Карьера одного арбуза
Выражения лиц покупателей на любом рынке, в данном случае на киевском Лукьяновском, легко обнажают внутреннюю настороженность, сосредоточенность и подозрительность. Еще недавно эта площадка была рынком средней руки, но за последние месяцы характер рынка резко изменился, понятно, из-за всеобщей гонки цен. Шуток по обе стороны прилавков, может, меньше и не стало, но саркастичности прибавилось, да и приправились они злыми пряностями, словесной солью и перцем. Без всяких претензий на обобщения по всему городу, приведу только один пример. Недавно все мы любовались, в основном по телике, причалившейся баржей с херсонскими арбузами. Хоть и догадывались, что это всего лишь своеобразный подиум для кавунов-модников, а доступное предложение будет намного прозаичней, но все же приятно было смотреть на достойный товар веселых сопровождающих, внушающих всем своим видом — для нас вырастили чистый и вкусный продукт. Уверена, что это так и есть, хоть и не вошла в число тех, кто нарушил неприкосновенность желанной ягоды именно из этой партии. Основной же поток киевлян устремился на рынки, в магазины, там херсонских кавунчиков — море. Обратила внимание на Лукьяновском на крепкого бойкого парня, залюбовавшись задорной свежестью его товара, густорозовым цветом мякоти, напоминающей румянцем яркое утро и прислушалась, удивившись подробному ответу на мой вечный и простой вопрос — сколько? Стратегия продавца-маркетолога, решившего действовать от противного, удивила и несколько поубавила мой пыл — поняла, что тоже попалась на крючок изобретательного продавца. «Когда я предлагал кавуны по четыре гривны за кило, — услышала, — все проходили мимо, бросая на ходу, мол, ранние, значит, химические, да и дорого, а ведь обещали же по две гривны. На утро поставил новую цену — шесть, а на следующее — восемь. Покупатели только посмеивались и сердито проскакивая мимо прилавка, слышая от них — что шесть было мало, пиявки. И не покупали. И вот решаю быть последовательным и вставляю — десять гривен и тут дело пошло, вот и вы поддались магнетизму у прекрасного полосатика, к тому же, выращенного по всем правилам, без всякого перекорма». Получилось, что на этой точке, понимаю, по крайней мере, сегодня сошлись все крайности и противоречия, овладело многими желание сорвать с этих сочных красавцев чуть ли не весь смысл лета, ведь оно на то и пришло, чтобы мы успели насладиться его красками, ароматом и вкусом, хоть, конечно спектр — бесконечен, но арбуз — такой самовлюбленный эгоист, что уверен, он-то и есть самая главная метафора уходящего лета. Между тем, продавец, пока укладывала свою объемную покупку в сумку, продолжал меня удивлять, на этот раз зрелой аналитикой. Успехам моих арбузов, а я тут же непроизвольно добавила — карьере, и он кивнул, соглашаясь, — могут позавидовать многие депутаты. Пара-тройка из них даже на лето осталась в Киеве, жертвенно не слиняла на сладкие курорты, а все для того, чтобы быть под рукой у телевидения. Одни и те же упитанные и недоевшие повторяли заеложенные мысли, конечно, для того, чтобы народ сделал правильный вывод — вот кто работает, вот кто собирает пушинку к пушинке. Так вот что скажу — мои арбузы и дыни народ обязательно раскупит, они без обмана, а вот самые нитратные как раз они, подкупольные, к тому же с давно истекшим сроком годности к тому же, по самооценке, несовместимой с жизнью. Продолжал искать bresh из того, что рядом, встречая на рынке многолетних знакомых начинаю приставать с невинными вопросами, чтобы картинка вышла объемной. Увидев успешного бизнесмена, уточню не из тех, кто поднялся на бесплатных «случайностях», а он внедрил какую-то редкую деталь на своем маленьком заводике и выпрямился за последние десять лет, весьма уверенно. Чего боишься? Отвечай особо не выстраивая, сходу, прошу. Он даже не удивился и признался: «Особой любознательности змеи, которая рассматривает птичье гнездо». Берем, подумала, и, таща свой арбуз, все же смыкнула вопросом еще одного на этот раз — талантливого фотографа, не газетчика, а, как он говорит — фотохудожника по прозвищу «Соколиное око».
Чего боишься?
Скорее не боюсь, а опасаюсь. У меня правило — никогда не показывать фотографии женщинам, если они как раз на них и запечатлены. Они тут же захотят их уничтожить, а сам взял и щелкнул меня в этот момент. Представляю — я с тяжелой сумкой, обласканная сверх меры жарой, к тому же, упорно пытающуюся выгулять какую-то неясную свою идею. Я порву точно, даже не показывай, засмеялась. Мы бы разбежались, да он предложил подвезти к дому, что было весьма кстати. Уже за письменным столом мне захотелось вынуть, как бы из гербария других встреч и разговоров, которые почему-то не стали газетными материалами, снять с них некую пользу, смогу-решила, чего без толку спать в блокнотах. Чего там скрывать, и сама люблю выпендриваться, правда, только для того, чтобы собрать журналистский мед, могу и притвориться наивной дурочкой, что, надо сказать, легко получается. Так на одной тусовке, напомнил мне блокнот, у светской дамы само собой, без определенных занятий, сразу сходу тогда спросила, бросив опытный взгляд на ее наряд — обработано сухоцветом — ворсянкой? Она даже повернулась ко мне всем корпусом и уважительно удивленно воскликнула — вы знаете? Вы уловили? Конечно, мой кашемир из ультратонких волокон подшерстка коз из внутренней Монголии — самого белоснежного и ценного материала в мире. Ее лицо светилось уверенностью, что ж она-то сумки с продуктами таскать не станет, такому кашемиру идет холла и нега. Возможно, незаметно вздохнула, но я, к счастью, не светская дама.
Уже много позже, найдя как-то писательскую цитату, и даже ее выписала, зная, что кому-то из ей подобных при случае обязательно напомню эти слова: «Может ли кто-нибудь быть настолько безумным, что вообразит себя более благородным из-за нитей тонкой шерсти, раз эту самую шерсть, из каких бы тонких нитей она не была, некогда носила овца и все же не была ничем другим, чем овцой». Кстати, ничего против кашемира не имею, а вот хозяйки ему часто выпадают.... Думала, думала, что сказать, да остановилась, зависть портит цвет лица, а я и не заметила, что мысленно уже укуталась в этот кашемир. Зачем? Ведь такая тщательность очень старит. Нет, не беру — на этот крючок не попадусь, зная, что после второй молодости приходит вечная молодость, а она любит искреннее стильное озорство в одежде, легкую походку и время, чтобы и успешный арбуз прикупить и пару слов о нем заложить в газетный материал.
Недавно перечитывая стихи Василя Симоненко, понимаю, что он вкладывал навсегда запомнившейся мне слова совсем другой смысл, все же думаю, они каждому подскажут что-то личное, точно не нитратное, что-то очень нужное: «Не вір мені, бо я брехать не вмію. Не жди мене, бо я і так прийду».
Знаю.
