких взглядов. Если человек поносит один из этих двух городов, то это скорее его проблема, его комплекс неполноценности. Утверждать, что у тебя не сложилась жизнь из-за Брно или Праги — абсурд. Взять для примера мое издательство Druhe mesto. Оно расположено в Брно, но в нем прекрасно сосуществуют авторы из всей Чехии, в частности около 80% пражан.
— Ваши впечатления от Украины? Это не первый визит?
— Тридцать лет назад я уже бывал в Киеве. Вижу, что с тех пор многое изменилось (смеется. — Ред.) Город имеет энергию, и это замечательно, это значит, что есть перспективы. Тогда же, тридцать лет назад, я еще был в Харькове. До сих пор помню, как купил там пластинку группы Jethro Tull — и был очень поражен, что ее название на обложке было транслитерировано кириллицей: Джетро Талл. Этим летом я собираюсь ехать во Львов в рамках «Місяця авторських читань». Поэтому 2017 год у меня будет немного украинским.
— Как вы стали писателем?
— Была одна историйка-шутка. До 18 лет я не слишком интересовался поэзией, литературой вообще. Но в старшей школе как-то мой одноклассник написал на уроке коротенькое стихотворение, и он имел огромный успех в классе. Уже на следующем уроке (вспоминаю, это был русский язык) я тоже написал стихотворение — вульгарную пародию на историю Белоснежки и семи гномов. Мое стихотворение тоже всем понравилось, так что я понял: в поэзии что-то есть!
Выпуск газеты №:
№93-94, (2017)Section
Украинцы - читайте!