«Новый Советский Союз Путина – это симулякр»

«Моя родина — Россия, которая есть частью Европы, а родина Путина — это КГБ», — так сказала Елена Чижова в одном из интервью, и сейчас четко выражает свою позицию относительно украинско-российских событий. Елена Чижова — коренная петербурженка, автор пяти романов, директор Санкт-Петербургского ПЕН-клуба, редактор международного журнала «Всемирное слово» и переводчица с английского. Главная линия ее романов — петербуржская тема, которая определяет и психологию, и характеры героев. Точнее — героинь, потому что Чижова однозначно предпочитает женские характеры. Два ее романа — «Лавра» и «Злодейка» — вошли в короткий список премии «Русский Букер», а последний роман «Время женщин»  был удостоен этой награды. Также «Время женщин» был номинирован на центральноевропейскую литературную премию «Ангелус». Именно на церемонии награждения во Вроцлаве мы встретились с Еленой Чижовой. И поговорили — об осознании Европы, месте в ней России и незаживающей ране — войне.

— Сначала хотела бы поговорить о вашем осознании Центральной или Восточной Европы. Есть ли у нее какие-то географические и культурные границы, и каково, по вашему мнению, место России в ней?

— То географическое или идеологическое разделение, которое во времена Советского Союза  существовало между странами Западной и Восточной Европы, в какой-то мере осталось. Это, в первую очередь, экономический аспект, но также, думаю, у многих, живущих на территории Восточной Европы, осталась и советская ментальность. В разной мере, кончено. Точно такие же пережитки советского времени остались и в России. Что совсем не означает для меня, что Россия — это не Европа. Во всяком случае, та Россия, в которой я родилась, которую знаю и которую считаю своей Родиной. Другое дело, что процесс десоветизации и в России, и в некоторых восточноевропейских странах не прошел в полной мере. Именно это породило сложную ситуацию, которую мы сейчас переживаем.

— Как подметила Светлана Алексиевич, «если Петр І открыл окно в Европу, то Путин забил его гвоздями». Сейчас видно, что курс государства меняется. Как вы относитесь к этому?

— Официальный курс меняется, это правда. Но 25 лет, которые Россия прожила в относительно свободном мире, тоже не прошли напрасно. Современный  мир таков, что один человек, даже поддержанный большинством российского населения, просто не может повернуть курс государства в полной мере. Это все-таки не времена Петра І, и даже не советские времена. Когда Путин говорит о том, что надо закрыть окно в Европу, по сути, его поддерживают люди, которые, как правило, в Европу не ездят, вообще не выезжают за границы своей страны и даже  города. А люди, живущие в таких крупных городах, как Москва, Екатеринбург, Санкт-Петербург и т.д.,  — это люди современного сознания. Поэтому даже если гипотетически представить, что Путин хотел бы создать железный занавес, экономика Росси последних 25 лет построена таким образом, что она не может существовать без внешнего мира. Разговоры в России о закрытии окна в Европу — это идеологические разговоры, рассчитанные на послушное большинство — электорат, который в какой-то мере действительно чужд и европейским ценностям, и жизни в открытом мире. Но все же я бы не стала преувеличивать всесильность Путина. Современный мир — другой.

— Как события этого года изменят  Украину и Россию?

— Ужасные военные события на востоке, а также аннексия Крыма — это незаживающая рана, которая будет сказываться очень и очень долго. Меня угнетают даже не официальные отношения между Украинским и Российским государствами, потому что рано или поздно политики договорятся. Хотя бы потому, что многие из них — люди просто циничные, для которых главное — политическая и экономическая выгода. Но эти события действительно разделили людей. Вот это ужасно, и из этого будет очень сложно выбираться. Это не официальный пакт, это людские судьбы. Потому что, когда дело касается личных связей, большинство из  нас не рассуждают цинично, а рассуждают от сердца.  Не знаю, как мы будем это восстанавливать. Я хотела бы подчеркнуть, что не отождествляю себя с правящим режимом. Одно дело — страна Россия, а другое дело — правящий режим. Поэтому сразу после крымских событий я подписала письмо протеста. Когда я думаю об украинцах и когда  встречаю кого-то из Украины,  невольно чувствую даже не стыд, а сильную внутреннюю напряженность.

— Как в вашей семье восприняли события в Крыму? Знаю, что ваш муж — официальный представитель Меджлиса крымскотатарского народа в Санкт-Петербурге...

— Несмотря на то, что мой муж русский, он долгие годы занимается темой крымских татар. На него в детстве очень тяжелое впечатление произвели рассказы о депортации. Он ее не застал, потому что был маленьким ребенком в то время, но многие годы чувствовал необходимость докопаться до правды, все это описать. У нас много друзей крымских татар, мы  много ездили в Крым,  поднимались в заброшенные татарские деревни, ходили по горам. Муж долго работал в крымских, московских и петербуржских архивах. И в прошлом году издал огромный четырехтомник «История крымских татар». Так или иначе, наша семья связана с Крымом.

Я очень люблю Украину. В детстве   много болела, и мама летом возила меня на отдых в Украину. Два года мы приезжали в Болград (недалеко от Измаила) где-то в апреле, а уезжали аж в октябре.  Я играла там с другими детьми и даже говорила с ними по-украински.  Но у меня никогда не было ощущения, что Украина — это моя страна. Так же, как Грузия. У меня с детства не было чувства единства Советского Союза. Может, потому, что моя родина — это Санкт-Петербург. С одной стороны, я понимаю людей, которые выросли в этом ощущении, что мы живем в «огромной, могущественной, большой стране». Но мне совсем непонятно ликование и крики:  «Крым наш!». Я ездила в Крым и в советское время, и в постсоветское. Все отрыто, садись на самолет и лети куда хочешь. Все это — какая-то ужасная авантюра. К сожалению, люди платят за это жизнями. Когда я услышала об аннексии Крыма, то пережила ужас. В два часа ночи по Эху Москвы со ссылкой на Рейтер передали, что российские военные самолеты летят в направлении Крыма, и там закрыто небо. У меня просто затряслись руки. Казалось, будто это параллельная реальность. Последние шесть месяцев я каждое утро просыпаюсь с ужасным чувством: «Господи, опять? Еще какой-то кошмар будет?» Несколько месяцев  почти не могла работать, это большое потрясение.

— Как сейчас вы себя чувствуете в России? Социологические опросы говорят о 80 процентах  поддержки Путина. Но как жить среди такого большинства?

— Я — не в этом обществе. Люди, с которыми  общаюсь, не поддерживают политику Путина. Все-таки Петербург — это особенный город. У нас сильны традиции открытого мира и Европы.  Мне трудно представить, что кто-то из моего окружения радостно кричит: «Крым наш!».

— Как сейчас русской интеллигенции? В 1968 году с лозунгами «За нашу и вашу свободу» на Красную площадь вышли семеро людей (в том числе Наталья Горбаневская). А сколько людей готово выйти на улицы сейчас?

— В Москве был Марш Мира, и, по разным подсчетам, вышли от 60 до 100 тысяч людей. В Петербурге этот марш был запрещен:  омоновцы стояли, но все-таки несколько тысяч вышли. Должна сказать, что многие просто боятся выходить на протесты. По разным причинам.

— Возможна ли революция в России?

— Нет. Но я бы хотела, чтобы переход к нормальной жизни, выход из этого тупика, в который сейчас зашла Россия, происходил не революционным, а эволюционным путем.  Думаю, что политика Путина изменится самим ходом вещей, потому что люди уже другие. Мне кажется, что Путин уже начинает понимать, что второй Советский Союз построить нельзя. Все его попытки закончатся созданием симулякра. Потому что в основе Советского Союза лежала очень жесткая и жестокая идеология. А сейчас, кроме аннексии Крыма, никакого идеологического фактора в России не существует. На пропагандистских криках об «украинских фашистах» можно продержаться несколько месяцев, но что дальше? Любая идеология, даже самая агрессивная, эффективна в замкнутом пространстве, когда нет других источников информации. Но в мире, в котором есть Интернет, где люди уже совсем другие,   это просто глупость. Я бы хотела, чтобы обычные люди — что в Украине, что в России, не злобились друг на друга, потому что пропагандистский расчет именно на это, на то, что мы возненавидим друг друга. Если этого не получится, тогда все геополитические авантюры рухнут. Современный мир — это мир людей, а не государств. Мы все должны быть свободными.