Эбола: уроки, которые нам следует извлечь
Планируя мероприятия в области управления безопасностью, следует четко помнить разницу между невозможным и невероятным. Невозможное всегда остается в области чуда, невероятное же имеет свойство реализовываться. Достаточно сложиться необходимым условиям. И тогда наступает катастрофа.
Всего полтора года назад вирус Эбола был не более чем затертым штампом фильмов ужасов категории Б. Сегодня мы говорим о глобальной угрозе этой лихорадки. Разумеется, сам вирус не изменился. Изменились условия его распространения, которые ведут к катастрофе.
С 1976 года, когда впервые была описана вспышка лихорадки Эбола, в мире было зарегистрировано 26 эпидемий (не считая случаев лабораторного заражения), которые унесли жизни 1612 человек. Таким образом, эпидемия возникала примерно один раз в полтора года. Средняя смертность составляла 63%, или в абсолютных показателях – около 65 человек на одну вспышку. Никогда ранее эпидемия не распространялась более чем на две страны одновременно.
С сугубо биомедицинской точки зрения вирус достаточно опасен: контагиозность и смертность достаточно высоки. При этом изученность Эболы, как биомедицинская, так и эпидемиологическая, остаются недостаточными, почти не проводились исследования по созданию эффективных вакцин и лекарств, недостаточно внимания уделялось программам управления эпидемической безопасностью.
Почему на эту угрозу не обращали внимания раньше? Заболевание, уносящее жизни в среднем 45 человек в год, ограниченное 10 отнюдь не самыми развитыми странами не считали актуальной глобальной угрозой. Для сравнения – малярия, которая является общепризнанной глобальной угрозой, уносит в год жизни около миллиона человек. Ежедневно от малярии погибает больше людей, чем от лихорадки Эбола за всю историю наблюдений, ежечасно от малярии на планете гибнет более 100 человек –в 2 раза больше, чем уносит среднестатистическая эпидемия Эболы.
Поэтому на борьбу с малярией брошены огромные интеллектуальные, организационные и финансовые ресурсы, а Эбола долгое время оставалась вне зоны серьезного внимания. Небольшая часть ресурсов, направленная на изучение Эболы после первой тысячи жертв, позволила всего в течении трех месяцев создать успешные прототипы лекарств против этого, ранее казавшегося неизлечимым, заболевания.
Собственно, только поэтому, по набору количественных показателей рисков, на лихорадку Эбола долгое время не обращали должного внимания: не занимались эпидемиологией, не разрабатывали лекарств. А вовсе не потому, что это заболевание является «неизлечимим».
Сегодня ситуация драматически изменилась: эпидемия распространилась на 6 стран (еще в 3 зарегистрированы случаи завезенных заболеваний), количество погибших составляет уже более 3300 человек, смертность превысила 70%. При таких темпах распространения традиционные методы контроля оказываются бессильны – каждые 12 минут заражается новый человек.
Если эпидемия не будет взята под контроль в ближайшее время, возможно нам придется пересмотреть выводы относительно уровня угроз для нашего региона. В этом случае нам придется принимать меры, к которым мы очевидно не готовы, и задействовать ресурсы, которых у нас явный недостаток.
В этом состоит первый очевидный урок, который нам всем следует извлечь из истории с Эболой: нет неактуальных тем и задач для исследователя и его заказчика. Не существует неактуальных угроз, которые не могут реализоваться в условиях глобальных изменений и региональной нестабильности. Мы должны своевременно пересматривать наши планы контроля эпидемической безопасности в свете новых угроз. И, принимая во внимание именно количественные показатели угроз, Эболы этот тезис касается отнюдь не в первую очередь.
Второй урок заключается в том, что на первый план выходят социальные факторы угроз: восприятие рисков и непосредственно связанные с этим вопросы образа жизни, социальной справедливости, образования, культуры и этики.
Вспышки Эболы до сих пор вполне успешно контролировались традиционными эпидемическими мероприятиями – ограничением контактов с лицами, находящимися близко к очагу эпидемии и резервуару инфекции, санитарно-гигиеническими процедурами, дезинфекцией, тщательной изоляцией и госпитализацией больных и лиц с подозрением на заболевание, использованием профилактических препаратов.
Однако, это именно то, что сегодня особенно упорно саботируется местным населением. Хорошо знакомые нам силы местной самообороны «освобождают» больных из изоляторов, изгоняют международные миссии врачей. Отказ принимать лекарства, контролировать качество пищи и воды, элементарно мыть руки стали обычным явлением. Архаизация и радикализация массового сознания произошла на фоне эскалации угроз в этом, и без того неспокойном регионе. Контроль эпидемии становится существенно затруднен из-за социальной ситуации в регионе, в частности, из-за сопротивления населения.
Много десятилетий мировое сообщество не только закрывало глаза, но и – участием крупных корпораций – поощряло многолетнюю системную коррупцию и нарушение прав человека в регионе. Пусть даже в угоду неким геополитическим и стратегическим экономическим интересам. Это, в конце концов, привело к деградации и так слабых региональных общественных институтов, вопиющей социальной несправедливости, атомизации общества, а значит - воспроизводству самых примитивных и архаичных паттернов социального поведения.
Не будет, увы, преувеличением сказать, что агрессивный отказ больных лечиться является прямым следствием социальной несправедливости и коррупции, порожденных нашим глобальным равнодушием и продажностью региональных элит. За свое равнодушие и алчность мировое сообщество платит безопасностью - ростом непредсказуемых угроз, а местные сообщества платят жизнью за неспособность к институциональной самоорганизации.
Это, кстати, ответ на вопрос, что привело к катастрофе. Катастрофическая эпидемия является прямым следствием социально-экономической деградации региона, и индикатором неспособности мирового сообщества адекватно реагировать на динамику системных рисков.
Если эпидемия тем или иным образом не будет взята под контроль, то к середине следующего года под критической угрозой может оказаться уже и европейский регион. Мы оказались уязвимы по отношению к угрозе, уровень которой был объективно низок. Это, среди прочего, означает, что наши традиционные методы оценки рисков являются некорректными. Мы нуждаемся в новых моделях оценки и управления рисками. Чтобы не путать больше невозможное с невероятным.
