Тарас Прохасько: «Українська загальна енциклопедія» — главная познавательная литература для меня»

Известный писатель Тарас Прохасько живет в Ивано-Франковске, в доме, который когда-то полностью принадлежал его семье. Теперь семейная библиотека расположилась в четырех комнатах, коридоре, а также на кухне, где мы и начинаем разговор за чаем-кофе, а затем постепенно переходим в другие комнаты.

— Тут такая история библиотеки. Значительная ее часть пришла из 20-30-х годов, когда и построен этот дом. Почему-то было такое время, когда жгли книжки, это было там, в квартире напротив, где жила одна родственница, которая заботилась об этом.

— Какие это годы?

— Это еще при Сталине было в 40—50-х. За то, что у тебя где-то был Аркас, Грушевский или, не дай бог, какой-то вестник Донцова, можно было сесть в тюрьму. Это бывает какими-то наплывами у людей, наступает такое время, когда говорят: «О, надо сжечь книжки!» И тогда выбрали для сожжения будто бы самое опасное. Больше всего об этом жалела моя мама, потому что сожгли знаменитый галицкий журнал «Світ дитини». Зато осталась куча книжек, которые в действительности были гораздо опаснее. Это — значительная часть моей библиотеки. Другая часть — это моей тети, которую переселили сюда во времена «уплотнения», и все эти книжки сошлись. Это была весьма интересная личность, тетя много читала, знала и помнила. У нее была такая практика — ходить по книжным магазинам и покупать много книжек. Пенсия ее составляла рублей 40, и она на рублей 15 покупала книжек, прочитывала и сдавала в комиссионку, но не все, поэтому что-то оставалось. Страшно много удивительных зданий с конца пятидесятых до семидесятых. Она была активной читательницей книжек магазина «Дружба» — там продавались издания стран социалистического содружества: польские, немецкие и др. А поскольку ее любовью было цветоводство, ботаника (ей не удалось окончить биологический факультет Львовского университета из-за математики, она была весьма своенравной и сказала: «Срав пес! Я прийшла сюди вчити ботаніку, а не математику, тому я звідси йду»), в библиотеке очень много атласов, альбомов природы. А чешская и немецкая школы ботанических рисунков — ужасно сильные и мощные, поэтому это одна из самых ценных частей библиотеки. Потом мы уже с братом покупали какие-то книжки, а в последние годы я практически не покупаю уже ничего, потому что нет необходимости покупать. Вместе с тем значительная часть современной литературы — это всякие послания, подарки от моих коллег от высшего сорта до чего-то такого, что лучше спрятать.

«И еще очень важная вещь: я знаю, что лишних книжек не бывает, ведь тогда будут лишними все.

Я не верю, что можно подобрать только то, что лучше всего или дороже всего тебе.

Каждая книжка становится ценной, ведь она одна из множества. Это ее единственное значение»

Состояние библиотеки ужасное. Я все делаю очень медленно и десять лет назад придумал, что надо выбросить советскую стенку и то, что распихано по всяким укромным местам, собрать в одной комнате, как у Оксаны Забужко, и еще бы такую лесенку хорошо иметь, как у нее. (Смеется.) Но маме жаль эту стенку, и все теперь ждет своего часа, чтобы быть упорядоченным. Летом между 10 и 11 классом я начал составлять каталог, но не закончил. Однако большинство книжек, которые у нас есть, я знаю, в какой куче найти. У меня такая же проблема теперь, как у львовского архива: когда их переселили на новое место, сложили ящики с документами в кипы в каком-то цехе. И что легкодоступно, оно легкодоступно, а то, что в следующих или нижних рядах, оно труднодоступно, ведь надо вытащить все остальное. Такое же у меня с книжками.

И еще очень важная вещь: я знаю, что лишних книжек не бывает, ведь тогда будут лишними все. Я не верю, что можно подобрать только то, что лучше всего или дороже всего тебе. Каждая книжка становится ценной, ведь она одна из множества. Это ее единственное значение. Данила Киш говорил, что «люди, которые прочитали одну книжку, опаснее, чем люди, которые не прочитали ни одной». Ведь, если одну прочитать и очень поверить, преимущественно получаются какие-то маньяки, фанатики и др.

— Вы храните книжки трех поколений?

— Четырех. Есть еще много книжек моего прадеда. Мой прадед во Франковске был главным дьяком Катедры и еще — вел дьяковскую школу. И какое-то время был редактором журнала «Дяківський глас». Его книжки — самые ранние в этой библиотеке. А потом уже — его детей, моих дедов, бабушек, дядь и теть: они жили в разных квартирах, а затем все слилось сюда. Самый богатый мой родственник, который и построил этот дом, был выдающимся украинским акушером-гинекологом в Станиславе, поэтому есть очень много медицинских научных книжек. Вместе с тем он выписывал «УЗЕ» — это такая ужасно важная книжка для украинской истории — трехтомник «Українська загальна енциклопедія». Это была главная познавательная литература для меня, книжка, которая дала мне с самого детства другое виденье мира: это нормальная европейская энциклопедия без всех этих советских «параш». Та же тетя собирала такое издание «Історія міст і сіл УРСР», и я его не мог читать. Там схема такая: село основано тогда-то, потом там была тяжелая эксплуатация, пару опришков, в 20—30-е гг. появилась какая-то ячейка КП(б)У или комсомола, а потом — Великая Отечественная война и колхозы. Там ничего нет — это голяк! В «Українській радянській енциклопедії», которая у меня тоже есть, — тридцать процентов какого-то мусора: какие-то члены политбюро, партийные «деятели», герои социалистического труда.

Но дядя выписывал «УЗЕ» и еще выписал такую вещь — варшавское полное собрание сочинений Шевченко под редакцией П. Зайцева. (Укр. Научн. Ин-та в Варшаве, 1934—1939. — Ред.). Кроме художественных произведений, в нем и протоколы допросов. Есть у меня и полное собрание сочинений Франко. Еще выписал трехтомную энциклопедию самого интимного и отклонений на немецком языке.

— Покажете?

— Да. (Переходим из кухни в комнату.)

Здесь стоят книжки в несколько рядов. Это какие-то очень странные книжки. Например, учебник по шахматам, давний (книжка перевязана веревками, как подарок. — Ред.). Это книжки дьяковские, но, кроме того, дед еще собирал песни. А здесь учебник по церковному пению моего прадеда, 1902 год. Говорят, что он очень хороший. Благодаря Андрею Шкрабьюку, известному кантору и переводчику Шульца (он поставил хор в армянской церкви, в еврейской синагоге и теперь работает в УКУ во Львове), эти материалы медленно вводятся в обращение.

(Показывает «Пастирське богословіє» Юлиана Пелеша, 1885.) Это очень интересно, поскольку пастырское богословие предусматривает работу с людьми, здесь идет речь о том, как помогать исповеди. Даже такое: «Руки проповідника можуть мати три головних положення: горизонтальне, простопадне, перетинаюче...» Другая важная вещь — мне в действительности книжки не нужны для работы, я не ученый, не теоретик или философ, мне книжки только для приятности, поэтому моя библиотека не прагматичная. У меня нет такого, что надо иметь несколько важных книжек: теория феминизма, постколониализма... какие там еще модные книжки сегодня? (Смеется.)

— Какие книжки самые важные для вас?

— Важной штукой является книжка моего другого прадеда, который написал «Із Трускавця у світ хмародерів» (в четырех томах, Львов — Нью-Йорк, 1937 год). Сейчас переиздали первый том в Трускавце перед выборами. Это значительная вещь — очень хорошо написана. Важно иметь с детства и просто читать книжку своего прадеда. Это не граф Толстой, а прадед. (Улыбается.) А это — самая главная познавательная книжка моей жизни — «Українська загальна енциклопедія» (в 3-х томах под главной редакцией Ивана Граковского, Львов — Станислав — Коломыя, 1936). Это очень хорошая короткая мировая энциклопедия, кроме того, для меня очень важен третий том об Украине: освободительные движения, награды, однострои, деятельность правительства ЗУНР. Это я все знал в детстве.

В другом шкафу — художественная литература уже нашего времени: это то, что я в молодости покупал. Очень нравится серия публицистики известных литераторов, вот, например, Генрих Белль «Каждый день умирает частица свободы». А это — самодельная книжка с рисуночками, сделанная Юрком Издрыком в каком-то 90-ом году и подаренная мне. (Держит книгу «Перемена освещения: латино-американский рассказ».) Здесь все, что он нашел, вырезанное или перепечатанное из журнала «Иностранная литература» и сшитое в книжку. В этом журнале в 98-ом или 99-ом году на протяжении года печатался «Улисс» Джойса. И я его тоже всего вырвал в одной школьной библиотеке и сам сшил в книжку. Очень важна еще одна книжка — иллюстрированная трехтомная энциклопедия «Что такое, кто такой». И еще важное и единственное, что я действительно использую, это — «Словник української мови» 70-х годов в 11-ти томах, хоть его тогда и пытались русифицировать... А это прекрасное издание 60-х годов — «Історія українського мистецтва». Очень специфический запах именно у этой книжки. (Дает понюхать.) Ни одна книжка так не пахнет.

(Идем по коридору, где рассматриваем давние книжки о природе, переходим в спальню.)

Когда-то здесь было все иначе и стояли шкафы. В нише, как раз за шкафами, когда-то стояли разные запрещенные книжки, и у меня было интересное занятие перелезать через шкаф в щелку и доставать их. Сейчас здесь книжки о природе и художественная литература.

— Вы читаете в путешествиях?

— Когда-то читал. В последнее время пришел к выводу, что могу ездить и не читать: смотрю в окно или думаю о чем-то. Есть у меня такая подборка, которая выглядит позорно, это — российские боевики, всякие Шилов, Шитов... У меня был долгий период в жизни, когда я ездил во Львов, а затем возвращался ночным поездом, и, боясь проспать Франковск, читал. Если литература добрая, то засыпаешь, а под эти книминальчики — нет. У меня их достаточно много, и я их тоже не выбрасываю.

— Одалживаете ли книжки?

— Сейчас эта практика отошла. Последнее, что я одалживал, это один из любимых моих сборников Ролана Барта «Семиотика. Поэтика». Что я постоянно перечитываю — это Мараб Мамардашвили «Как я понимаю философию». И еще — «Tractatus Logico-Philosophicus; Философские исследования» Витгенштайна: «Мир — это все, что является событием. Мир является совокупностью фактов, а не вещей...» (Зачитывает.) Еще одна из самых ценных книжек нового времени, которая у меня есть, лучший книжный продукт СССР — это «Мифы народов мира: энциклопедия», двухтомник. Это расцвет советского академизма: Аверенцев, Лотман, Лосев, Иванов...

(Переходим назад в кухню.)

И еще есть последний фрагмент — кухонная библиотека. Здесь моя самая любимая — «Приятного аппетита». Два немецких, ГДРовских, журналиста проехали по миру и прекрасно описали главные путешествия от Болгарии до Ямайки. И еще есть очень хорошая поваренная книжка — «Kuchnia klasztorow prawoslawnych», монастырская кухня под редакцией М. Манько. А эта «Вино. Иллюстрированная энциклопедия» — для общего развития. К сожалению, о винах Украины здесь написано, что есть потенциал, но он не реализован. И наконец — «Закарпатські народні страви» под редакцией М. Мицко. Здесь всяческие гомбовцы, грибы. Очень мне нравится, как они пишут вступления: «Харчування має неабияке значення в житті та діяльності людини...» (Смеется.)