Наш Гетман
Сегодня День рождения Ивана Мазепы. Я не люблю кумиров. Как говорится, «не сотвори себе...». Но есть исторические личности, которых я уважаю и которые с детства повлияли на моё мировоззрение. К их числу я отношу в том числе и Мазепу - мой любимый исторический герой. Пушкин было пытался его обгадить, но, как нормальный мужик, всё таки не смог скрыть своей зависти к сильному, волевому, талантливому, хитрому, лукавому, осторожному, но при этом и смелому Правителю, который был у истоков украинского дворянства, всеми силами и способностями защищал СВОЮ землю и смог обвести вокруг пальца даже безумного Петра Первого. А ведь с самого начала был на волоске от гибели...
«Но старость ходит осторожно
И подозрительно глядит.
Чего нельзя и что возможно,
Еще не вдруг она решит.
Кто снидет в глубину морскую,
Покрытую недвижно льдом?
Кто испытующим умом
Проникнет бездну роковую
Души коварной? Думы в ней,
Плоды подавленных страстей,
Лежат погружены глубоко,
И замысел давнишних дней,
Быть может, зреет одиноко.
Как знать? Но чем Мазепа злей,
Чем сердце в нем хитрей и ложней,
Тем с виду он неосторожней
И в обхождении простей.
Как он умеет самовластно
Сердца привлечь и разгадать,
Умами править безопасно,
Чужие тайны разрешать!
С какой доверчивостью лживой,
Как добродушно на пирах
Со старцами старик болтливый,
Жалеет он о прошлых днях,
Свободу славит с своевольным,
Поносит власти с недовольным,
С ожесточенным слезы льет,
С глупцом разумну речь ведет!»
Это слова о Мазепе кучерявого ловеласа и завистника А.С. Пушкина в его поэме «Полтава». Что ж не будем спорить с рано ушедшем поэтом. Это его видение в русле политической коньюктуры. Тем более, что наш герой не мог оставаться однозначной фигурой. Иван Мазепа сумел пройти по тонкому краюшку льда на грани жизни и смерти. И отметим, Иван Мазепа не был диктатором или самодуром, какими были московские цари. При нём смертные приговоры были единичными случаями, вынужденными мерами, в то время как «карать на живот» в Московии считалось делом обычным и… богоугодным. Ведь царь-то наместник не кого-нибудь, а Бога! Как не вспомнить Ивана Грозного: «Не согрешить – не покаишься, не покаишься – не станешь ближе к Богу». Типичная логика сатрапов, с которыми нужно было уметь вести дела чтобы и самому выжить, и народ свой не загубить.
При этом Иван Мазепа не отказывал себе в способности наслаждаться жизнью даже в условиях старческих болезней, которые преследовали его до самой кончины.
У Петрарки была несовершеннолетняя Лаура, у Данте малолетняя Беатриче. У Гёте - 18-летняя Ульрике. Все они влюбились под старость. У Мазепы тоже была поздняя настоящая любовь - Мотрона Кочубеевна. Помните «Юницу нашу заклевал!» - всё тот же Пушкин. Так вот письма Мазепы возлюбленной по образности, чувственности и таланту не уступали упомянутым гениям. Разница в том, что Мазепе при этом приходилось решать исторические вопросы, вершить судьбы людей и своего государства, и к тому же Мотрона таки ответила взаимностью мудрому гениальному старику вопреки воли отца-стукачка. Ни Петрарка, ни Данте, ни Гёте так и не познали любви от своих муз.
А вот и некоторые послания Ивана Мазепы своей любви.
«Моє сердечне кохання! Прошу і вельми прошу, зволь зі мною побачитися для усної розмови; коли мене любиш, не забувай же, коли не любиш, не споминай же; згадай свої слова, що любить обіцяла, на що мені і рученьку біленькую дала. І повторно і постократно прошу, признач хоч на одну хвилину, коли маємо з собою бачитися для спільного добра нашого, на яке сама ж перед цим зволила була, а поки те буде, пришли намисто з шиї своєї, прошу.
Моє серденько! Уже ти мене ізсушила красним своїм личком і своїми обітницями. Посилаю тепер до Вашої милості Мелашку, щоб про все розмовилася, а Ваша милість не стережись її ні в чому, бо вірна є Вашій милості і мені у всьому. Прошу і вельми, за ніжки Вашу милість, моє серденько, обійнявши, прошу не відкладай своєї обітниці.
Моє серце коханеє! Сама знаєш, як я сердечно, шалено люблю Вашу милість; ще нікого на світі не любив так; моє б то щастя і радість, щоб нехай їхала та жила у мене, тільки ж я уважав, який кінець цього може бути, а особливо при такій злості та заїлості твоїх родичів; прошу, моя любенько, не міняйся ні в чому, оскільки неоднократ слово своє і рученьку дала, а я взаємно, коли живий буду, тебе не забуду.
Моє серденько! Не маючи відомості про поводження Вашої милості: чи вже перестали Вашу милість мучити і катувати, тепер отже, від'їжджаючи на тиждень на певні місця, посилаю Вашій милості від'їздне через Карла, яке прошу удячно прийняти, а мене в невідмінній любові своїй ховати.
Моє серденько! Тяжко болію від того, що сам не можу з Вашою милістю просторо поговорити, щоб на відраду вчинити Вашій милості в теперішнім смутку; чого Ваша милість од мене потребуєш, скажи все сій дівці; нарешті, коли вони, прокляті твої, тебе цураються, іди в монастир, а я знатиму, що на той час з Вашою милістю чинити, що потрібно, і повторно я пишу, ознайми мене, Ваша милість».
В конце концов судьба Мотрю таки привела в монастырь уже задолго после смерти Гетмана.
Недавно из Луганска приехала книга словацкого дипломата, историка и путешественника Даниеля Крмана. Давно её перечитывал. Сейчас лежит у подушки. К моему удивлению, это произведение не всегда находит отклик в исторических работах, посвященных тому времени (хотя может я слишком бухгалтер, чтоб быть историком и поэтому не всё знаю, не за всеми работами слежу). А ведь Крман не только был лично знаком с Мазепой (равно как и Карлом XII) и объективно описал его последние дни, но и прошёл всю Полтавскую битву, лично пережив драматичные крайне рискованные моменты. Его «Щоденник подорожній» открывает уникальные детали украинского похода, ясно отражая картину того времени. И в нескольких мазках обрисовывает портрет нашего Гетмана.
