Сергей Прилуцкий: Нестабильность и есть сущностью поэзии

Не всегда украинцы помнят о том, что в нашей стране живут люди, создающие культуры других народов, в частности, качественную иноязычную литературу. Белорусский писатель Сергей Прилуцкий, приехавший жить в Киев несколько лет назад, — как раз пример автора, который о неукраинской литературе в Украине постоянно напоминает. Он регулярно участвует в наших литературных фестивалях, находится в близких отношениях с украинской литературной средой (подчас и в совсем близких — Прилуцкий женился на украинской поэтессе Елене Степаненко). А его книги, белорусскоязычный поэтический сборник «Девяностые forever» и книжечка смешных абсурдных рассказов на белорусско-русском суржике «Йопыты», которые привлекли немалое читательское внимание в Беларуси, c недавних пор продаются и в Украине. Сергей Прилуцкий ироничный, а подчас то жесткий, то скрыто сентиментальный. Именно в таком тоне и получился разговор, который, как это часто бывает в «пограничных» случаях, зачастую пересекал литературные границы и оказывался на территории политической географии.

— Что заставило белорусского поэта приехать в Украину? Что тебе здесь нравится, а что нет?

— Причин было много, но главная все-таки — авантюрная любовь, которая продолжается до сих пор и, надеюсь, конца-края ей не будет. Кроме того, существенно повлияла моя болезненная тяга к путешествиям и кавардаку, которого и тогда, и теперь в Украине — по самые плечи. Если говорить о вкусах, то, наверное, они мало будут отличаться, скажем, от Польши. Как и там, мне нравится подглядывать здесь за низами, обычными людьми, которым не повезло: всю жизнь мучаются за копейки. Существенной разницы между ними и тем, что я видел и вижу, наезжая периодически домой в Брест, нет. И там, и тут люди преимущественно несчастны. Разве что в Украине в этом больше «жести» и отчаянности, ее можно было бы назвать страной тщеславных шизофреников, у каждого из которых на огороде закопано по пулемету; в Беларуси же это некий элегический фатализм клоуна, которого заставили самому себе копать могилу. Вообще, наблюдать за жизнью разных стран, по сути, то же самое, что пытаться заглянуть под юбки красивым девушкам — всегда знаешь, что ничего нового не увидишь, но спортивный интерес и инстинкты берут свое...

— Изменяется ли отношение в Украине к белорусам на фоне, например, недавнего скандального житомирского задержания?

— Если полагаться на свой собственный опыт, то к белорусам относятся лучше, чем, скажем, к россиянам или румынам. И симпатия эта какая-то безусловная, ни за что. Хотя нет. Наверное, за то, что мы стоим рядом на одной ступеньке эволюции. Да и отсутствие каких-либо претензий друг к другу тоже способствует. Ни у украинцев, ни у белорусов нет традиций пафосного мессианства и, соответственно, «нагибания» соседа. Если мы уж и станем в «позу собачки», то разве что для того, чтобы вместе собрать урожай картошки.

— Сейчас многие начинают сравнивать непростую политическую ситуацию в наших странах. Звучат и голоса об ответственности украинских писателей за состояние общества, приход нынешней власти и другие вещи. А как в Беларуси, политизирована ли литература, испытывают ли потребность в социально-политической заангажированности сами авторы и их читатели, особенно после событий 19 декабря?

— Сама литература, на уровне текстов, не имеет заметной политической окраски. Но никто из литераторов, которых я знаю и уважаю, не остался в стороне. После выборов многие писатели приобщились к волне комментариев на тему, осуждению действий власти, моральной поддержке людей, которых побили и посадили. Майдан 19 декабря, в конце концов, как и Майдан 2006 года, стал проверкой на подлость и, как бы это пафосно ни звучало, показал настоящее моральное лицо литераторов. Здесь абсолютно уместна фраза Бродского: пока государство позволяет себе вмешиваться в дела литературы, литература имеет право вмешиваться в дела государства. Но еще раз сделаю акцент: моря политизированных стихов и океана политизированной прозы нет. Есть разве что отдельные исключения.

— Как я заметил, не все в Украине знают, что на белорусском языке в Беларуси говорят немного людей, что это проблема. Двигается ли ситуация в какую-либо сторону? Отражается ли на литературе?

— Проблема стара, как сапог, но пускать скупую мужскую слезу по этому поводу, как по мне, вульгарно. У определенной части молодежи белорусский язык пользуется определенной популярностью. Если сравнивать, скажем, с 90-ми, то сама идея «белорусскости» отряхнула колхозный навоз со своих подошв. С другой стороны, тот факт, что белорусский не является живым языком большинства белорусов, приводит к тому, что сленг, языковые жаргоны и потому подобные явления существуют в весьма урезанном формате, нет той критической массы пользователей, чтобы из «гущи народной» расползлась новая лексическая живность. Из-за этого возникают комические ситуации, когда сами писатели берутся выдумывать белорусские соответствия тех или других слов. Живым анекдотом стало то, как известный поэт предлагал вместо слова «мобильник» употреблять «далькажык».

— Чем характерно отличаются молодая украинская и белорусская литературы? Вот у меня, например, было и в значительной мере осталось впечатление, что белорусская поэзия более мелодична и рифмована, но я, конечно, могу ошибаться...

— Если коротко и тезисно: да, у нас пока что силлабо-тоника хорошо держится на ногах. Возможно, поэтому и белорусский верлибр, с оглядкой на конвенционный стих, довольно строгий и сильный и не позволяет себе лишней сотни строк, в отличие от украинского. Так как я молча наблюдаю за вашим повальным нерифмованием и вижу, что преимущественно это не сознательный эстетический выбор, но элементарная леность лишний раз напрягаться, а подчас и последствие ну просто фантастической неначитанности.

— Твоя книга стихов называется «Девяностые forever», и вообще образ 90-х годов очень часто всплывает в твоих стихах. Что он для тебя означает? Что в десятилетии, которое для многих сегодня стало символом обнищания, нестабильности, разгула преступности, такого, что заставляет к нему возвращаться?

— Нестабильность, по-моему, и есть сущность поэзии. Преимущественно она и рождается от того, что «что-то не то», слово «капец» вдохновляет больше, чем, например, бабушкины пирожки. Что можно написать о семейной идиллии? Думаю, добро самодостаточно и не нуждается в наших услугах.

— В этой поэзии всегда так интересно переплетены стеб, сентиментальность и образность, а что первично?

— Я не могу утверждать на сто процентов, но визуальная сторона плюс сюжет для меня на первом месте, а все остальное — как гарнир к основному блюду.

— Почему стихи ты пишешь на белорусском, а рассказы — трасянкой (белорусско-русским суржиком)?

— Этот вопрос из серии «почему ты слушаешь ушами и нюхаешь носом». Судя по всему, Боженька так задумал, а я его смиренно слушаюсь.