История одного обеда
В финале “Уик-энда” – самого, пожалуй, абсурдистского фильма Годара - героиня, глядя прямо в камеру, делит трапезу со своим новым другом, предводителем партизанского “Фронта освобождения Сены и Уазы”. Обгладывая кость с изрядным куском мяса, она отдает должное работе полевого повара Эрнеста: “Неплохо”. – “Да”, – отвечает командир. – “Это смесь солонины с тем, что осталось от английских туристов”. – “Тех, из “Роллс-Ройса”?” – “Да. И там вроде было еще немного твоего мужа”. – “Я потом возьму еще кусок, Эрнест”.
Мужа звали Ролан, повстанцы подстрелили его из рогатки при попытке бегства, а потом добили, распоров живот: “Ужас буржуазии можно преодолеть еще большим ужасом”. До того он и Коринн, чета парижских буржуа, проделав долгий путь в провинцию, успели убить мать самой Коринн и унаследовать таким образом пятьдесят миллионов.
С самого начала в “Уик-энде”, согласно канону кинопутешествия, активно действуют два множества: машины и люди. Авто сталкиваются, мчатся наперегонки, застревают в длиннейших пробках, горят, ржавеют смятыми привидениями на полях. Люди ссорятся, дерутся, кусают, мучают, насилуют и уничтожают друг друга. Хаосу автобанов противостоит география воображения, экранного и идеологического, обозначенная встречами с абсолютно нефункциональными созданиям. Первым и наиболее химерным, в эпизоде “Ангел-истребитель”, является Жозеф Бальзамо, молодчик в красном плаще и черной шляпе, оснащенный непрерывно стреляющим пистолетом и барышней-приманкой. Он – “Бог, сын Бога” (согласно характеристике Бальзамо, “старого педика”) и Александра Дюма. Он здесь, чтобы “провозвестить новым временам конец грамматической эпохи и начало пламенеющей – во всех сферах, особенно в кино”.
После титра “Французская революция на уик-эндах Национального революционного союза” молодой человек с внешностью Сен-Жюста оживляет буколический пейзаж инвективами о свободе, рабстве и общественном договоре.
У юноши, поющего серенаду в телефонной будке, Ролан и Коринн безуспешно пытаются забрать машину.
“В направлении к Льюису Кэрроллу”; путешественников приводит в ярость старомодно наряженная пара: мисс Эмили Бронте держит книгу, а инфантильный толстяк покрыт листками с отрывками из разнообразнейших текстов, оба сыплют цитатами и на любые вопросы отвечают поэтично и загадочно. Ролан кричит: “Это не роман, это жизнь! фильм – это жизнь!” – и сжигает девушку.
Пианист – фанатик Моцарта, кочуя от села к селу со своим роялем, не столько музицирует, сколько разглагольствует о своем кумире.
На тропе посреди глухого леса хором голосят заблудившиеся итальянские актеры из совместной постановки (авторский сарказм: “Уик-энд” – копродукция Франции и Италии).
Двое мусорщиков, африканец и араб, подвозя Коринн и Ролана, выказывают осведомленность об актуальной политической ситуации, могут быстро и профессионально изложить основы классовой теории Энгельса, а также имеют готовый план герильи в странах Запада.
Наконец, после убийства неуступчивой тещи появляются революционеры из “Фронта”, которые выглядят как карнавальный комплот хиппи, индейцев, трансвеститов, трубадуров и рок-звезд.
Эти персонажи – корпускулы культуры, коллекция дискурсов. Современная цивилизация, напротив, подана как сговор путей сообщения, как механизированное пожирание пространства. Коринн и Ролан принадлежат цивилизации. У них, людей дороги, всегда конкретная цель, они маниакально целенаправленны, им надо знать определенные расстояния, точные направления и суммы, они имеют список потребительских желаний, который излагают Бальзамо, поверив в его божественную суть: “Мерседес”, платье от Ива Сен-Лорана, отель на Майами-бич, стать натуральной блондинкой, эскадрилья истребителей “Мираж”, уик-энд с Джеймсом Бондом. Племена обочины бьются над менее практичными вопросами о происхождении человечества или о богатой внутренней жизни придорожного камня, иначе говоря – предлагают альтернативы; даже на мусоровозе слушаем анализ первобытных сообществ наподобие племенного союза ирокезов. Культура воюет с цивилизацией как с транспортной целостностью. Это схватка насмерть, до последнего автомобиля, последней пули, последнего кусочка мяса, застрявшего меж зубов.
Жует, задумчиво уставившись в камеру, не только Коринн: так же делает равнодушный пролетарий в откровенно издевательском (в том числе и относительно самого пролетариата) эпизоде “Классовая борьба”, наблюдая за ссорой между юной буржуазкой и дюжим трактористом, ненароком раздавившим ее авто вместе с красавцем-водителем; не забывает работать челюстями и виновник аварии; политические виртуозы-мусорщики по очереди уминают свои гамбургеры: один насыщается, другой за кадром провозглашает доктрину брата по сопротивлению. Каннибализм - один из устойчивых сказочных мотивов. В “Уик-энде” нет ни волков, ни злых колдуний, ни потерянных детей, зато в изобилии хороший аппетит.
Есть много, досыта. Есть цивилизационную падаль, пока не наступит
- конец сказки
- конец кино
_____________
Уик-энд / Week-end (1967, Франция-Италия, 105`), режиссура: Жан-Люк Годар, сценарий: Жан-Люк Годар, оператор: Рауль Кутар, актеры: Мирей Дарк, Жан Янн, Жан-Пьер Кальфон, Жан-Пьер Лео, Ив Афонсо, Даниэль Поммерель, Бландин Жансон, производство: Film Copernic, Comacico.
