Путник и схимник
У Павла Загребельного есть роман «Тисячолітній Миколай», а у Владимира Лиса - роман «Століття Якова». Цикличность и трагизм украинской истории, которая вырывается из заколдованного круга, по Загребельному, и бытовая сага жизни обычного украинца Якова, путника ХХ века, затягивают в глубины повествования.
Евгений Паранюк, сын прекрасного и трагического ХХ века, тоже сполна выпил его яда и познал дарованные им радости. Вроде бы прошлый век хорошо отмерили ему, галицкому крестьянскому сыну, всех своих бед и щедрот, привлекая его в ряды полноценных свидетелей двадцатого века. Роман о его жизни, думаю, еще будет написан.
Вырос украинцем, осознающим свою национальность. Это понимание определило в его жизни все. Двадцатый век не слишком знал об украинцах, подслеповато и рассеянно присматриваясь к причудливому молодого этносу, где значительное количество людей даже не разговаривало на собственном языке.
Детство проходило в селе Хмелевка (сейчас Ивано-Франковская область), где начинали возрождаться украинская мысль, украинская идея. Мальчик еще не знал, что вера в государственность и развитие украинства станет до смерти его личной светской религией.
Черный омут Второй мировой войны забрасывает парня в Германию, где он работает на шахтах, на принудительных работах. Но оттуда удается бежать. Смена мест работы и проживания, мелькание чужих лиц, наконец лагерь для перемещенных граждан...
Любил науку и искусство. Любил общаться с причастными, чувствуя сопричастность. Самым большим счастьем были знакомства с известными украинцами, которых годы делали выдающимися. Еще в Германии, в лагере перемещенных лиц, видел и общался с Юрием Шевелевым, Иваном Багряным, Леонидом Полтавой.
После переезда в США в 1949 году Украина, то есть его образ Украины, не отпускала ни на шаг. Хотя, с другой стороны, он был включен в жизнь мира, будучи коммуникабельным и зная несколько языков, к примеру английский, немецкий и испанский.
Сначала США пугали Евгения гигантизмом небоскребов, разбросанностью украинцев, словно песчинок американского океана, механическими улыбками для общения (позже будет хорошо понимать, что такие улыбки намного лучше искаженных злобой советских лиц), неудержимыми наплывами одиночества и ностальгии.
Евгений Паранюк видел на своем веку немало украинских знаменитостей. Общался с Марком Антоновичем, Григорием Китастым, Владимиром Кубийовичем, Евгением Маланюком, Тодосем Осьмачкой, Уласом Самчуком, митрополитом Мстиславом, Изидорой Косач-Борисовой (родной сестрой Леси Украинки), Лео Молодожаниным, Юрием Стефаником (сыном писателя), племянником Ивана Франко - казалось пол Украины перенеслось в Америку, спасая от растворения в черных водах забвения национальную душу.
Не раз видел, как вспыхивала и угасала человеческая слава, как перетирались в прах чьи-то огромные надежды и амбиции. Евгений Паранюк был всегда скромным, даже по-своему аскетичным.
Был сыном и слугой (в лучшем смысле этого слова) своей Родины. До самой смерти снимал квартиру. Не имел семьи. Когда только появилась какая-никакая возможность, с 1991 года, начинает ездить в Украину, в частности в село Хмелевка Ивано-Франковской области, где прошли детство и юность. Малая родина не раз будет придавать Евгению незримых духовных сил, когда будет казаться, что сил не осталось.
Пишет и издает за свой счет книги, которые имеют ценность в различных областях украинской жизни («Украинский Голливуд и Александр Кошиц», «Последние годы Ивана Франко», «От Хмелевки до Нью-Йорка»). Из Нью-Йорка оплачивает и пересылает целые контейнеры книг для вузов в Ивано-Франковске, Каменце-Подольском и т.д.
Кажется, что этот книжный жертвователь был владельцем крупной корпорации. Но он всю жизнь проработал вахтером... Как некоторые неприметные плотники или землекопы в советских концлагерях, под бушлатами которых билось сердце героев, Евгений живет для своей Родины, далеко, за океаном, в возрождение которой не всегда верит, но отдает ей не слова, а не пафос, а поступки. Десятки, а может, и сотни тысяч книг были переправлены им в девяностых и двухтысячных в Украину.
Его трогательная вера в чудотворение книги и просвещения кое-где, казалось бы, сдвигала горы. Пожилые доценты и профессора в вузах зажигались его нетленной верой, крестьяне на его малой Родине были пристыжены собственной унынием, краеведы и литераторы находили поддержку в поисках, а то и в распечатке собственных книг в нищие девяностые. Этот, казалось бы, неприметный человек, формировал новые украинские черты, далекие от пустомельства, неоправданной скупости, узкого мировоззрения и ограниченного, до забавности, индивидуализма.
В марте 2015 года Евгений Паранюк умер, так и не переехав жить в Украину или хотя бы в Прагу, о чем часто мечтал... Для нью-йоркцев, если он имел при жизни дружеские отношения с некоторыми из них, это был немолодой книжник. Для украинцев США это был товарищ-патриот, для немалого количества людей - чудак, живой укор равнодушия многих, которое нарастало с годами от собственного благосостояния.
Ему, как светскому схимнику, было безразлично накопление материальных благ. Тело покойного кремировали. Племянница Люба перевезла в Украину урну с прахом.
Он был нетипичным украинцем, без туговатых материальных мечтаний, где есть «ставок і млинок». Воином для украинского духа. Ведь после смерти действительно «плоть – ніщо, а дух – животворний». .
