«В последние годы я чувствую себя украинцем»

— А теперь представь: тридцатиградусный мороз, на улице лютая зима. Меня, избитого спецслужбами, отвозят в реанимацию. Кто избил — неизвестно, никого так и не нашли.  В памяти только этот холод и ощущение, как тянут на мороз. Без одежды. А я — в полубреду — твердо знаю, что эта одежда мне больше никогда не понадобится.

Служил, был горд собой, демонстрировал бесстрашие. А тут в тебе начинает работать только природа. Лежа на земле, на каком-то промерзлом железе, вдруг просто потеешь от страха. И все твои высокие помыслы, решение идти на выборы, фокусируются в одну точку, которая мерцает, как прожектор:

—  Выжить, выжить!

«АВТОМАТ С ГАЗИРОВАННОЙ ВОДОЙ ИЛИ БЕЗ»

За завтраком во вроцлавской гостинице Уладзимир Някляев рассказывает момент из своей книги «Автомат с газированной водой с сиропом или без», номинированной на престижную центральноевропейскую премию «Ангелус». (В этом году лауреатом премии «Ангелус» стал румынский прозаик и поэт Варужан Восгянян за роман «Книга шепота» — см. материал «Каждая страна имеет свою книгу шепота» на сайте «Дня». — Ред.). В ней речь идет о Минске 60-х годов, времен так называемой «хрущевской оттепели», а также о современных реалиях. Многое в романе является автобиографичным, как и момент об избиении во время протестов после выборов 2010 года в Беларуси.

— Я бы никому такого не пожелал. Но если такой опыт есть, то ты его выписываешь, некуда деться.

Белорусский поэт и прозаик, номинированный на Нобелевскую премию, всегда был политически активным.  В 2010 году он принял важное решение — идти в президенты Беларуси. Автора пятнадцати книг побуждает к этому желание перемен. Или по крайней мере попытки. После «несомненной» победы Лукашенко Някляев выходит на акции протеста в Минске, где его впоследствии жестоко изобьют.

Так что неудачной попытки.

«БЕЛОРУССКУЮ ИСТОРИЮ ПЕРЕПИСАЛИ НА РОССИЙСКУЮ»

 — Наверное, все началось тогда, когда подписали соглашение между Беларусью и Россией. Читай —  между Лукашенко и Ельциным. Речь шла о создании государства, но на самом деле просто выпили, закусили и «понеслась». Лукашенко в то время пытался со мной заигрывать, и не только со мной, а со всей творческой элитой.

— Что вы имеете в виду под словами «заигрывать»?

—  Соблазнять той же властью, приближать к власти, обещая определенные преференции. Он поехал в Москву, увидел, как возле Ельцина суетится бомонд. Захотел такой круговерти у нас. Я несколько лет с ним встречался и убеждал, что нужно выбирать национальную линию развития страны. За ее язык, историю, за  историческую память.

Я его хорошо знаю, и особого доверия к тому, что он говорит, у меня не было, но я решил попробовать. Говорил: «Делай, что хочешь, только не лезь в культуру». Оставь эту гуманитарную сферу, это тонкие вещи, в которых ты вообще ничего не понимаешь, оставь это в покое».

Он говорил: «Да, да, зачем это мне нужно?». Но реально то, что он говорил, не соответствовало действительности. Нашу историю начали переписывать на русский язык. Я пришел к нему и говорю: «Если это белорусская история, почему она на русском языке?» Он поворачивал это так, что русский язык создали мы, белорусы, поэтому все должно быть на русском. Как же мы можем от него отказаться?

Есть историческая мифология, которую переписывали многократно. Другое дело, в каких целях переписывают эту историю? Почему говорят, что история Украины — это история России? В России она звучит совсем иначе, чем в Украине...

Так же переписали нашу.

«НАШ НАЦИОНАЛИЗМ ВЫРОС ИЗ УКРАИНСКОГО»

— Мне кажется, Украина исторически идет впереди Беларуси. Всегда  крупные события национального уровня происходили в Украине, а затем это повторялось в Беларуси. Белорусский национализм вырос непосредственно под воздействием национализма украинского. Наш писатель Уладзимир Караткевич даже не думал о национализме до тех пор, пока не поступил в Киевский университет. А затем начал говорить: «Если есть украинский национализм, то почему не может быть национализма белорусского»?

Чувствуя Украину, чувствуя ее сближение с Европой, независимость и самостоятельность мышления, считаю, что нам есть еще над чем работать. Но на самом деле нам нужно достичь одного результата.

Скажу честно, в последние годы я чувствую себя украинцем. Я активно принимал участие в событиях на Майдане, я там жил.

«МЫ ОДНОЙ КРОВИ»

— Почему вы уехали из Беларуси в 1999-м?

— Мы с Лукашенко хотели обозначить основные точки, на которых нужно строить новую страну. Я спросил его: «Почему ты тогда президент Беларуси, если здесь все российское?» Мы говорили об основе основ. А я тогда был председателем Союза писателей и редактором главного литературного журнала. После этого ко мне подключились репрессивные органы. Начались проверки. Я понял, что меня шантажируют. А защищаться в таком случае нет смысла, потому что перспективы выиграть — нет. Это 1999 год. Тогда как раз проходил международный конгресс Пен-клуба, я использовал эту возможность как причину выехать и остался за границей.

В действительности главные споры у нас были относительно виденья перспективы развития страны. Для меня Беларусь без белорусского языка и истории — бессмысленна. Это память, сакральные вещи.

На самом деле он ничего не сделал за эти годы, потому что страна и сейчас существует на российские деньги. Преференции на газовые тарифы и так далее — это, в сущности, криминальные деньги. Только и разговоров о том, что «мы одной крови». В России сейчас ужасная ситуация, чего только стоит война с Украиной. Путин оплачивает ситуацию на Кавказе, чтоб она не взорвалась. Туда идут большие деньги. Плюс добавьте нерентабельные регионы и экономический крах. Лукашенко  пошел на запад в надежде найти деньги.

КОНСЕРВНАЯ БАНКА

— На самом деле со стороны кажется, что именно экономическая ситуация в Беларуси стабильная. Это несмотря на какие-то средневековые вещи, как, например, возможность присуждения смертной казни. Скажите, возможны ли сейчас перемены, распаковывание этой «консервной банки»?

— Да, мы в законсервированной ситуации. Ты говоришь стабильность, но стабильность — это постоянное развитие, а не застой. Если бы не украинский фактор, никакого поворота к Европе и даже декларации о реформах не было бы. Он увидел на примере Украины, что без этого страну вообще не сохранить. Проблема в том, что он только создает видимость работы.

Куда будет двигаться Беларусь? Никуда. Сейчас происходит политика изменений через сближение. Это я говорю о Европе. Сближение якобы есть, но изменений нет. Три миллиарда кредита от Путина? Реформа невозможна. Лукашенко больше всего боится украинского сценария. Были парламентские выборы: формально ввели кандидатов, но это фикция. Так называемый парламент, так называемые депутаты, и что дальше?

«БЕЛОРУССКИЕ БАНДЕРОВЦЫ»

— Какова роль белорусских интеллектуалов в этих общественно-политических процессах? Есть ли у вас чувство единства?

— Разговоры об интеллектуальной элите перекочевали к нам из времен советского союза, когда создавался образ советской интеллигенции. Конечно, это генерировало таких личностей, как Солженицын или Сахаров. Но было агрессивное давление власти на общество. По большей части есть оно и сейчас. Но если мы говорим о факторе национального развития, то на нас сразу говорят «белорусские бандеровцы». Будто мы враги, которые хотят, чтобы мы были в ссоре с нашими российскими «братьями».

Дикая пропаганда со стороны России. Ты удивишься, но Путина белорусы готовы поддержать скорее, чем Лукашенко. Сейчас постоянно речь идет о мировом вооруженном конфликте, которого невозможно избежать. В Европе боятся агрессии со стороны России. И если война будет, то все войска будут идти через Беларусь.

Россия десятилетиями строила свою философию, «русскую идею». Это чисто ментальные вещи, хапануть больше по горизонтали. По моему мнению, в настоящий момент ситуация взрывоопасна. Нужно сделать все для того, чтобы мир не полетел в тартарары.

«ЕВРОПА — ЭТО ТО, ЧТО ТЯНЕТСЯ ДО СМОЛЕНСКА»

— Ваш роман «Автомат с газированной водой с сиропом или без» описывает белорусские реалии. Все книги, номинированные на премию «Ангелус», имеют этот центральноевропейский контекст. Что в вашей книге может быть ключом к пониманию Центральной Европы? 

— Европа — это то, что тянется до Смоленска. Обрезанная на линии Вильнюса. Это и Европа, которая существует в европейской истории и сознании в целом.  Я в своем романе зафиксировал первые попытки европеизировать советского человека (чтобы отвести тень Сталина) еще при политике оттепели. Потом ситуация экстраполируется на 40 лет вперед. На самом деле события, которые происходят в Беларуси, касаются любого человека, который находится в любом месте. Но как бы это грустно ни звучало, пока не изменится проводник идеи, ни в Белоруси, ни в России никаких изменений не будет.