Павел КОРОБЧУК: Что может больше вдохновлять, чем ощущение общности?

Заострение общественно-политической ситуации все чаще выталкивает на символические баррикады литераторов, они посещают митинги и протесты чуть ли не больше, чем литературные фестивали. Вот и молодой поэт Павел Коробчук с недавних пор читает стихотворения на акциях протеста и комментирует ужасные реалии украинской политики в телеэфире. Я решил, что читателям «Дня», возможно, будет интересно узнать мнение этого человека о событиях в стране. Взгляды Коробчука, которыми он поделился в нашем разговоре, кому-то запросто могут показаться радикальными, нетолерантными, но что же — такие сегодня у нас тенденции, кому, как не поэту, с ними резонировать? Но, к счастью, интервью вышло не только о политике, но и о творчестве.

— Ты участник «языковых» протестов. Как ты считаешь, может ли Украина по-настоящему позитивно решить вопрос языка? Ведь ясно, что не одними протестами...

— Да, действительно, я участник языковых протестов. Но я в них участвовал не столько как писатель, а как человек, который проникается и волнуется.

Что же касается гармонизации вопроса языка, — по моему мнению, в этом вопросе должно быть несколько простых решений власти, какой бы она не была. Например, мораторий на поднятие языковых вопросов на 25 лет. Еще стоило бы ввести по меньшей мере 50%-й эфир на украинском языке на всех негосударственных телеканалах, радио, также в ресторанах, театрах, журналах, рекламе, и т. п. (кроме локальных внутрименьшинных собраний или эфиров, которые не будут контактировать с другими нациями во время таких встреч). То есть это может быть еврейская школа, библиотека русской литературы и подобные заведения. Сюда же относится обязательный дубляж фильмов на украинском языке, маркировка всей украинской продукции на украинском языке. Штрафование чиновников за необщение на государственном языке на рабочем месте. А также проведение обязательных экзаменов на знание украинского для тех, кто желает сесть в кресло чиновника или уже является чиновником. Снятие НДС на украиноязычную продукцию.

Средства на такие вещи в бюджете всегда найдутся, было бы желание. Те, кто говорит, что их нет, — обманывают.

А что касается тех людей, которых не устраивают такие процессы, которые не чувствуют гармонии от этих мероприятий, скажу: тот, кто не хочет знать, понимать украинский язык в Украине, прежде всего не уважает украинский язык. Соответственно, не уважает украинцев. А к тем, кто не уважает народ Х в стране Х, власть страны Х должна применять санкции — от штрафов, исправительных работ до тюрьмы.

А если украинец заявляет, что он будет общаться только на русском, потому что ему так удобно, потому что это его язык с рождения, потому что у него не было возможности изучать украинский, то он не уважает себя, потому что такую возможность за 20 лет независимости никто у него не забирал, и он не является нормальным украинцем, он обманывает самого себя и окружающих. Он является малороссом, хохлом, недоукраинцем — называйте, как хотите. Но это не украинец.

Кое-кто скажет: «Коробчук — националюга плохой». Однако я нигде не предлагаю ограничивать любой другой язык, кроме рабочего или государственного пространства. А если ты не на работе — будь добр, общайся и веди документацию хоть на языке программирования.

Правда, действительно, в Украине есть две коренные нации — это украинцы и крымские татары. Поэтому если у какого-то народа, кроме украинского, и должны быть равные права в Украине в языковом вопросе, то это только у крымских татар.

Если говорить о том, как чувствует себя украинский язык в независимой Украине, то когда за сутки до украиноязычных чтений в это помещение заходят бритоголовые и требуют отменить украиноязычное мероприятие, а иначе они сожгут это помещение, — это антиукраинские действия. Таких случаев — десятки. Защищать в Украине нужно украинский, а не русский.

— Как вообще чувствуешь себя на таких массовых общественных мероприятиях и в дискуссиях? Как творческую личность они тебя вдохновляют, шокируют или вызывают какие-то другие эмоции?

— Как творческую личность подобные мероприятия вдохновляют тем, что ты чувствуешь плечо рядом, общие идеи, общие взгляды. А что может больше вдохновлять, чем ощущение общности? Однако если это и выливается в какую-то поэтическую строку, то через некоторое время — через месяц, год.

— Твое стихотворение о сотруднике «Беркута» стало хитом литературных вечеров.

— Это стихотворение я написал в феврале 2011 года. Помню приблизительную дату, потому что именно в это время проходили акции по защите книжного магазина «Сяйво», в которых я тоже принимал участие. Тогда «Беркут» применял слезоточивый газ против людей.

Текст занял одно из призовых мест на конкурсе «Стоп Цензура». Также это стихотворение есть в нескольких вариантах на Youtube. Также несколько строф из стихотворения завершали одну из программ итогов недели на «5 канале» с сюжетом о деятельности милиции.

— Перед многими молодыми, культурными, образованными украинцами в настоящий момент стоит дилемма: с одной стороны, они откровенно ненавидят существующий режим, а с другой — поддерживать деградировавшую и бездарную оппозицию им гадко. Что делать?

— Нужно вести себя так, чтобы потом не говорить: я не сделал все, что мог, для того, чтобы моя совесть в настоящий момент не мучилась. Ты отстаиваешь свое внутреннее «я». Ты защищаешь то, что чувствуешь.

— Перейдем к делам более веселым. Говорят, ты дописал роман? Расскажи об этом подробнее.

— Да, я написал роман. Он называется «Море для шульги». Он писался странно. Несколько основных отправных точек сюжета и идеи были коротко прописаны еще в 2009 году. А в середине сентября 2011 года из меня буквально повалило: я справился с написанием за две недели. Плюс еще несколько дней на редактирование.

Эта книга — попытка показать, что человек меняется внутренне, но часто не замечает этого. И именно внутренние изменения приводят к изменению внешнего мира.

Также это книга о том, что иногда сложно разобраться, где белое, где черное, где реальность, а где — иллюзия. Попытка подсказать читателю, что стоит слушать лишь свое внутреннее чутье, которое, как оказывается, заложено в тебе еще с самого начала.

Книга должна появиться уже в сентябре, на Львовском форуме книгоиздателей. За издание книги взялось луцкое издательство «Твердиня», которое мне давно знакомо, поэтому сотрудничество с ним не вызывает никаких хлопот.

— Как сосуществуют в тебе проза и поэзия? Не ревнуют?

— Ни один из видов письма во мне не конфликтует. И не ревнует друг к другу. Я иногда ревную ко времени, к игрушкам, к проблемам, которые мне устраивает жизнь для того, чтобы отнять у меня возможность сосредоточиться и написать то или иное стихотворение. То есть, в сущности, мешает время и раздолбайство. Но из раздолбайства, в результате, также иногда получаются хорошие стихотворения.

В действительности, писать прозу я стал еще раньше, чем поэзию. Когда мне было десять лет. Однажды вечером взялся писать приключения, похожие на Гулливеровские. Также в 15 лет во время весенних каникул я написал повесть на 70 страниц за неделю, именно за весь период весенних каникул. Жаль, что позже, в общежитии, рукопись куда-то пропала. Была бы какая-то юношеская персональная достопримечательность.

— А журналистика?

— Журналистика — это тоже естественная отдельная часть меня. Хотя ее воспринимаю как более систематическую процедуру. Она приносит определенный доход, то есть частично она является средством заработка. При этом всегда нужно думать о том, чтобы финансовая выгода не конфликтовала с совестью. С творчеством не так — пишешь, не надеясь на заработок.

— Какие, по-твоему, перспективы электронной книги? В частности, в некоммерческой литературе?

— Думаю, в перспективе у электронной книги есть шансы не вытеснить бумажную книгу, но стать ее более удобной альтернативой. Однако удобство не всегда значит изысканность. Бумажная книга, я считаю, всегда будет оставаться большей ценностью, чем электронная.

— Твое становление проходило в 2000-е годы. Это литературное десятилетие уже позади. Как бы ты его охарактеризовал? Когда тебя спросят, какими были двухтысячные — что ты ответишь?

— Я уже не раз говорил, что в прозе это поколение мне представляется одним из самых сильных среди других украинских поколений. Здесь можно назвать и Таню Малярчук, и Софию Андрухович, и Сашко Ушкалова, и Артема Чеха, и, по возрастным рамкам, Максима Кидрука. Также очень популярные Ирена Карпа и Любко Дереш, о текстах которых звучат очень противоречивые мнения, но, спору нет, вклад этих писателей в развитие литературы — значительный.

Если же вести речь о поэтическом поколении, то судить не берусь, было ли оно достаточно сильным, потому что и сам нахожусь в этой обойме. В текстуальном плане среди поколения двухтысячных мне импонирует творчество Дмитрия Лазуткина, Олега Романенко, Богдана Горобчука, Олега Коцарева, Елены Степаненко, Екатерины Калитко, Ирины Цилык, Ирины Шуваловой, Юлии Стаховской и еще нескольких десятков поэтов.

Для меня лично поэтические двухтысячные начинались с поездок на семинары «Факела». Я и до сих пор считаю, что эти семинары — одна из наиболее нужных сред для развития молодой поэзии.

А что касается афористической попытки ответа на вопрос о двухтысячных, то я скажу: «Двухтысячные были теплыми и упругими, как женская грудь, а также горячими и крепкими, как алкоголь. Память о женской груди и алкоголе всегда позволит распознать двухтысячника в толпе».

— И ты, и твой отец, Петр Коробчук, поэты. Как это влияет на ваши отношения? Как он относится к твоей поэзии и вообще к младшей литературе?

— Думаю, мой папа, по сравнению с другими своими ровесниками, достаточно хорошо ориентируется в молодой поэзии. Возможно, благодаря мне, поскольку я тоже нахожусь среди молодых, возможно, благодаря тому, что он умело отслеживает многие процессы в литературной жизни страны.

Папа никогда не побуждал меня писать. Он просто в нужный момент подсовывал нужные книги. Поэтому благодаря ему мне не пришлось в свое время тратить время на прочтение сотен ненужных книг, чтобы выбирать нужные зерна.

Кстати, у моего отца вышла поэтическая книга «Боса флейта», считаю, что она достойна Шевченковской премии.

— Какую недавно прочитанную книгу ты бы посоветовал читателям «Дня»?

— Хочу посоветовать книгу Александра Скоценя, которая вышла в издательстве «Ярославів Вал». Книга выдающегося украинского футболиста 1930 — 1940-х годов, а также настоящего патриота своей нации, Родины. Скоцень был признан лучшим игроком и бомбардиром Польши, СССР, Франции. Книга будет интересна тем, кто увлекается футболом. К примеру, мне. Ведь я являюсь полузащитником в Литературной сборной Украины по футболу. Книга должна быть интересна историкам. Скоцень описал целую эпоху европейских, американских, украинских реалий середины ХХ века от первого лица.

Книга заинтересует патриотов. Скоцень рассказывает, в каких жестких условиях ему приходилось отстаивать свою украинскую идентичность в советской Украине, в советской Москве, в довоенной Польше, в Европе и Канаде.