Причудливый Осьмачка

16 мая этого года исполнилось 120 лет со дня рождения украинского писателя Тодося Осьмачки (1895—1962). Писателя очень особого и своеобразного, даже на фоне пестрого Расстрелянного Возрождения. Хороший повод еще раз напомнить об Осьмачке.

Две вещи поражали меня в этом писателе, с тех пор как я имел удовольствие прочитать его и о нем. Первая — стиль, вторая — биография, которую можно было бы назвать отдельным произведением, и  очень сильным.

МОДЕРНИЗМ ПЛЮС АГРАРНАЯ АРХАИКА

Стиль Тодося Осьмачки мощный и такой, который мог появиться только в то время. В нем эпически и загадочно совмещается изобретательная модернистская «смещенность» с тяжелыми, глубокими глыбами образного народного языка. Сознательным ли было такое совмещениие — вопрос интересный для исследователей его творчества. Но всякий раз результат получался индивидуальным, эффектным и масштабным (особенно, на мой взгляд, это касается прозы). Когда ищу параллели, в голову иногда приходят некоторые тексты русского писателя Андрея Платонова.

«Чернозем підвівся і дивиться в вічі» — хрестоматийные слова Павла Тычины как можно лучше характеризуют первую треть ХХ века, когда социально-политические и военные буреломы подняли с насиженных мест массу людей и перемешали их. Так, на культурной арене впервые оказалось много, в частности, вчерашних консервативных крестьян. Их традиции смешались с бурлящими экспериментами  «высокой» культуры — и дали ту уникальную смесь, ярким и самобытным репрезентантом которой и был Тодось Осьмачка.

Фантастические и пронзительные метафоры. Непластичные и будто ломаные, как линии художника-экспрессиониста, диалоги.

«Сталін заворушився і, простягаючи йому руку для вітання, спитався:

— Миколо Лигоровичу, чи ті люди, про яких я вас прохав, напоготовлені?..

— Так і єсть, Йосипе Вісарійоновичу! — відповів з облесливою напруженістю наш Лигорович» — разговаривают между собой Сталин и Ежов в «Ротонді душогубців».

«Обставини життя завжди ласкавіші до бездушних речей, відмовляючи їм тільки можливість їхнього вжитку, коли вони справді не варті нічого. Але люди поламаним речам додають ще якоїсь мстивої містичності бути для цілих людей, викинутих із суспільства, показниками всяких катастроф особистих. І нещасні люди поневолі знаходять собі утіху у тім жалю, який виникає із свідомості, що вони мають однаковість з долею поламаних речей, які себе справді пережили. Таким чином, кожна річ має дві долі: одну тоді, коли вона свіжа і ціла, а другу, коли вона поламана. А людина?» — углубляется в мрачную экзистенциальную задумчивость Осьмачка в этой таки книге. А чего стоит абсурдно-приключенческий финал «Плану до двору», где главный герой, убив энкаведиста, «утік у Румунію нижче Могилева-Подільського. Він перемчав автом через понтонний міст, із ним ще дві дівчини» (между прочим, образы транспорта у писателя особенно выразительны, они еще ожидают своей трактовки).

В книгах Осьмачки мирная смерть среди поля (еще один архетипичный образ!) может соседствовать с размышлениями об искусстве, а убийство — с методическим сбором продуктов в дорогу. Его письмо страшное и предметное, как именно ХХ век:

«...Що знов до сонця рижа курка

Співає вранці без півнів

І Марсій з краденого лука

У серце цілиться мені...»

«Утома»

ЕГО БИОГРАФИИ МОГЛИ ПОЗАВИДОВАТЬ САМЫЕ ЭПАТАЖНЫЕ АВАНГАРДИСТЫ

Тодось Осьмачка — один из немногих украинских авторов, который описал ужас тридцатых годов, репрессии, Голодомор, коллективизацию и другие «приключения», будучи их свидетелем. Своим специфическим способом, передав непосредственную память об этих травмах. Сделав то, чего большинство других писателей с этим опытом не успели, не смогли или не захотели сделать.

А вспомнить Осьмачке было что. Его биографии мог бы позавидовать не один эпатажный авангардист. Причудливые и сложные отношения с жителями окружающей реальности сопровождали писателя издавна. Потомки односельчан рассказывают, что в селе его, сына ветеринара, который купался зимой в холодной воде и совершал другие «чудачества», считали местным дурачком, а детей пугали, что, если не будут вести себя почтительно, их «Осьмачка заберет».

Замкнутый, острый, он производил особенно эффектное впечатление, когда, например, в тридцатые годы мог громко спросить у знакомого около газетного киоска что-то наподобие «неужели вы читаете их газеты?» Или писал обращение о творческой несвободе в УССР с требованием выпустить его заграницу. Дважды просто пытался бежать из Советского Союза.

Когда наступило время неизбежного ареста, Тодось Осьмачка, как считается, решил симулировать безумие, приблизительно как его герой в «Ротонді душегубців». Тот спрашивал у следователей, чего это у них по стенам висят «портреты жидов», заявлял, что его хотят отравить, и все такое. Осьмачка пережил пытки, экспертизы, карательные психиатрические практики. Фактически во времена Второй мировой войны ему удалось вырваться на свободу. И ранее  акцентированная психика претерпела новые травмы. И уже в Америке, куда эмигрировал писатель, он жил в настоящей мании преследования, продолжая шокировать людей вокруг (была ли это игра? вряд ли), повсюду боялся встретить советских агентов, искал их даже под собственной кроватью, боялся, что его отравят близкие люди. Умер в болезнях, бедности и забвении (хотя произведения его в диаспоре печатались).

Абсолютно запрещенный в «материковой» Украине в советские времена, Осьмачка вернулся в украинское информационное пространство тихо, но уверенно. Время от времени выходят его переизданные произведения. Появляются исследования. Но хотелось бы более активной кампании по популяризации. В частности, слишком уже мало событий в юбилейный год. Хотя, например, в Киеве в издательстве «Смолоскип» прошел круглый стол и поэтические чтения, посвященные Осьмачке. В них приняли участие литературоведы, молодые поэты и земляки писателя, уроженцы Куцивки Черкасской области — писатель-юморист Владимир Ткаченко и председатель черкасского отделения Союза писателей Игорь Коваленко (они оба — организаторы благотворительного фонда «Тодось Осьмачка»), а координировал эти мероприятия писатель Сергей Пантюк.

Впрочем, надеемся и на дальнейшие мероприятия, связанные с Тодосем Осьмачкой. Тем более, что и его оригинальное творчество, и удивительная биография как можно лучше способствуют популяризации вообще украинской литературы ХХ века как таковой.