Шмуэль Агнон: на своем месте
Я никогда не была в Бучаче. И никогда не была в Иерусалиме. Но когда я читаю в современной прозе о ключе, который кто-то забыл в кармане и вернулся искать и внезапно нашел не там, где ожидал, сразу же открываю тем ключом сразу два города Бучач и Иерусалим.
Это действительно одна из самых известных сцен в прозе ХХ века, ее современные авторы часто цитируют (и наши тоже, и наши в том числе). Эта сцена полна символизма и какой-то обыденной возвышенности. В романе Шмуэля Агнона «Путник, зашедший переночевать» мужчина возвращается из Израиля в городок, в котором вырос и взрослел, - в ныне польский Шибуч (это анаграмма от «Бучач», родного города Агнона). Продолжается 1930-й. Название романа отсылает к цитате из Книги Иеремии: «О Господь, Израиля надежда! Почему ты - словно чужак в этой стране, словно путник, зашедший переночевать?», гость здесь - это Бог Израиля и это тот визитер. Евреи из Шибуча выезжают тихо и незаметно. Одни остаются в тихой скорби, другие едут в тихой скорби. В романе есть один «проходной» персонаж: пережил войну и погромы, снарядил сына в Израиль, тот звал старика в кибуц, собирался и не успел, сына убили арабы. Теперь он письма с марками Израиля заложил в молитвенник.
Тема романа - не Божье наказание обижающим и утешение обиженным, шире: мир нуждается в коррекции. На определенном уровне эта тема модифицируется в историю взаимоотношений еврейской диаспоры и Израиля. Жизнь в диаспоре - долгая серия дискриминации и притеснений - нарушение правильного порядка вещей; порядок быть восстановленным. Слово «починить» в романе встречается достаточно часто, чтобы его заметить. Гость приезжает в городок в канун Судного дня, Йом Кипура. В Судный день читают вслух Книгу Ионы - о возвращении к вере и полном раскаянии в грехах жителей Ниневии. В Шибуче гость проживет почти год - от Судного дня до Нового года, Рош а-Шана. Он будет обращаться к горожанам, те будут рассказывать ему свои печальные истории. Через неполный год он вернется в Израиль к детям и жене, к ненаписанным книгам. В этот период он будет пытаться возродить духовную и религиозную жизнь еврейской общины галицкого местечка, но тамошние люди потеряли истинную веру. Этот городок когда-то дал пристанище ученым мужам, здесь изучали Талмуд и Тору, здесь он ребенком, посещая хедер, рыдал над книгами, которые не мог понять, словно те слезы помогли бы.
В той очень важной, символической сцене гость случайно теряет, а затем так же неожиданно забирает с собой в Израиль ключ от бейт-мидраш (дома учения) в Шибуче. Теперь этот уничтоженный город навсегда будет частью Иерусалима. Да и первое предложение романа: «Я пришел в свой родной город» - это аллюзия к «Пришел я в сад свой» из «Песни песней». «Путник, зашедший переночевать» - это так же роман о любви, и свой родной город он слишком любит, чтобы оставить. Он забирает его с собой.
Ключ (не) на своем месте.
Слово «место» в еврейской традиции (маком) обозначает еще и одно из имен Бога. Бог как место для всего. Для утерянных и найденных ключей, например. Этим же словом в иврите называют личную связь Бога и человека. Когда герои Агнона кочуют с места на место, из города в город, они ищут не только обжитое памятью пространство, они ищут себя и Бога-в-себе. И все его герои - путешественники, странствующие, гости, мытари.
17 февраля 2020-го будет 50 лет, как умер нобелевский лауреат по литературе, классик из классиков, который писал на иврите и идише, Шмуэль Агнон. На улице, где он жил и работал в Иерусалиме, говорят до сих пор сохранились знаки-предупреждения: «Тишина! Здесь работает Агнон». Агнон - это псевдоним, настоящее имя писателя Шмуэль Йосеф Халеви Чачкес. А Агнон значит «чужак, покинутый, оставленный». Имя определяет судьбу? Судьбу Агнон выбрал себе сам. С 1907 года Агнон жил в Палестине, время от времени, но достаточно долго - в Германии и Нидерландах. Первые двадцать лет жизни он прожил на Галичине, и едва ли не каждый выдающийся роман его возвращал обратно в Бучач. Агноном он назвался как раз в Палестине, возвращение на землю отцов требовало обновления. И продолжал болеть тот Бучач до последних дней жизни. Тоже земля отцов? Поэтому и все книги его - о людях, которые застряли между двумя мирами. «Я родился в одном из городов изгнания. Но живу и воспринимаю себя как рожденного в Иерусалиме». (Это фрагмент из нобелевской речи, его процитировали на банкноте в 50 шек., которую украшает портрет Агнона. В современной прозе на иврите часто встречается шутка «хотел бы себе Агнона», она не о литературе). Первый рассказ Агнона, который вышел в Палестине в 1908-м, назывался «Агунот» - «Отлученные (разлученные, брошенные)». Агунот созвучно Агнон, заметили? Так и планировалось. Именно это произведение Шмуэль Часкес впервые подписал своим судьбоносным псевдо.
На упреки: «А вот у Украины нет своего нобелианта по литературе» часто-часто отвечают: «Есть! Агнон». Есть и в этом вопросе, и в этом ответе доля лукавства. В пространство украинской культуры Агнон возвращается сложно и тяжело. У нас до сих пор нет его украинских переводов, но и переводить Агнона - это титаническая колоссальная работа, просить положить кого-то свою жизнь на нее было бы нечестно. Но на украинском Агнон до сих пор так и не заговорил. Целан, Фогель, Ауслендер, Шульц уже звучат на украинском, к Агнону еще подбирают ключи.
Пятидесятая годовщина Агнона. Давайте заметим эту дату!
В двухтомном романе «Ахнасат кала» (так называется церемония ввода невесты под хупу, свадебный балдахин) Агнон использует в основном тексте истории, напоминающие хасидские поучения. Одна из них - нестерпимо прекрасна и важна. По сюжету романа хасид Юдл, у которого нет денег, но есть три дочери, которым нужны приданое и женихи, едет собирать деньги и достойных юношей по еврейским местечкам Галичины. И он берет себе в попутчики извозчика Нету, вдвоем они составляют дуэт, который сильно напоминает Дон Кихота и Санчо Пансу. И вот когда Юдл уже собрал двести злотых и будущее замужество дочерей становится почти реальным, он закрывается в гостиничной комнате и тратит все деньги на изучение Торы. Нет, там все будет хорошо в итоге: и злотые прирастут, и дочери замуж выйдут. Но поступок Юдла никому не понятен. Его уединению предшествует как раз та вставная «хасидская» новелла.
Юдл приходит в гости к богатому Ефраиму, во время застолья гости слушают басню «Нечистый попутал». Вот ее сюжет. Староста общины Исраэль Шломо имеет конфликт с Шимоном Натаном, причину и начало которого уже никто не помнит. Исраэль решил окончательно отомстить врагу, использовав для этого бедного неученого юношу. Он засылает парня в бейт-мидраш, приказывает ни с кем не говорить и молча сидеть над книгами. Так юноша должен произвести впечатление знатока Торы, известного литовского мудреца, скрывающегося в Бучаче от преследований (соответствующие слухи по городу распускает сам Исраэль). Ученость молчаливого парня очаровывает богача Шимона, и он отдает за него дочь. Пока готовится свадьба, юноша встречает старого друга покойного отца, тот берется его учить Торе. Перед свадьбой якобы-знаток Торы с легкостью сдает экзамен и неожиданно оказывается таки мудрецом. Когда историю эту рассказали, за столом воцарилась тишина, никто не понял морали этой басни. Это бедный юноша имел большую честь жениться на богатой невесте из хорошей семьи? Или это богатый и невежественный Шимон имел честь получить в зятья великого мыслителя? И то ли таким было счастливое совпадение обстоятельств, то ли Исраэль сделал большое добро, не желая того? Все долго обсуждают байку, но к одному выводу не приходят.
Но этот вывод делает Юдл: «И тут я узнал, что мир сотворен исключительно для Торы и ни для чего другого».
Теперь должны быть понятными причины, почему за переводы с Агнона берутся неохотно и с предостережением. А также и причины того, что и в оригинале его читают сейчас с не меньшей тревогой. Есть среди современных писателей Израиля одна постмодернистка с репутацией отчаянной хулиганки, Орли Кастель-Блюм. В 1980-х, когда Кастель-Блюм пришла в словесность, ее аудиторией были не только родившиеся в Израиле, но и недавние репатрианты, которые не успели еще выучить наизусть толстые романы на иврите, в которых «на каждое слово приходилось по семнадцать синонимов» (объясняет автор свой специально примитивный язык). Если случайно не заметили, то это полетел камень именно в город Шмуэля Агнона. И это при том, что в 1940-х Агнона упрекали, что он пишет на иврите с ужасными ошибками, связанными, пожалуй, с его увлечением идишем (тогда это был не вопрос лингвистики, а политики; сейчас, пожалуй, тоже им является).
Агнон происходит из необычной семьи. Его отец был хасидом, а вся материнская линия - миснагеды, собственно, идейные противники хасидизма. Агнон свою родню пытается примирить. Вот когда Юдл останавливается в гостинице и укладывается в постель, но каждый член его тела движется и дергается, то Юдл это трактует однозначно: не трать на сон то время, которое должен был бы посвятить Торе. А здесь появится автор и объяснит: растрясло Юдла, не привыкшего к долгим путешествиям по плохим дорогам на тележке. В каждом произведении Агнона будет такая весьма интимная ирония: он живет между ролями светского писателя и бережного читателя Торы. Вот, собственно, между Бучачем и Иерусалимом. Агнон после эмиграции жил светской жизнью. В 1924 году в его доме произошел большой пожар, жена и дети спаслись в последний момент, сам писатель получил ожоги и был госпитализирован. При пожаре были уничтожены рукописи, в том числе работа по истории галицких евреев, которую Агнон писал вместе с Мартином Бубером, но, наверное, среди них был еще какой-то текст, очень Агнону важный, он потом едва ли не в каждом последующем произведении вспоминал о потерянной рукописи, но предпочитал ее не называть. Он вспомнил об этом происшествии даже в своей Нобелевской лекции, вспомнил как Божье благословение. И после этого пожара Агнон вернулся к религии. В 1948 году в его дом ворвались погромщики (это был год обострения арабо-израильского конфликта). Первым же делом на следующий день он отправил издателю телеграмму: «Рукописи и жизнь спасены», именно в таком порядке.
В своей прозе Агнон часто цитирует один фрагмент из мидрашей: «Кто идет мимо реки, должен выпить из нее два-три лога воды». (Лог - это единица, которой в древности евреи измеряли жидкость, где-то триста миллилитров). И, напившись, не забыть поблагодарить за дары. Так ты становишься навеки частью тех рек, мимо которых проходишь. Свою Нобелевскую лекцию Агнон начал с молитвы-благодарности за хлеб, воду и признание его литературного таланта. Какие-то пол-литра речной воды - и ты уже не чужак. Какой-то десяток гениальных романов - а ты все еще «агнон».
