«...Война должна быть главной новостью каждый день...»

Украинским женщинам, которые стремятся защищать Украину, приходится бороться не только с врагом, но и с непониманием в собственном государстве. Кроме того, еще до недавнего времени список должностей, которые могут занимать женщины в Вооруженных силах Украины, был очень ограниченным, поэтому наших защитниц, воевавших на передовой, оформляли как поваров или швей. К счастью, много делается для того, чтобы сделать украинок в войске более видимыми в обществе, повысить уровень их понимания и поддержки. В частности, один из важных шагов — книга «Дівчата зрізають коси», которая получила в этом году Шевченковскую премию. Ее автор — хорошо известная читателям «Дня» своими статьями, военный кореспондент Евгения Подобна. Сборник историй 25 украинок на войне вышел в свет благодаря проекту Украинского института национальной памяти «Устная история АТО». «День» поздравил Евгению Подобную с наградой и поговорил детальнее о том, каково положение женщин на войне, что придает сил в тсложные времена и как проявляется ПТР, — постравматичний рост.

— Вы посвятили свою победу памяти Яны Червоной...

— Все, что связано именно с этой книгой, будет посвящено памяти моей посестри, прекрасной женщины Яны Червоной. О ней много грязи написали перед ее смертью за ее очень активную политическую, общественную позицию. В частности, говорили, что она не воюет, а «отсиживается в штабе в тылу и только позирует на фото с пулеметом» — а это ложь. И гибель Яны на войне это доказала. Она одна из тех, кто отдал свою жизнь, чтобы мы могли здесь вручать Шевченковскую премию, а не прятаться где-то по подвалам.

Для меня саме важное не то, что выиграла я как автор или моя книга, а то, что победила тема войны. Сейчас у меня есть возможность говорить, напоминать, что война продолжается, погибают люди, что с этим нужно что-то делать. И война должна быть главной новостью ежедневно и главной темой для каждого, хоть скоро пойдет седьмой год, как она продолжается. В этом для меня главная награда этой премии.

«ЕСЛИ ТЫ ЧЕГО-ТО ХОЧЕШЬ, ТО ВСЕЛЕННАЯ БУДЕТ ТЕБЕ ПОМОГАТЬ»

— Как формировалась книга «Дывчата зрізають коси»? Вы записывали эти истории в основном на передовой?

— В 2015 году я попала на передовую как военкор, приблизительно девять дней в месяц я проводила в АТО. Для меня было знаковым, когда увидела в фейсбуке несколько историй женщин-военных. А когда я встретилась с женщинами, которые выходили из Иловайска, то прозрела, потому что узнала, что они, оказывается, оформлены на другие должности — условно говоря, как швеи или делопроизводители. Я захотела снять об этом сюжет, познакомилась с Марией Берлинской, попросила ее быть моим экспертом и дать некоторые контакты. Именно она эту тему начала, за что ей большое спасибо, потому что она очень много сделала, чтобы женщины получили в армии практически равнык права с мужчинами.

Тогда и заинтересовалась темой женщин войны. А когда сама попала на войну, начала со многими ими знакомиться и поняла, что это уникальный опыт — как женщина выживает в мужской области (которой всегда была война). Сначала хотела снимать фильм, начала записывать интервью для него. Однако потом поняла, что фильм — это небольшой кусочек текста, а у каждой женщины на войне — уникальная история, которую невозможно вложить в несколько минут. Так появилась идея писать книгу. Первыми ее героинями стали те женщины, которых я встретила на передовой. Есть также женщины, которые воевали в 2014-м, в начале 2015-го, с кем я лично не была на тот момент знакома, но знала от бойцов и командиров, что они там были, какие задания выполняли.

Что меня очень удивило — женщины-защитницы очень открытые. Невероятно откровенными оказались снайперки, зато женщины-артилеристки, наоборот, преимущественно не хотели давать интервью. Не знаю, почему так. В конце концов у нас вышло 25 героинь, хотя на самом деле их должно бы быть намного больше. Потому что были те, прежде всего две снайперши, разведчица, о которых я решила не писать, чтобы не подвергать их опасности, а у некоторых произошли трагические события, и такие интервью были не ко времени.

Я не люблю Коэльо, но он в одной из книг сказал знаменитую мысль, что если ты чего-то хочешь, то Вселенная будет тебе помогать. Для меня принципиально было, чтобы книга не продавалась. Девушки в ней рассказывают, как погибали их родные — как это может стать предметом торгов, наценок? И я очень благодарна Институту национальной памяти, который согласился издать эту книгу, а все, что издано за государственные средства, должно распространяться бесплатно. Все эти сложные бюрократические процедуры, поиск издательства, все эти тендеры взяла на себя сотрудница Института Татьяна Ковтунович. Мы сделали электронные версии в нескольких форматах. Как-то позвонила женщина, спросила, можно ли отрывки зачитать в радиопрограмме. Так теперь уже есть и аудио-книга. Ты только подумал, что было бы хорошо, а здесь все сделали. Очень горжусь тем, что книга бесплатная. Теперь хотелось бы, чтобы появилась англоязычная версия, чтобы о наших героинях прочитали во всем мире.

«МУЖЧИНЫ ПРИВЫКЛИ К ЖЕНЩИНАМ В АРМИИ В РАЗЫ БЫСТРЕЕ, ЧЕМ ОБЩЕСТВО»

— Как происходило взаимодействие женщин с «мужской системой»?

— У моих героинь абсолютно разные истории, потому что они воевали от четырех месяцев и до уже пяти-шести лет. К тому же среди них и воины, и медики, и повар — они очень разные, но в основном знакомы между собой.

Поэтому и взаимоотношения складывались по-разному. Женщина-медик и повар были более привычными и воспринимались по-другому, чем женщина-минометчица или снайпер. Тем, кто пришел в 2014 году, было, с одной стороны, сложнее, а с другой, возможно, немного легче, потому что тогда более охотно женщины шли в добробаты, а там не было устава, законодательных актов, которые бы устанавливали определенные запреты или ограничения. Однако, как в основном рассказывают девушки, к ним с недоверием или как-то предвзято относились только до первого серьезному боя. А тем, кто приходил в 2017-2018 году, было проще, потому что к женщине в армии ребята привыкли.

— Привыкло ли общество?

— Мужчины привыкли к женщинам в армии в разы быстрее, чем общество. Для меня стала шоком ситуация, когда фонд «Вернись живым» опубликовал заметку о женщине пресс-офицере. Это не боевая должность, но она ежедневно сопровождает журналистов на передовой и тоже рискует жизнью, потому что мина или снаряд не выбирает, кто ты — воин или пресс-офицер. Количество слов «пройдоха» под этой заметкой зашкаливало. Всяческие упреки, мол, «ясно, каким местом заработала удостоверение УБД» и подобная гадость. Хотя эта женщина не просто на своем месте, а один из прессофицеров в армии, прекрасно выполняющая свою работу. И тогда понимаешь, что весь этот негатив только потому, что она женщина. Причем я заметила, что сами женщины не воспринимают защитниц даже больше, чем мужчины.

Самое сложное, очевидно, мамам, которые пошли воевать. Очень часто этим женщинам писали, что они «кукушки», бросили своих детей. То есть когда мужчина идет на войну, то ни у кого не возникает мысли обвинить его, что он бросил детей. Он герой, он пошел защищать Родину. А женщин за это начинают травить. Вы представляете, как ей тяжело оставить ребенка на бабушку или мужа и пойти воевать? Всегда спрашиваю тех, кто троллит этих женщин: «Где ваши мужья? Где ваши сыновья?».

Такое отношение — это очень плохо, потому что до сих пор у многих нет осознания, что это защитницы. Помню историю Оксаны, которая должна была быть заместителем командира батальона, едва ли не первая женщина на войне, которая доросла до такой должности, и первое, что ей сказали высокопоставленные должностные лица: «Покомандовать захотели?».

«ДРУГАЯ ПРОБЛЕМА — СЕЙЧАС О ЖЕНЩИНАХ-ВОЕННЫХ ПИШУТ ИЛИ ХОРОШО, ИЛИ НИКАК»

— В чем может быть причина? Не знают историй этих женщин? Не понимают их?

— Очень сложно сказать. Мне иногда кажется, что много таких комментариев — это просто пренебрежение к себе: что она смогла, а ты не смог. И не важно, мужчина ты или женщина. Другое дело, что некоторые считают, что женщина — это «хрустальная ваза», как же ее взять в армию и позволить ей копать окопы, стрелять? Стереотипы ломаются долго. Однако сейчас уже не все так плохо, уже понемногу привыкают к женщине в армии.

В то же время есть другая проблема — подписывая контракт, женщина должна понимать, что она становится военной, и если мы говорим об уровнях права в армии, то должны не забывать, что уровни права предусматривают и равные обязанности. И ночные наряды на морозе, и копание окопов, и управляться в стрельбе. Сейчас о женщинах-военных пишут или хорошо, или никак, то есть в глазах журналистов они априори все героини. И это тоже неправильный подход. Потому что женщины, как и мужчины, на войне бывают разные. Поэтому мы должны, грубо говоря, хвалить за хорошее и ругать за плохое.

Если говорить конкретно о женщинах, то есть категория тех, которые завоевали себе равные с мужчинами права воевать, стрелять, командовать. Именно о таких девушках я писала в книге. И когда позже пришла определенная категория женщин с другой мотивацией, и это никак не защищать родину, то это очень нивелирует работу тех первых, кто действительно хочет, и это действительно проблема. Следует признать, что есть процент мужчин и женщин, которые идут в армию, вообще не понимая зачем. Есть работники, которые пошли воевать тогда, когда там стали нормальные зарплаты. Героизировать нужно тех, кто этого достоин, и героизировать за поступки. А не за то, что ты женщина, которая пошла воевать. Иначе просто нивелируется само понятие героя.

«А ОНА И ПОСЛЕ ЭТОГО ЛЮБИТ УКРАИНУ»

— В книге есть истории двух россиянок, которые приехали защищать Украину. Расскажите, пожалуйста, о них.

— Юля и Оля. Это две девушки, перед которыми мне очень стыдно по нескольким причинам. Во-первых, что россиянки приехали сюда, защищать мою страну. Они бросили все на своей родине и взяли билет в один конец. А от украинцев слышишь «это политики воюют, а мы простые люди», «на войне все деньги зарабатывают».

Во-вторых, ни одна из них не сказала, что «мы хотим мира, чтобы перестали стрелять...». Они хотят мир на условиях победы. Это девушки, которые приехали, одна во время Майдана, другая во время войны. Обе выучили украинский язык (в то же время у нас люди живут в Украине и не могут ее выучить). А когда одна родила ребенка и просила о каких-то элементарных вещах, то ей писали, чтобы она ехала в Россию и там брала эти вещи — «ты повоевала два года, а теперь что-то хочешь». Ее реально унижали. А она и после этого любит Украину.

И все время пока воевала, Юля не могла получить украинское гражданство, хотя заслужила его больше, чем многие  украинцы.

«ВОЙНА ПРОДОЛЖАЕТЯ В ТЫЛУ»

— Как происходит адаптация женщин, когда они возвращаются к мирной жизни?

— Очень по-разному. Многие девушки сейчас стали мамами, это меняет их жизнь. Например, Андриана Сусак, Виктория Дворецкая, Галина Клемпоуз сейчас занимают очень активную общественную жизнь, занимаются информационной войной, ветеранским движением, много работают за рубежом. То есть у них война продолжается, но здесь, в тылу.

Есть женщины, которым намного сложнее. Например, Оксана Якубова. Когда мы познакомились, она была сгустком энергии, невысокого роста, румяная, просто живчик. О ней часто говорили Петровна-огонь. Она была заместителем командира батальона, это достаточно высокая должность. А через год я видела совсем другого человека. Внешность осталась, но огоньки в глазах исчезли. Она была мымра, тихая, хотя очень приветливая, как всегда... Совсем другой человек. Она см 2014-го на войне, сначала была по финансовой части, а потом выезжала на передовую, в тех подразделениях были очень большие потери. Она звонила родным погибших и сообщала страшную новость. И ты видишь, как с каждой смертью что-то в этом человеке уходит вместе с этими ребятами и девушками.

Когда она вернулась с войны, то очень тяжело переживала: месяц почти не вставала, очень исхудала, ходила к врачам. Оксана — одна из немногих, кто открыто рассказал  о своем лечении, о психиатрах, обо всем ужасе возвращения с войны. Она даже снялась в фильме «Явных проявлений нет». Хвала всем, кто к нему приобщился, это фильм о том, как это — вернуться с войны.

«ВАЖНО НЕ ЗАБЫВАТЬ»

— Голос Оксаны Якубовой, наверное, стал голосом десятков или сотен девушек, которые переживают подобное, но не готовы этим поделиться.

— Мы все разные. Есть люди, которые не хотят рассказывать, переживать это заново. Есть люди, которые о страшных событиях рассказывают смеясь. Возможно, это у них такая защитная реакция.

Однако что я знаю точно: важно не забывать. Социальное, финансовое обеспечение тоже нужно, но насколько ценно просто сказать бойцу «благодарю». Это поддерживает и мотивирует. И это очень важно делать со всеми — девушками, ребятами, с матерями погибших. Потому что вы себе не представляете, как мамы реагируют, когда ты в день рождения их сына достаешь их номер, звонишь и говоришь: «Я помню. Благодарю за сына». Это настолько ценно —  просто напоминать, что нам не все равно, мы помним, мы благодарны. Что это все было не зря, что это кому-то нужно.

Некоторых война догоняет по возвращении сюда. Девушки рассказывали, что когда были там, все было в порядке со здоровьем, а когда вернулись, через два-три месяца, кроме того, что морально начало догонять, начали болезни появляться. Там организм работает на адреналине, часто на грани возможностей, месяцами. А здесь происходит этакая «розморозка», и человека «накрывает». В этот период, думаю, особенно важно, чтобы окружающие поддержали ветерана, дали ему понять, что ценят его защиту, что благодарны.

«ДЛЯ МЕНЯ ЛИНИЯ РАЗГРАНИЧЕНИЯ — ЭТО ШРАМ, КОТОРЫЙ ПРОХОДИТ ВНУТРИ МЕНЯ ПО ДИАГОНАЛИ И КРОВИТ ВРЕМЯ»

— А как вы стали военкором?

— Все началось с Майдана. Мое перемена произошла 18 февраля, и тогда я впервые увидела убитых людей, впервые увидела раненых, как врачи штопали человека просто у Дома профсоюзов. Потом начался Крым, впоследствии Донбасс. А Донбасс для меня очень личная история. У меня оттуда оттуда, потому я провела там много времени. Надеюсь, там до сих пор еще стоит беленький домик, с виноградником, зелеными воротами. Там в конце огорода персики растут, которые дедушка сажал, и там еще рядом речушка течет, очевидно, единственная в округе на всю степь.

Когда Майдан закончился, я решила, что возьму отпуск в начале лета и поеду на Донбасс, встречусь со всеми родственниками. Однако вышло так, что линия разграничения начинается в нескольких километрах от дома моих родственников, то есть  теперь я отрезана от них всех. Поэтому для меня линия разграничения — это шрам, который проходит внутри меня по диагонали и кровит все время, не заживает.

2014 году я больше занималась тем, что снимала сюжеты о волонтерах, инициативах, раненных ребятах в больницах, которым была необходима помощь. Тогда такие сюжеты очень работали, за сутки-двое собирались нужные средства. Поэтому я была словно пиарщиком хороших людей. Но потом пришло осознание, что нужно ехать на передовую. И это осознание совпало с желанием редактора.

В первую поездку я отправилась с бронежилетом, запакованным в пакет для мусора, даже без каски. Сейчас понимаю: то, что мы тогда вообще живые и здоровые вернулись — это большое счастье. Я тогда должна была снимать, как строят линию обороны вокруг тогда еще Артемовска  (ныне этот город Бахмут). Но кто-то что-то перепутал. Когда я увидела надпись «Троицкое», которое тогда из новостей просто не уходило, у меня внутри все упало. Однако, к счастью, все прошло спокойно.

Перед поездкой у меня был очень сильный страх, что я буду мешать ребятам, что у меня не получится, что я буду очень бояться. Но поехала впервые и поняла, что могу. Начала выезжать уже на большие командировки, от 7-8 до 14-15 дней, но постоянно. Была от Широкино до Станицы Луганской, но в основном работала на донецком направлении, то есть — Пески, Авдеевка, Зайцево, Светлодарская дуга.

«ЕСТЬ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ГОТОВЫ ПОГИБНУТЬ ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ТЕБЯ НУЖНО ЗАЩИТИТЬ»

— Что дает вам силы?

— Те, кто там сидят в окопах. Таких прекрасных людей нигде больше нет. Есть такое понятие «служить людям». Я думала, что это священники так должны делать. А затем увидела это у солдат. Когда бабушке, которая поддерживает сепаратистов,  проклинает украинских военных, прилетает снаряд в дом, наши бегут туда, потому что понимают, что никто из пожарников под обстрелом не поедет. Эта бабушка их проклинает, что они выродки, из-за них все это, а эти ребята лезут в очаг и вытягивают ее вещи. А на второй день помогают разгребать завалы. И подкармливают ее — то консервы принесут, то тушенку. Знают, что она о них думает, но все равно не бросают в беде и помогают. Это  иесть служение людям.

Или еще один, уже личный пример. Так вышло, что на мой третий съемочный день в зоне АТО я узнала, что такое снайпер. Он выстрелил, пуля застряла совсем рядом над моим плечом, я почувствовала гаряченький ветерок рядом, и как трески от дерева в капюшон полетели. Не знаю — просто хотел испугать или не попал. Начинается перестрелка, это был первый бой, который я увидела вживую. Когда немного поутихло, был приказ быстро выводить журналистов, и нужно было перебежать кусок дороги до ближайшего укрытия, который простреливался. Нет какой-то сильной паники, но ты понимаешь, что у тебя ватные ноги. И ты не можешь бежать, тебе эти сто метров кажутся вечностью. И все же по очереди перебегаем, думая, добежим или нет.

Добежали, пересидели в укрытии, но нужно ехать, однако улица, по которой мы шли к машине, тоже простреливалась. И я понимаю, что аж руки трясутся при мысли, что нужно выходить из укрытия. Страшно. Тогда парень в балаклаве вытягивает бронежилет, ставит меня перед собой, держит за локти сзади и говорит «пошли».  Я говорю: «А если тот снайпер опять выстрелит?». Он говорит: «Тогда просто падай. Мое тело задержит пулю». И уже по пути в гостиницу я поняла, что даже его имени не знаю, а он был готов за меня умереть. После этого случая моя жизнь изменилась. Потому что ты понимаешь, что есть люди, которые готовы погибнуть только потому, что тебя нужно защитить. Потом я вернулась, спросила его имя, и теперь мы дружим. Я дружу и с его женой. Там вообще совсем по-другому дружба зарождается, другая система ценностей. Ты с человеком пересидел обстрел, вы выжили — он  тебе как родной. И чужим уже не будет.

Однако, понимаете, я «туристка». Приехала, сняла репортажи и уехала... А они остаются.

«ОН ПОГИБ ЗА ТЕБЯ»

— Далеко не каждый может это сделать. Кроме опасности, это и чрезвычайная боль, с которой немногие могут справиться.

— Это оставляет серьезный отпечаток и на здоровье, и на психике. Когда кто-то из твоих военных уходит — это просто кусок от тебя отрывают. В частности, была пара, женившаяся трижды. Не знаю, почему они впервые расстались. А во второй раз расстались, когда он решил идти в АТО. Он из России, бывший десантник, это у него уже третья война была, и жена сказала, что уже не может, она постоянно ждет его с войн. Поэтому она сказала: «если пойдешь — я расстанусь». Он пошел. Через несколько месяцев она поехала за ним и стала тоже воевать. И еще вышло, что она формально была его командиром.

Было видно, как сильно они друг друга любят, и просто в разгар ротации они решили еще раз пожениться. У них свидетелями был завкомбат и старшина. Сын не смог приехать на свадьбу, потому что воевал в то время в Песках. Потом мы договорились, что я должна была приехать на День святого Николая, 19 декабря, хотела снять о них сюжет. Но 18 декабря он погиб. Сначала у него было очень сильное ранение ноги, он остался на поле боя, успел еще своей маме позвонить, попросить прощения и попрощаться, после чего его убил снайпер.

В такие моменты очень сложно, нет на этой войне чужих погибших. Каждый проходит через сердце, хотя их уже тысячи, ты не знаешь их по именам, но каждый — личная утрата. Потому что он погиб за тебя. Когда каждый это осознает, у нас, возможно, не только с войной станет лучше, у нас и внутри страны все станет лучше. Потому что это ответственность. Когда ты понимаешь, что человек за тебя отдал самое дорогое. Я сейчас говорю, что очень дорожу своей жизнью, не потому, что она моя, а потому, что несколько тысяч за него отдали свою. И важно об этом помнить. Как и о том, что собственную жизнь нельзя растрачивать, ты уже не имеешь права прожить недостойно.

А еще на войне видишь, как погибают гражданские люди. Что они сделали? Это очень тяжелый момент. Потому что далеко не все там «сепары», и не все они звали Путина. И заложников ситуации жалко безгранично, потому что они брошены на произвол судьбы. Одна женщина завела меня в подвал, чтобы показать, как она живет. Там консервирование, запас свеч и стоит игрушечная лисичка. А мне один из солдат рассказывал о ребенке, который таскает с собой игрушечную лисичку. И говорит: «Как я могу пойти домой к своим детям, когда здесь ребенок таскает эту игрушку по селу под обстрелами?». Ты понимаешь, какая это огромная трагедия. А затем приезжаешь в мирный Киев, где «трагедия» в том, что на Евровиденье якобы не того выбрали... Люди вообще не осознают, насколько они счастливы.

ПОСТРАВМАТИЧНИЙ РОСТ

Скажу парадоксальную вещь, но после войны я стала счастливым человеком. Потому что у меня появилось много людей, которых я очень ценю и которых я больше бы нигде не встретила. Во-вторых, ты понимаешь, насколько у тебя все хорошо. Ты идешь по Киеву и радуешься, что твои родные в безопасности, что просто не стреляют, что ты не ночуешь в подвале. Война меняет, но часто меняет к лучшему.

Как говорил мне один ветеран, есть ПТСР, но все молчат о ПТР — постравматический рост. Об этом тоже важно говорить. Потому что война может не только сделать тебя психопатом, она еще дает тебе возможность многое переосмыслить и открыть себя. Я, например, считала себя очень боязливой, думала, что буду смертельно бояться огня. Но во время некоторых обстрелов я вела себя так, что сама удивилась собственному спокойствию и холодному рассудку в этот момент. А еще оказалось, что я умею очень быстро бегать. Многие воины, вернувшись с войны, меняли жизнь к лучшему — начинали бизнес, меняли профессию, находили любовь. После войны люди становятся нетерпимыми к несправедливости, смелыми, не боятся рисковать. Поэтому война не только забирает, а еще и дает.

— Вы уже работаете над новой книгой. Расскажите, пожалуйста, о своих проектах.

— Я сейчас возглавляю новосозданный отдел документальных фильмов, эта работа забирает больше всего времени. Но есть еще несколько проектов. Пишу книгу об оккупации Славянска и застенках, которые там были, — по сути, об узниках Гиркина. Это тоже будет непростой проект, но я очень хочу его сделать, потому что, когда тех людей, которые были на подвалах, отпустили или освободили, о них фактически все забыли. Очень важно помнить о тех первых замученных за Украину в подвалах.

В новом сборнике «Самовидца» выйдет мой большой материал «Авдеевский синдром» — это моя личная история Авдеевки за четыре года войны. Пытаюсь писать художественное произведение. Это будет художественно-документальная история, которая произошла в одном из сел Полтавской области после 1919 года.

Также провожу научную-популярную исследование, сейчас работаю с документами КГБ по Чернобыльской катастрофе. Причем меня интересует не собственно авария, а жизнь Припяти до аварии, строительство ЧАЭС. А больше всего мне интересен такой объект, как «Дуга», и закрытый тайный военный городок Чернобыль-2. Сейчас ищу тех, кто там служил или жил, а это оказалось непросто. Ну и последнее — делаю понемногу учебник по журналистской этике для своих студентов.