Философия жива. И не собирается сходить с арены
Азарт. Такое совсем вроде неакадемическое слово, как по мне, наиболее точно описывает атмосферу научно-теоретической конференции «Философия в Академии», посвященной 100-летию НАНУ, проведенной в Институте философии имени Сковороды. Конечно, азарт тот был особого рода – образно говоря, азарт охоты на свободную мысль в метафизическом пространстве. Эта свободная мысль выступала в самых разнообразных формах, но, главное, она не была готовой, законченной, сакрализованной раз и навсегда в окончательных проявлениях: процесс ее рождения проходил на твоих глазах и при твоем участии, непосредственном (выступление или слово в дискуссии) или опосредованном усвоением сказанного выступающим.
В выхоложенных помещениях Института философии (какое-никакое отопление здесь включат, говорят, с декабря) участники конференции, согреваясь чаем во время перерывов и дискуссиями – на самих заседаниях, провели полных восемь часов – с десяти до шести. Потому что им важно было не «поставить галочку», то есть засвидетельствовать свое участие в научной работе. Речь шла о выяснении вещей, важных не только для самих философов, но и в конечном итоге для общества. Ведь философия во всех обстоятельствах и во всех формах живет и выживает как общественно значимый институт, а не интеллектуальная игрушка разумников-нелюдимов. ХХ век доказал наглядно, а ХХІ – продолжил доказательства невозможности интеллектуальной «игры в бисер» при наличии и могуществе тех, кто стремится и бисер, и самих игроков превратить в лагерную пыль и пепел крематориев.
Давайте не забывать, что новоевропейская цивилизация сумела в свое время существенно опередить все остальные цивилизационные «материки» в практически всех сферах развития именно потому, что оптимальным образом задействовала тот колоссальный ресурс, который составляет разумность, рациональность. Впоследствии это у нее переняли и другие региональные цивилизации, и не только саму потребность включения рациональности как внутренней составляющей всех общественно значимых сфер деятельности, но и способ институциализации такого рацио – в лице независимых интеллектуалов и их сообществ. Ведь без «ресурса разумности» любое дело не является исторически эффективным; при этом такой ресурс должен иметь характер не собственно индивидуальной способности рассуждения, а продукта интеллектуальной культуры нации и человечества, которая олицетворяется в образе независимого компетентного интеллектуала. Такой интеллектуал может иметь (и обычно имеет) определенные политические предпочтения, участвует в партийно-политической борьбе или в действиях структур гражданского общества, - но при этом подвергает критическому осмыслению не только результаты, но и предпосылки действий тех объединений, в которых принимает участие, вплоть до основания жизнедеятельности своей нации и цивилизации. Парадокс, но факт: действительно эффективное развитие национального государства как модерного явления возможно только тогда, когда это государство позволяет и поощряет свободный интеллектуальный поиск, который сам определяет свои задачи, независимо от чиновников и бизнесменов, с единственным предостережением – не становиться орудием и проводником тоталитарных идеологий и практик. А вдобавок еще и стимулирует развертывание организованного коммуникативного единства, формирования научно-интеллектуального сообщества. И не в последнюю очередь – сообщества философов.
Вот именно такое коммуникативное единство и удалось воплотить, по моему мнению, во время конференции ее участникам. Конечно, в выступлениях и дискуссиях ощущались определенные нотки, свидетельствующие об идеолого-политических симпатиях выступающих, от правых до левых (был представлен практически весь спектр таких предпочтений), но при этом разговор велся на уровне философской аргументации, более или менее удачной, более или менее совершенной, - однако философской, с непременными обращениями к текущей практике; что интересно, и у тех, кто искренне отстаивал необходимость для философии и философов вернуться в сферу «чистого разума», строить свои выводы на сугубо историко-философской почве, и у тех, кто – наоборот – выступал за открытость философии для научного и художественного размышлений и призывал философов осваивать другие смысловые сферы.
Как по мне, содержательно самой интересной во всех планах была секция «Философия и общество, философия в публичном пространстве». И не потому, что я сам принимал в ней участие – тематика выступлений наглядно подтверждает это. «Философия для Украины: академический и практический аспекты», «Тематические и институционные изменения философии в контексте практического поворота современной теории», «Философия и демократия», «Философская позиция: академическая нейтральность благодаря ангажированности академической истиной», «Философия образования: обзор украинского поля исследований»... Одну из понятийных «бомб» в своем выступлении бросил профессор Евгений Быстрицкий: для украинской философии и всей гуманитарной науки Абсолютом, от которого следует «плясать», является и должна быть Украина. Впрочем, посвященные историко-философской проблематике и философии в кругу наук секции тоже были содержательно незаурядными, подтверждая: академическая философия жива и не собирается уходить на покой, несмотря на «наезды» на нее малообразованных, но весьма амбициозных околофилософских пижонов.
Впрочем, хватает и проблем. Как по мне, одна из главных – это умение и желание профессиональных философов выходить за рамки академического круга и, не теряя научной выверенности своих позиций, обращаться к как можно более широкому кругу тех, кто проникается не только обыденностью, но и тем, что выше и больше нее, как это делали Сергей Крымский и Мирослав Попович. Кстати, на прошлой неделе Кабмин утвердил приобретение в библиотеки немалого списка книг, и среди них две работы Мирослава Владимировича – «Очерк истории культуры Украины» и «Философия свободы». К сожалению, почти нет там – по разным причинам, но факт остается фактом, - книг других украинских философов...
Что ж, не имеет большого значения, видим ли мы философию как «культуру ума» (Цицерон), «любовь к мудрости» (Августин), «познание истинного естества нашего мира» (Шопенгауэр), «живую душу культуры» (Маркс), «логическое прояснение мыслей» (Витгенштейн) или как «сознание вслух» (Мамардашвили). Но, повторю это еще раз, - при всех обстоятельствах она живет и выживает как общественно значимый институт, а не интеллектуальная игрушка разумников-нелюдимов. И конференция «Философия в Академии» доказала, что украинская философия способна быть таким общественным институтом. Дело за якобы «малым» - за уважением «верхов» к философам и вообще интеллектуалам и за вниманием к сказанному ими.
