Свинья, макака, верблюд
Фильм начинается затемнением, сквозь которое понемногу проступают два светлых прямоугольника окон. Между ними сидит Омбре (Хельмут Деринг), самый миниатюрный персонаж, который никак не сообразит, что ему делать с полицейским номером-трафаретом. Табличка эта почти такой же длины, как сам подозреваемый. Закадровый голос раздраженно бросает: “Мы хотим абсолютно точно знать, как началось все это свинство”.
Картина “И карлики начинают с малого” после этого – ответ на требование следователя, реконструкция совершённого.
Герои – карлики, или, точнее, лилипуты, – целая колония особ маленького роста, вероятно, с психическими расстройствами, затерянная среди лавовых полей ¹. В отсутствие президента заведения кто-то напал на кухарку. Произошла буча. Воспитатель (Пепи Хермин), оставленный замещать начальника, заточил в своем кабинете одного безобразника по имени Пепе (Герд Гикель). Остальные не стерпели своеволия.
Первый и последний эпизод, в котором появляется кто-то посторонний – это когда на дороге рядом с колонией останавливается случайный автомобиль. Однако с кресла водителя поднимается также лилипутка, хорошо одетая дама, чтобы уточнить направление. Путница не слышит криков Воспитателя, и она сама из маленьких. Итак, это мир, в котором есть только лилипуты и в котором все почему-то сделано для больших. Дело не ограничивается вполне очевидными комическими эффектами наподобие сцены “брака”, когда Омбре безуспешно силится влезть на чересчур для него высокую кровать к “невесте” добрым десятком разных способов. Херцог использует необычных актеров для игры с масштабами, с планами разной глубины, что порождает полностью измененную реальность, где нет уверенности в точном размере того или иного объекта. Как следствие, создается пространство, где утрачено чувство меры, то есть пространство бунта. Поскольку большинство предметов несоразмерно с бунтарями, то решительность и жестокость восставших должны многократно превосходить сию монструозную инсталляцию вокруг; только так их могут заметить по-настоящему. Поэтому поступок чреват разрушением, а разговор – демонстрацией неадекватности. Например, одна лилипутка жалуется на ободранные ноги, тут же в доказательство сдирает и съедает кусочек собственной кожи. Другая показывает собственноручно созданную свадьбу засушенных насекомых, доставая по очереди саранчу-жениха в костюме из шелка, стрекозу-невесту, осу-подружку, отца невесты, солидного жука в цилиндре.
Известие: “они убили свинью!” – прерывает процессию. Туша скалится на заднем дворе. Ее, мертвую, все еще сосут поросята. Убийцы наотрез отказываются сказать, как именно они это сделали. Режиссер настаивает на крайнем, патологическом биологизме происходящего. Уже один из первых кадров – каннибалистический: курица увлеченно клюет подохшего сородича. Потом эти птицы – бьющие друг друга, дерущиеся за добычу – будут появляться еще не раз ².
Другие двуногие изобретательнее. Они делают то, что делают, без какой-либо корысти, не имея иной цели, кроме восстания; хотя повод понятен, никто на самом деле не пытается освободить Пепе.
Вместо этого валят любимую пальму начальства.
Убивают свинью.
Потом, по одному, поросят.
Обливают керосином и жгут вазоны с цветами, приговаривая: “теперь они действительно цветут”.
В облаках серого дыма - кажется, так и чувствуешь его смрад – бредут кощунственной процессией под хоровое пение, неся перед собой распятую на кресте макаку.
Стравливают петухов.
Швыряют живых куриц в кабинет Воспитателя.
Имеется еще пара слепых: Азукар (Эрна Гшвендтер) и Цыпочка (Гертель Минкнер), похожие на часовых, в беретах и черных очках, с одинаковыми палками, они охраняют неведомо что и устраивают таинственные забавы с глазу на глаз. Азукара убирают за кадром, Цыпочка, похоже, угасает сам по себе.
Последний в этом ряду – верблюд.
Его вообще здесь не должно было быть. Неизвестно откуда появился на вулканическом острове, в окружении крошечных гуманоидов, едва достающих ему до кончика хвоста. Биология окончательно накрыла метафизику в саркастическом галлюцинозе: “Посмотрите на это набожное создание. Все что вам надо – сказать “ради всех святых” – и он уже опускается на колени”.
Верблюд возвышается двугорбой вершиной над останками здравого смысла. Единственную семью перебили, единого бога совместили с единственной, «по образу и подобию», обезьяной, и мир, где человек - не мера вещей, наполнили достойным того разрушением. Анархия победила тотально, защитнику законности не остается ничего, кроме сумасшествия. Воспитатель бежит в пустыню, чтобы первому попавшемуся бревну читать нотации:
- Ты, свинья, а ну быстрее опусти свою руку. Быстро, говорю тебе. Не слышишь или что? Ты чего тычешь в меня пальцем?.. Если не опустишь руку, то я буду в тебя пальцем тыкать. И тогда увидим, кто из нас дольше выдержит. Президент выбрал меня. А теперь опусти руку свою!
Свободы теперь вдоволь, больше чем разума или бога, и Омбре смеется.
А верблюд молится и гадит.
А Омбре смеется и смеется.
Верблюда убивать уже не нужно.
¹ Съемки происходили на вулканическом острове Ланцароте Канарского архипелага.
² Эти кадры, как и многие другие, сопровождает заглавная музыкальная тема картины: островной фольклор “isa”, записанный Херцогом в исполнении 12-летней аборигенки. Приблизительный перевод текста:
“Я не пою, чтобы быть услышанной,
И не потому, что знаю как,
А потому, что мой брат приказал мне,
И я хочу слушаться его…
Я хочу остаться в лодке, полной гвоздик,
Где я проведу свое время,
Разговаривая с моими любовниками”.
И карлики начинали с малого / Auch Zwerge Haben Klein Angefangen (1970, Германия, 90`); режисура, сценарист: Вернер Херцог, оператор: Томас Маух, актеры: Хельмут Дьоринг, Пепи Хермін, Пауль Глауер, Гизела Хертвиг; производство: Werner Herzog Filmproduktion.
