Гуляй, дядя!
«07–13.08.2020»
С одной стороны, я сам довольно настороженно отношусь к событиями в Беларуси. Свобода от Лукашенко еще не означает для беларусов обретение свободы, и очень вероятно, что может обернуться другой несвободой, теперь уже от Кремля. С другой, прекрасно помню 1 декабря 2013 года, когда на Майдан неожиданно для Януковича (и для самих себя) вышли не только сторонники Ассоциации с Европейским Союзом, но и многие евроскептики, убежденные, что у власти нет права заливать кровью граждан улицы и площади городов. Народ как женщина, если он тебя разлюбил, бить его не поможет. А слетевший с катушек облеченный властью насильник становится одинаково непредсказуем и опасен: и для оппозиции, и для пытающихся держаться в сторонке граждан, и для соседей — для всех.
Вроде бы ничего нового, четверть века режима Лукашенко это многотомная история невиданной даже по масштабам соседней России ежечасной зачистки политического пространства Беларуси — похищений и убийств, посадок, запугивания и выживания из страны политических оппонентов, провокаций спецслужб и кровавых разгонов политических протестов. Но в этот раз даже не альтернативная социология (говорить о какой-либо репрезентативности которой в тоталитарной стране невозможно) и неприкрытость фальсификаций, но масштаб и география охвативших после выборов без преувеличения всю страну протестов свидетельствуют, что час еще одной диктатуры (теперь уже, после конституционного переворота в России, отнюдь не последней в Европе) пробил. Если протест по-настоящему массовый, с помощью насилия гибель диктатуры можно разве что ненадолго отсрочить, но не предотвратить.
Сколь живучим бы ни казался персональный миф Лукашенко — с его (в притягательно ностальгическом для многих советском понимании этого слова — «бедненько, но чистенько») социальными гарантиями, дирижизмом в экономике и геополитической эквилибристикой во внешней политике (надо признать немалый вклад Украины в успехе этого мифа — как в качестве негативного примера для пропаганды внутри страны: в экономике, политической нестабильности, теперь вот войне «хотите чтоб как в Украине?», так и в отношениях с Кремлем, где Лукашенко удачно использовал нас для своей блестяще разыгранной роли любящей сестры на фоне отбившегося от рук украинского блудного брата), со всеми вложенными в его поддержание организационными усилиями (начиная от ТВ, до, о господи, «заместителей директоров по идеологии» на крупных производствах) — за четверть века сменилось поколение... Можно сколько угодно спорить, коронавирус ли обнажил все местечковое самодурство Лукашенко. Мне кажется, тут другое. Даже авторитаризм время от времени нуждается в модернизации. — В Кремле, к примеру, это понимают (там другие проблемы), а вот в Минске, как оказалось, нет. Если слишком приморозить в надежде остановить время, можно ненароком себя убить.
Как военные готовятся к прошедшей войне, так и Лукашенко, исходя из своего предыдущего опыта, оказался не готов к такому масштабу протестов. Чем дольше они будут длиться, чем рассеянней на сотни и тысячи искр будут акции протестующих, тем сильнее будут растянуты и без того ограниченные людские и материальные ресурсы режима, тем чаще силовики будут реагировать немотивированным насилием, тем самым только умножая число недовольных. — Чем больше крови, тем меньше возможностей для компромисса, тем очевиднее тупик. На «совещании по актуальным вопросам» в Администрации президента Беларуси в эту среду Лукашенко привычно, как уже десятки раз делал, заявил, что протестуют преимущественно бывшие заключенные и безработные. В чем отличие, отдельно он впервые упомянул, как он сформулировал, «обуржуазившихся граждан» — появившийся за последнее десятилетие новый креативный класс, первый вышедший в эти дни на протест. Не с Бабарико или Тихановской — случайными персонажами в политической пустыне Беларуси, вполне понятными для мелкого вознесшегося волей случая функционера эпохи распада советской империи, которых можно запугать, или чем-то купить, Лукашенко предстоит договариваться с будущим. А, судя по его «обуржуазившимся гражданам», с ними ему не о чем, да и общепонятного обеим сторонам языка нет, чтоб поговорить. — «Гуляй дядя по улицам и проспектам», в свойственной ему хамоватой манере описал Лукашенко протестующих. — «Гуляй, дядя», эхом раздалось ему в ответ.
