Актуальность как проклятие
Патентованные мятежники от искусства, когда вспыхивает настоящий бунт, практически никак не могут ответить на этот вызов
Современное искусство еще часто называют актуальным. Вообще это термин неточный, даже несколько скользкий. Копий здесь поломано много, но с некоторой осторожностью можно допустить, что актуальными преимущественно называют художников, которые пользуются приемами и техниками, наработанными в послевоенную эпоху (инсталляция, перформанс, хэппенинг, видеоарт, медиа-арт), а также критически настроенных относительно господствующей социальной системы, чувствительных к тому, что происходит в обществе, и как следствие — в своем творчестве часто политически и социально заангажированных.
Искусство, которое, по крайней мере, формально, подпадает под эти категории, в публичном поле представлено достаточно широко еще с начала 1980-х, когда были сняты цензурные запрещения. Начиная от легендарной группы «Парижская коммуна» (из которой вышел действительно выдающийся живописец, рано погибший Олег Голосий) и вплоть до выставок в Центре Пинчука, имеем определенный набор имен, которые, с небольшими вариациями, заполняют галереи, музеи, большие и малые вернисажи. О них много пишут и говорят, они умело работают с информационным пространством, преподнося себя как эстетичных и политических радикалов.
И так было вплоть до начала революции.
После зимних событий прошло две больших выставки в наибольших центрах актуальности — PinchukArtCentre и в «Художньому Арсеналі». По ним можно было понять, насколько изменились наши художники.
«Страх и надежда» — групповой вернисаж победителей Премии PinchukArtCentre разных лет — Артема Волокитина, Никиты Кадана, Жанны Кадыровой — еще продолжается. Представительница того же поколения — Алевтина Кахидзе — показывает персональный проект «TV Studios/Комнаты без дверей» в специальном зале PAC-UA.
«Експонат. Нероздільне» Кадана (2014) — огромный стеклянный куб, заполненный пеплом. Рядом — накрытые стеклом «Робочі матеріали. Провина зображень» — собранная Никитой подборка фотографий авангардных зданий и скульптур из советских и польских изданий коммунистических времен в сочетании с подпольной советской порнографией; самый сильный образ — выцветшее фото с обнаженными мужчиной и женщиной: женщина смотрит просто в объектив, и этот тревожный взгляд, очень далекий от мнимой алчности, говорит о времени и обстоятельствах намного больше, чем даже разложенные рядом пропагандистские брошюры.
Кадырова вырезала из обгоревшей кирпичной стены карту Украины: лицевая сторона покрыта копотью, а тыльная сторона оклеена старыми советскими обоями; рядом на полу отдельным обломком лежит такой же черный фрагмент, очертаниями похожий на Крым.
Наконец, у Волокитина на видео «Сестры» (создано в 2006-м и отредактировано в 2014 году) четыре женщины в траурной одежде оплакивают свою мать — без звука, без титров.
Этим список экспонируемых работ не ограничивается, но, собственно, именно упомянутые композиции, в которых все понятно без слов и подробных пресс-релизов, более-менее запоминаются. Остальные произведения выглядят ненужным кокетством стиля, перебиранием затертых, выцвелых приемов.
Но это не персонально чья-то проблема. Вернисаж в «Художньому Арсеналі», который закончился немногим больше недели тому назад, имел название «Новая украинская мечта. Роль искусства в период кризиса» и был достаточно масштабным, с привлечением авторов последней четверти века. Влияние кризиса там пытались честно воспроизвести: сразу несколько участников нарисовали БТРы и военных, кто-то выставил настоящий муравейник (пытаясь воплотить распространенное сравнение Майдана с муравейником), кто-то рассыпал по полу грабли перед огромным транспарантом с надписью «Терпи» — но дело в том, что в Украине давно перестали терпеть и на те же грабли наступать не собираются. О постмодернистских упражнениях ветеранов 1980-х просто и говорить неинтересно — такое впечатление, что эта часть арт-сообщества никак из тех 1980-х не может выбраться. И, в целом, подавляющее большинство опусов просто тускнели на фоне небольшой подборки фотографий с Майдана, которую разместили при входе. Для искусства, которое самоидентифицируется как актуальное, — ситуация не очень приятная.
Но есть и другие примеры.
Матвей Вайсберг, который никогда радикалом не был и всегда от актуальных течений дистанционировался, весной написал цикл полотен «Стена» по мотивам революционных событий. И именно это стало первой убедительной попыткой художественного осмысления того, что произошло.
У Вайсберга, прежде всего, говорит цвет. Цветовая пластика мира замирает в нужные мгновения, отображается на полотне отдельной драмой.
Текучие красно-черные вспышки. Белесые сумерки и угольные тучи дыма. Охристые фонари над полем боя. Огневые пунктиры, которые прорезают низкое небо. Абрисы людей, зданий в тесноте атак, пожаров, фигур, которые бегут или падают, жестов угрозы или победы. Но это лишь мое описание. У каждого на этой войне была своя баррикада, и как выразить то, что происходило те три месяца со всеми нами? Как передать без фальши и самоумиления кошмарную смесь из тревоги, бессонницы, страха, беспомощности, ненависти, ярости, восторга, надежд, горя, где остановиться в этом бесконечно переменчивом пейзаже тектонического сдвига?
Вайсберг ищет ответ в каждой отдельной картине и в каждом живописном аккорде нового цикла. Он не следует точной хронологии, избегает линейных сюжетов. На полотнах есть узнаваемые образы — горнист, который играл сигналы к контратаке на Институтской, колоннада стадиона «Динамо» или пешеходный мостик над Майданом. Однако узнавание в «Стене» более глубокое, за рациональной чертой. Мы здесь угадываем себя в обстоятельствах, которые казались невероятными во всех смыслах. Узнаем в этой стене полотен — жизнь и смерть. Узнаем цвета своего (революции) достоинства.
76-летний харьковчанин Борис Михайлов давно признан одним из наилучших фотохудожников Европы. Он постоянно живет в Берлине, однако подавляющую часть своих циклов делает на украинском материале. Новая серия Бориса Андреевича называется «Театр военных действий. Акт второй. Тайм-аут».
Михайлов — не репортер, его интересует не столько история, сколько люди с историей. Так же его серия фотографий Майдана — не репортаж, скорее, авторская книга, развернутая до размеров экспозиции; внимательное и небезразличное воссоздание восстания сквозь авторский объектив. Михайлов не боится показывать людей уставших и в плохом виде, людей растерянных. Местами он преднамеренно отстраняет материал: часть фото с помощью краски превращена в картины, одна и та же сцена с повстанцами около баррикады сфотографирована с двух ракурсов и потом смонтирована в единое целое, что хорошо передает напряжение тех дней, а иногда, напротив, он повышает эмоциональный компонент до почти нестерпимого уровня, монтируя сцену расстрела на Институтской с кадрами рыдающей женщины. Некоторые фотографии («карточки», как их называет Михайлов) прокомментированы самим автором — подписаны от руки, и комментарий тоже становится частью композиции. На серии случайно сделанных «карточек» вдруг появляется еще живой Сергей Нигоян. Взгляд парня в каске с надписью «Свобода смерть» (вместо «или» — череп с костями) на щите говорит о трех месяцах противостояния больше, чем сотни других кадров. Одним словом — Михайлов, живя преимущественно в Германии, смог создать о Майдане не только документальное свидетельство — таких уже множество, но и полноценное визуальное произведение.
Бадри Губианури — вообще художник неброский. Выставляется нечасто, в местах наподобие PinchukArtCentre и «Мистецький Арсенал» в качестве участника не появляется. В 2010 году Бадри создал странное полотно: собрал огарки церковных свечей и сделал из них прямоугольник размером со среднюю картину. Получилась неровная, темно-медового цвета поверхность, в которой похоронены десятки изогнутых, обгоревших свечей. Сначала эта работа казалась слишком патетической, ограниченной религиозным контекстом. Однако наступил 2014-й, наступило 20 февраля 2014-го, началась война — и стало понятно, что эта композиция не просто актуальна, а обжигающее актуальна.
Следовательно, что получается? Патентованные мятежники от искусства, когда вспыхивает настоящий бунт, практически никак не могут ответить на этот вызов.
И с другой стороны, художники, которые не выступают с манифестами, избегают лишней шумихи, оказываются актуальнее самых актуальных — настолько, что работы, сделанные еще задолго до событий, оказываются более чем своевременными.
По-видимому, причина проста и банальна: степень одаренности. Именно так, эту банальность я с наслаждением повторю: талант актуален всегда.
Наверное, нужна временная дистанция. Или же — появление новых талантов. Но что-то должно измениться. Обязательно. Потому что делать вид, как будто ничего не произошло и продолжать развлекать себя комфортными играми с предварительно известным результатом, нельзя.
