Люди, которые нас убивают

Юрій Костюченко

01 ноября, 15:33

Неразличение явлений, которые нас окружают, особенно тех, которые составляют актуальную или потенциальную угрозу, является ярким показателем неспособности справиться с вызовами, является первым шагом к поражению. Поэтому в эпоху господства огульной «всеоднаковости» так важно сохранять критерии распознавания, в том числе - угроз и вызовов, таких как насилие, которые представляют социальные, а иногда и военные угрозы.

Без понимания причин и движущих сил группового насильственного поведения, которое приводит к конфликтам, невозможно достичь устойчивого долгосрочного мира в сложно организованных и структурированных сообществах, управляемых сложными наборами взаимосвязанных двигателей.

Насилие и насильственное поведение имеют много различных проявлений и обусловлены влиянием различных движущих сил в любом обществе. В последние годы мы наблюдаем до сих пор необычное для нас увеличение частоты и интенсивности проявлений насильственного поведения как отдельных лиц, так и определенных групп - как в нашем обществе, так и вокруг нас. Мы обычно объясняем это «войной» и «радикализацией», что есть в общем смысле правильно, но слишком обобщающе, а потому лишенным практического смысла. Если нам понадобится принимать решения в области социального управления, нам придется различать движущие силы и мотивации насильственного поведения, иначе справиться с его проявлениями - особенно долгосрочными - будет невозможно.

Говоря о «войне», как правило имеют в виду различные посттравматические расстройства. Но это является лишь частным проявлением общей проблемы. Несомненно, непосредственно вызванные войной стрессы могут вызывать поведенческие расстройства, которые приводят иногда к вспышкам насильственного поведения. Этот вопрос достаточно изучен западными психологами и психиатрами, и пути решения проблемы де-социализации людей с военным стрессом известны по крайней мере со времен Корейской войны. Впрочем, эта проблема, как правило, не представляет социальных угроз именно из-за де-социализации людей под стрессом. И избыточное акцентирование этой проблемы не способствует достижению устойчивой социальной безопасности.

Но существует и реальная социальная угроза, связанная с поведенческими расстройствами, вызванными войной. Это проблема анти-социализации ветеранов, превращение их в группировки «маргинализованных активистов» с психологией, которая аналогична уголовным сообществам: отказ от работы, иждивенчество, агрессивная неприязнь к государственным и социальным институтам, безразличие к общественным ценностям, наемничество. И «простая» криминализация определенных групп здесь является наименьшей проблемой: мы можем получить устойчивые специфично структурированные группировки, для которых насилие является единственным коммуникативным инструментом и социальным ресурсом, а путь договоренностей и компромиссов является неприемлемым. Именно они являются топливом для любых войн, беспорядков и организованной преступности. Мы наблюдаем это явление со времен конфликтов в Африке начала 1980-х, а потоки наемников, «людей войны» с территорий бывших конфликтов не прекращаются во все конфликтные регионы мира в последние 30 лет.

Общество, якобы не задетое войной непосредственно, также страдает от проявлений насильственного поведения. Важной движущей силой опасного поведения является вызванное войной снижение порога одобрения насилия в условиях отсутствия культуры его восприятия, понимания «инструментов войны» и конфликтного поведения - того, что определяется, как «милитарная культура». Этот разрыв между недоразвитой милитарной культурой и благосклонным массовым восприятием насилия, как адекватного коммуникативного инструмента, как приемлемого средства решения любых конфликтов, работает как движущая сила насильственного поведения. Эта проблема известна и широко распространена, и пути решения ее также более или менее понятны.

Отдельно стоит проблема, которая возникла на нашем пространстве совсем недавно. Это проблема влияния создания искусственных идентичностей на актуализацию движущих сил насильственного поведения. Как показала текущая практика нашей войны, назойливое распространение с помощью агрессивной пропаганды искусственных идентичностей может привести к вспышкам насильственного поведения. Именно это - многолетнее навязывания с помощью агрессивной антигуманной пропаганды идентичностей «новороссии», «народа Донбасса» и т.д., и привело к возникновению феномена «керченского стрелка». Скорее всего, в этом же контексте имеет смысл рассматривать отдельные типы «ополченцев новороссии» и «добровольцев Донбасса». Это довольно новая для нас проблема, присущая нашим оккупированным территориям, и как ее решать на довольно больших сообществах пока не очень известно.

Пожалуй, самые мощные социальные угрозы генерируют те проблемы, которые соответствуют общемировым трендам эскалации насилия, которые являются движущими силами того, что мы обычно идентифицируем как «террористическое поведение».

Существуют общества, которые массово воспроизводят людей «особого типа». Эти общества характеризуются несколькими одновременно реализуемыми параметрами: высокой степенью социально-экономического расслоения и несправедливости распределения благ, глубоким внутренним социальным, языковым, религиозным и политическим расслоением, а также отсутствием эффективных межгрупповых коммуникаций и обратных связей в социальных и государственных институтах (то есть институты в таких обществах имеют, в основном, имитационный характер). Для людей, которые воспроизводятся такими обществами, основным ценностным, культурным и социальным смыслом и содержанием жизни становится смерть. Итак, единственный способ реализовать свой социальный потенциал для них - есть эффектно умереть. Для членов таких обществ смерть и насилие становятся единственным средством коммуникаций, единым социальным ресурсом. Именно стремление наиболее эффектно и эффективно реализовать этот единственный неотчуждаемый от человека ресурс - смерть - и является доминирующим мотивом поведения таких индивидуумов. Смерть, как символ восстановления собственного достоинства через деструкцию общества, выступает суррогатом социализации в деградированных сообществах. Именно такие - пост-гуманистические - сообщества в состоянии антропологической катастрофы и воспроизводят насильственное поведение - наибольшее количество боевиков для международных террористических организаций (что мы и наблюдаем на примере ИГИЛ) или смертников-террористов.

Как показывает большинство исследований, на сегодня эта угроза не является для нас особенно актуальной: по уровню справедливости распределения социальных и экономических благ мы занимаем одно из высших мест в мировых рейтингах, несмотря на присущую войне радикализацию, расслоение нашего общества не достигло критических показателей (скорее, в нашем обществе происходит динамическая кластеризация по другим признакам), общественные коммуникации, социальные и государственные институты в основном находятся в стадии активного развития. Следовательно, мы не производим «культуру смерти», как массовое явление. Об этом же свидетельствует и статистика национального происхождения боевиков в террористических группировках - украинцев среди них практически нет.

Но это не значит, что такой потенциальной угрозы не существует, а главное - мы не должны забывать, что рядом с нами находится один из мировых эпицентров такой угрозы. В РФ, лидер которой публично копирует лозунги ИГИЛ, призывая своих сограждан «попасть в рай», за последние 18 лет построена одна из самых несправедливых социальных систем в мире, которая производит наибольшее количество членов террористических группировок. И с этой проблемой нам - по крайней мере, какие-то время - придется сосуществовать, выискивая пути минимизации соответствующих рисков не только для нас, но и для всего мира, потому что именно нам пришлось оказаться на передовой.

Все это разные типы насилия, преодоление которых требует применения различных социальных, политических, а иногда и военных инструментов. И ошибка «всеоднаковости» может дорого нам стоить. Собственно, для этого нам все это и нужно знать. Потому что правильная идентификация проблемы и ее корректное определение является важным шагом на пути ее решения. Мир не наступает, когда люди прекращают стрелять друг в друга. Мир наступает, когда исчезают движущие силы и причины насильственного поведения.