Отречение
6 января исполнилось 187 лет со дня рождения Степана Руданского. Удивительно сложилась судьба у этого поэта с широким диапазоном таланта.
Прижизненно не вышла ни одна его книга. Первый сборник издала Елена Пчилка благодаря рекомендациям ее брата, Михаила Драгоманова, через несколько лет после смерти Степана Руданского...
Отец, сельский священник Василий Руданский, возлагал на Степана самые большие надежды, понимая дарование юноши (хотя имел еще трех сыновей - Григория, Александра и Ефима и дочь Ольгу), поэтому больше всего возненавидел его, отказав в материальной поддержке, когда Степан после Шаргородской бурсы и духовной семинарии выбрал медико-хирургическую академию в Петербурге.
Его отец был священником, а значит – должен был слышать высказывание Христа: «Тот, кто меня любит, тот меня предаст». Сына предал он, еще и с презрением относясь к писанию Степана на украинском языке...
Любовь к прекрасной Марии Княгницкой только выродилась в болезненный невроз ожидания и отречения. Утверждают, что Мария тоже любила молодого поэта, который решил порвать с духовенством, но как раз это решение сделало невозможным их брак. И почти непрерывная разлука, как медленный и больной огонь, только способствовала неотвратимому забвению. Отречение - разных форм и оттенков - всю жизнь преследовало этого высокоталантливого и нереализованного человека. «Мене забудь», «Ти не моя», «Повій, вітре, на Вкраїну»» являются не только песнями, а тонкими и печальными памятниками вынужденном отречению.
Только в Ялте он сойдется с многодетной вдовой, Евдокией Широкой. Но вряд ли по большой любви...
Казалось бы, что такой чуткий и утонченный поэт неизмеримо далек от какого-либо юмора. Но - неисповедимы пути Господни - его песни были довольно яркими на фоне большинства тогдашнего украинского литературного ассортимента. Не менее мощными были и его лирические и патриотические стихи (например, довольно известный «Гей, бики, чого ж ви стали»).
Первооткрыватель жанра в юной литературе многомиллионного народа, который еще почти не понимал сам себя, молодой поэт часто бывал полуголодным и голодным. Кажется, желание есть присутствует даже в юмористических стихах, как, например, «Пан та Іван в дорозі», где вытесненное чувство голода компенсируется мечтами о раблезианских (по меркам пана или Ивана) трапезах. Когда брат Григорий посылает ему однажды в Петербург 5 рублей, то тронутый Степан искренне благодарит его в своем письме...
Когда Степан Руданский завершает обучение в Петербургской медико-хирургической академии, где тогда училось много украинцев и в известной степени царил украинский дух, то, что на врачебную зарплату он может иметь ежедневные обеды, без пауз, кажется (правда, на короткое время) врачу, который в Ялте родился, и поэту, который в Ялте окончательно замер в душе Руданского, вершиной жизненного успеха...
В Ялте климат был лучшим для больного туберкулезом, который получил, скорее всего, в Петрополе, как он называл холодный и притягательный для многих талантливых жителей Российской империи Петербург. Но в Ялте состоялся окончательный отказ от творчества. Еще делал отдельные переводы... Но это была литературная агония.
Степан Руданский в Ялте проводил над своей душой систематический садо-мазохистский ритуал литературного отречения.
Честный до прозрачности врач в реальном мире, а в мире душевной жизни, мечтаний и призвания - писатель, Руданский не брал, как санитарный врач, никаких взяток у тамошнего купечества, за что его особенно ненавидели. Любой другой врач на его месте купался бы в роскоши в тогдашней Ялте - но не он. Во время эпидемии холеры спасает других, заболевает сам. Обостряются проблемы с туберкулезом.
Не дожив даже до сорока лет, Степан Руданский умирает в Ялте, где и похоронен. И действительно, как он и предчувствовал, мало кто заплакал после смерти малоизвестного поэта, талант которого узнали не сразу, а Пантелеймон Кулиш (возможно, приревновал, так как стихи и песенки молодого петербургского студента понравились Прасковье Глебовой) все-таки был категорически против их печати.
Разве мог представить честный до прозрачности ялтинский врач, который, возможно, в душе уже возненавидел литературу от чрезмерной любви, что украинские юмористы - все как один, - когда-то будут называть его своим литературным отцом, а его песня «Повій, вітре, на Вкраїну» станет одной из самых популярных? Возможно, такая прижизненная надежда добавила бы ему больше сил - и он выжил бы во время дикого разгула эпидемии? Возможно, потом бы прижизненно вышло несколько его книг, которые точно стали бы популярными?
К сожалению, история литературы не признает сослагательного наклонения...
