Возможна ли поэзия без слов?

Он принадлежит к не очень многочисленному типу — и поэт, и издатель, причем успешно работает в обеих сферах. Юрий Завадский известен в Украине и за рубежом как автор экспериментальных стихотворений, иногда построенных на самой лишь игре звучаний. Он же — основатель тернопольского издательства «Крок», которое печатает современную, в частности и молодую поэзию, а также переводы иностранных поэтов, мало кому известных у нас. Помню, что в начале двухтысячных Завадский еще делал самиздательскую газету «Zвірші» — кто бы среди нас, молодых поэтов, мог тогда подумать, что его издательская активность только начинается? Совсем недавно у Завадского вышла новая книга с характерным названием «еа» — поэзия без слов в традиционном понимании, а погруженная в сугубо фонетические, звуковые образы. Это и стало поводом для разговора об экспериментах, о переводах, издательской деятельности и о поэзии вообще...

— «Фонетическая поэзия» — именно так характеризуют стихи из твоей новой книги «еа». Можно немножечко детальнее?

— Книга «еа» — это сплошная поэма, которую я имел уже случай представить во время нескольких фестивалей в Польше и Украине. Это языковая абстракция, и скорее поэзия «фонематическая», чем «фонетическая», ведь это книга-партитура, открытая к интерпретациям, как и музыкальный текст, а не готовое к восприятию литературное произведение. Фонемы, обобщенные формулы звуков языка, имеют значение, пусть даже близкое к нулю, однако и этого достаточно сознанию, чтобы понять смысл текста, тонкий и абстрактный, как и живопись Кандинского, Малевича или даже Поллока. Несколько таких «стихотворений без слов» вошло в мою новую книгу «Таксист», которая выйдет в свет в этом году. Эта новая книга — лирика в широком понимании, где эти стихи очень гармонично вписались в общую картину. Надеюсь, что такой подход в новом сборнике сделает эту поэзию более доступной, позволит читателю включиться в процесс творчества и преобразования поэзии.

— А насколько серьезно можно говорить о литературном эксперименте, о каких-то новациях после опыта ХХ века с его модернизмом и авангардом? В частности и с многочисленными поисками на поле разложения или перекомбинаций элементов языка?

— Противостоять авторитету классиков авангарда будто почти и невозможно, однако прогресс литературы открывает новые горизонты, несмотря на скепсис. Разве я повторяю классиков авангарда своей бессловесной поэзией? Пусть даже мой текст может напоминать внешне что-то подобное стихотворению Семенко «У степу», однако у него радикально отличные источники и сплошь другая технология творчества. А если все упростить, тогда любое свободное стихотворение можно назвать подражанием Малларме или Тцари, а любое рифмованное — байронизмом. В литературе есть миллиард возможностей. Свою «фонематическую» поэзию я вывел из супрематизма, насытив, наконец, текст доступными средствами языка. Занимаясь воплощением идей поэтического конкретизма на материале украинского языка, я много для себя взял и как поэт, и как издатель. Мое свободное стихотворение зато вышло из другого источника, насыщенного опытом разных литератур, древнего эпоса и религиозных текстов. Моя поэзия о языке и о человеке в первую очередь.

— Хорошо ли развито такое «языково-экспериментальное» направление в современной украинской поэзии? Назови, пожалуйста, нескольких наиболее интересных авторов.

— Несколько авторов работают над «фонетической»/»фонематической» поэзией на украинском языке. Владимир Билык склонен к асемичной поэзии. Его хорошо знают в определенных литературных кругах во всем мире, его стихотворения публикуют на страницах литературных сообществ в США, Канаде. В Барселоне живет Андрей Антоновский, произведения которого являются одновременно реконструкцией футуризма, перенесением опыта УЛИПО и воплощением так называемого акморианства в украинской литературе — уникальной литературной технологии, основанной каталонским поэтом Карлосом Ак Мором. Поэты старшего поколения крайне редко брались за создание чисто абстрактного письма, будто боясь прибегать к таким, казалось бы, крайностям. В поисках новых значений через палиндромию, они доходили до определенного уровня «бессодержательности» текста, который напоминает определенным образом тот текст, который создаю я.

— И почему они редко появляются в украинском информационном пространстве?

— Несмотря на то, что я знаю несколько почитателей своей «фонемной» поэзии, которые мне признаются «в чувствах» и обнаруживают глубокое понимание моего текста, обычно сталкиваюсь с ситуацией, когда мое выступление воспринимают как развлечение, потому что «ничего не ясно», или как привычное, потому что «Завадский так пишет». Зато огромный интерес к моим текстам, к примеру, был во время нескольких фестивалей в Польше. Я думаю, другие поэты оказываются в такой же ситуации.

— Какое у тебя впечатление от изменений, которые произошли в нашей поэзии за это время, — 2000-е, 2010-е годы?

— В украинской литературе все хорошо, — вот что я бы хотел сказать в первую очередь. Поколение из двухтысячных вынесло, как волна, много новых имен, однако большинство из них ушли, что и нужно было ожидать. Остались самые упрямые. И этого тоже нужно было ожидать. Двухтысячные не такие истерические, как девяностые, и принесли больше чувств в поэзию. Это прекрасно, я считаю. Уже пятнадцатый год, и на фронт выходят поэты «коммерческие», которые не столько талантливы и уникальны, как популярны. Это тоже прекрасно, потому что поп-литература продается, читается и остается только надеяться, чтобы она была достаточно качественной. Наконец пришла переоценка предыдущих десятилетий, и мы дождались падения идолов, этому я особенно рад.

— Твои впечатления как издателя — в чем нуждается наш читатель? Каковы его вкусы?

— Вкусы и потребности изменяются главным образом в направлении расширения читательского круга, ведь читают не только «профессиональные» читатели, но и молодежь, которая ищет себе литературу по вкусу. Больше людей приходят на литературные акции, больше посещают фестивали и подписываются на авторские сообщества в социальных сетях. Я бы хотел, чтобы украинский читатель был более требовательным, более опытным. Хочется увидеть, как ищут новых литературных впечатлений, глубоко интересуются литературой, особенно поэзией, а не удовлетворяют свои литературные стереотипы и нормы.

— Региональные литературные школы всегда были важным элементом украинского литературного процесса. Тебя часто называют представителем вот такого тернопольского литературного пространства. А какую роль играет литературный регионализм сегодня?

— Тернополь — город для отдыха, тихий и безопасный. Для меня не имеет ни малейшего значения моя географическая отдаленность, у меня творческие связи с писателями из Торонто, Сиднея, Окленда, Киева, Кракова, Гетеборга и др. По-видимому, это свойственно многим мелким культурным или слабо развитым средам: принимать за «своих» лишь тех, кто физически находится в городе или селе, еще и разделяет с другими определенные интересы, зато всех остальных отрезать и подвергать забвению. И это вместо того, чтобы гордиться огромными достижениями тех, кто родился рядом, вырос или сформировался как личность в этой малой среде. Так у нас в Тернополе с поэтами, художниками, актерами, которых разбросало по миру от Галичины до США, Аргентины, Австралии. Это особенно больно. Один галичанин из Бучача Шмуэль Агнон — едва ли не единственный лауреат Нобелевской премии из наших краев, до сих пор известен лишь опосредствовано, другой галичанин — легенда краковской литературной богемы и близкий друг Виславы Шимборской, рожденный в Тернополе Корнель Филипович так почти никому и неизвестный, и никак не отмечен в культурном ландшафте города. Но мы все исправим. Я рад, что у нас в городе быть поэтом — модно. Молодые авторы стараются завоевать уважение публики, часто проводят чтения, иногда выходят интересные книги. Есть несколько популярных художественных локаций, которые радостно воспринимают инициативы.

— Какую позицию ты занимаешь по поводу достаточно популярной в последнее время дискуссии: является ли поэзия и проза русскоязычных авторов, которые живут в Украине, частью украинской литературы или российской, или русскоязычной украинской, или еще какой?

— Я не вижу проблемы в том, что определенные авторы пишут на других языках, так как было бы абсурдом запрещать им это делать. В то же время считаю язык единственной идеологией литературы, и даже более того — я вижу, что литература естественно разделяется по признаку языка без насажденных сверху и придуманных кем-то правил. Как говорится, все научные споры — это, скорее всего, споры о терминах. Поэтому я считаю, что литературой Украины являются крымскотатарская, украинская, польская, венгерская, русская и др., зато украинская литература — литература на украинском языке.