Шлем и шляпа
Сегодня я беру на себя смелость представить читателям «Дня» авторскую рубрику, которая будет регулярно выходить на сайте нашей газеты – «Арт-хаус с Дмитрием Десятериком».
В ней пойдет речь о моих любимых фильмах, которые, надеюсь, также являются любимыми и для вас – большинство из этих лент уже давно и заслуженно признаны классикой европейского авторского кино.
Тексты «Арт-хауза ...» могут показаться несколько необычными для газетного формата - не так рецензии, как попытки максимального глубокого аналитического погружения в тот или иной фильм. Вероятно, это чтение не всегда легкое - но и объекты разбора стоят усилия.
А первым здесь станет анализ драмы Жана-Люка Годара «На последнем дыхании» – картине, с которой, безусловно, началась новая эпоха не только во французском или европейском, но и в мировом кинематографе.
Начало “На последнем дыхании” выглядит стечением несчастливых обстоятельств. Летним утром в порту Марселя по наводке подружки Мишель Пуакар угоняет “олдсмобиль”, принадлежащий офицеру армии США. Мишель отправляется по седьмой автостраде в Париж один, бросив соучастницу в Марселе. В отделении для перчаток находит револьвер. Вскоре угонщик вынужден сбросить скорость из-за дорожных работ. После выхода из затора, наверстывая упущенное время, нарушает правила. Двое патрульных на мотоциклах бросаются в погоню. Из-за непредусмотренной гонки соскакивает “крокодил” – проводок, позволяющий завести любой мотор без ключа зажигания, – так что Мишель съезжает с дороги и пытается спрятаться в кустах. Первый мотоциклист мчится дальше, а второй сворачивает прямо к убежищу. Мишель достает из машины револьвер. Приказывает: “Не двигайся!” и почти сразу стреляет.
В этих начальных минутах есть все, что погубит Пуакара: девушки, автомобили, оружие и полиция, и эти случайности, включительно с выстрелом, продуманы и просчитаны режиссером; подобный принцип управляемого случая важен также для драматургии неореализма, господствовавшего тогда в соседней Италии.
Сам момент убийства выполнен, однако, в совсем иной манере. Годар дает сверхкрупный профиль Мишеля (причем он смотрит в сторону, противоположную той, где должна быть цель) в широкополой шляпе, а потом так же на весь экран – револьвер, в котором небыстро прокручивается барабан. Образ напрямую отсылает к иконографии американского классического кино, в частности, к вестерну и гангстерской драме.
Полицейский, которого убивает Мишель, вообще не персонифицирован. Голова закрыта шлемом, тело – униформой. Видим его, сраженного пулей, уже в падении – ни единого звука или лишнего движения, выказывающих индивидуальность. Позднее в новостях убитого называют Тибо – то ли фамилия, то ли прозвище, а газетная публикация про его гибель проиллюстрирована фотографией, где он вновь на мотоцикле и в служебном шлеме – настоящий человек-без-лица, даже не человек, а функция.
Мишель в то мгновение, когда нажимает на курок, тоже утрачивает лицо – в потоке устоявшихся образов-форм кино, существующих как данность и предопределение: не мог не выстрелить. Герой Бельмондо в этом эпизоде – участник того движения сопротивления реальности, которым для Годара всегда был кинематограф. Со своей стороны, Тибо – чистейшее воплощение системы – безличностный, затертый винтик.
Так без лишних слов, несколькими кадрами, создается лучший из возможных визуальный манифест: новое кино стреляет в порядок, в закон, в общество, санкционирующее этот порядок и этот закон – и, в отличие от Пуакара, кино побеждает.
На последнем дыхании /А Bout De Souffle (1959, Франция, 90’); режиссура: Жан-Люк Годар, сценарий: Жан-Люк Ґодар, по рассказу Франсуа Трюффо; оператор: Рауль Кутар, актеры: Джин Сиберґ, Жан-Поль Бельмондо, Анри-Жак Уе, Жан-Пьер Мельвиль, производство: Imperia Films, Societe Nouvelle de Cinema.
