Тоталитаризм: маски и скрытое естество

Очень нечасто совмещаются в одной личности черты выдающегося политического и государственного деятеля, одаренного литератора и глубокого мыслителя, эссеиста, философа, социолога. Именно таким был и остается в благодарной памяти украинцев Вацлав Гавел (1936—2011 гг.), фигура, бесспорно, общеевропейского масштаба, последний президент посткоммунистического Чехословацкого государства (1989—1992 гг.) и первый президент новой демократической Чехии (1993—2003 гг.), человек, который сделал решающий вклад в падение коммунистического режима у себя на Родине, блестящий драматург, писатель, публицист, историософ, социолог, один из выдающихся исследователей тоталитарных обществ ХХ в. и психологии тоталитаризма. Таким образом, не удивительно, что выход в свет сборника публицистических произведений Гавела «Промови та есеї», в котором поднимаются чрезвычайно актуальные, острые и болезненные для современной Украины вопросы о путях создания сообщества действительно свободных людей, об угрозах, с которыми сталкиваются эти сообщества в тоталитарном обществе, о масках, которые надевал тоталитаризм в прошлом веке и которые он примеряет теперь (мы очертили далеко не весь круг проблем, проанализированных в этой книге), — стал нерядовым интеллектуальным событием. Издательство «Комора» сделало, без преувеличения, ценный подарок украинским читателям.

Дискуссия вокруг поднятых в книге Вацлава Гавела вопросов, которая на днях состоялась в киевском книжном магазине «Книгарня Є», имела достаточно меткое и емкое название «Тоталитаризм и протест: чешское и украинское диссидентство». В обсуждении приняли участие известные украинские правозащитники, общественные деятели и политзаключенные Иосиф Зисельс и Василий Овсиенко, директор Чешского центра в Киеве Луцие Ржегоржикова, а модератором мероприятия была политолог Маргарита Чабанная. Именно с ее выступления началось общение гостей книжного магазина (приятно отметить, что зал был переполнен). Пани Маргарита отметила, что варианты тоталитарных обществ являются значительно шире, чем сугубо европейский опыт, чем классические образцы гитлеризма и сталинизма. Вспомним диктатуры Салазара и Франко, властный уклад в Кампучии, Северной Корее, саддамовском Ираке, Уганде, многих других странах. При этом жестокость подобных режимов приобретает уже такие уродливые формы, что любой протест становится почти невероятным, если не невозможным. Здесь, как отметила Маргарита Чабанная, нельзя не вспомнить блестящую мысль Вацлава Гавела: «Тоталитарная система должна контролировать все, все без исключения, иначе она не будет тоталитарной. Причем речь идет не только о политике, а прежде всего о контроле за сознанием людей». И еще мнение выдающегося чеха: «Тоталитаризм всегда сопровождает формирование одинаковости и криминализация «иначести». Гавел выстраивал такую цепь изменений сознания людей в тоталитарном социуме: безнадежность    — апатия — приспособленчество — рутинный труд в интересах власти, который одобряется. И важно, что тоталитаризм был поднят на определенную высоту появлением внутреннего сопротивления, а не экспансией извне.

Известный украинский общественный деятель и правозащитник Иосиф Зисельс отметил, что очень разными были методы и принципы диссидентского движения в странах Балтии, в Украине, Закавказье, России. У каждой из этих стран и народов — своя история, и как бы режим не пытался создать «советского человека» — сделать это не удалось. Однако фактом истории является то (здесь свое слово еще должны сказать исследователи), что украинцы сопротивлялись больше, более упрямо и более длительно, чем кто-либо из порабощенных народов Советского Союза. Три тысячи украинских диссидентов (плюс их родные, друзья, единомышленники) смогли бросить вызов власти и не отступить, не изменить своей совести, показать все лицемерие и фальшивость режима. Господин Зисельс подчеркнул, что для него тоталитаризм определяется не выборочным, «точечным», а абсолютно ничем не ограниченным использованием насилия против своего народа (по подсчетам Конквеста и Солженицина, среди людей, которые попадали в сталинские лагеря, выживало лишь около 10 процентов!). В этом смысле, отметил Иосиф Зисельс, брежневский период истории был чуть ли не «вегетарианским», потому что прекратился массовый террор. Однако власть широко применила позорное «изобретение Андропова» — карательную спецпсихиатрию (И. Зисельс был заключен именно за стремление рассказать миру об этом преступлении). Подытоживая, господин Зисельс заметил: люди прежде всего морально не воспринимали тот строй, и это определило все.

Еще один известный диссидент Василий Овсиенко (в начале выступления он показал аудитории свою полосатую шапку узника — «рецидивиста») определил первоначальный круг украинских диссидентов так: это была молодая интеллигенция, которая после сталинских массовых репрессий выросла «з худеньких матерів у саду порубанім» (Николай Винграновский). В этом кругу находили свое место украинцы и евреи, россияне и татары, люди разных вероисповеданий. Они никогда не объявляли друг друга врагами, потому что всем нужна была Свобода. И государственная независимость Украины виделась гарантией такой свободы. Василий Овсиенко вспомнил высказывание еще одного известного диссидента, Андрея Амальрика, который в свое время писал: «Правозащитники совершили революционный переворот. В несвободной стране они начали вести себя как свободные люди, читая законодательство (Хельсинское) именно так, как оно было написано». И, возможно, еще более важно то, добавил Василий Овсиенко, что в СССР — в УССР в частности — появилось независимое общественное мнение. Наши диссиденты не ушли в подполье, а подписывали документы своими собственными именами — и Чорновил, и Дзюба, и Стус, и Марченко, и Литвин, и Тихий, и Руденко. И это исключительно важно.

***

Какова основная идея встречи, насколько ее мог понять автор этих строк? Сила человеческого духа, энергия и правда человеческого сопротивления в борьбе за правду — вот то, что способно преодолеть тоталитаризм. Так было, так есть и так будет.