Оранский крахмальный завод
Я как-то задремал недавно на автобусной остановке славного села Ораное. Как раз на перекрестке, где одна дорога ведет на север к воротам зоны, а другая - упирается в болотистые воды бескрайнего Киевского моря немного восточнее.
Они окружили меня, пока я спал: закрыл глаза - передо мной пусто было, одна только трасса, разогретая апрельским солнцем, а открыл - их четверо стояло вокруг, с автоматами наперевес. Погранцы.
Привет, говорят, Марк. Что ты здесь делаешь?
Привет, говорю. Да так, пытаюсь ухватить за хвост одну старую легенду. У вас в Ораном, когда-то винокурни были и там из картохи хуярили спирт, реки первоклассного спирта. Я, говорю, хочу что-то изменить в этом мире: экономика нашего региона сплошь зависит от города Каланчак, от его спиртовых заводов - целебных оазисов Олешковских пустынь, к которым дорогу знают лишь избранные и возят топливо наших душ, словно кислородные монополисты на Марсе. Я, говорю, хочу разрушить эту несправедливость. Хочу, чтобы мы наконец перестали гонять караваны чумаков на Херсонщину. Хочу найти спирт.
Один старый и очень пьяный ликвидатор травил мне о сотнях дубовых бочек с имперскими клеймами, которые до сих пор стоят в подвалах церковно-приходской школы. В революцию здешний поп спрятал их от "красных", а вход в подвал - приказал засыпать. Школу - сожгли, попа - расстреляли, а комнезамы - не знали о тайнике. Так и стоят те бочки сто лет в темноте.
Погранцы слушают внимательно, и один мне говорит: слушай, Марк, забей ты на спирт, пошли лучше с нами. Мы здесь движуем на Оранский крахмальный. И у нас есть крахмал. Тона крахмала. Ежедневно мы ебашим тридцать тонн крахмала, Марк. У нас бункер - мы туда засыпаем картоху и там ее сушим. Ты столько крахмала не видел, Марк. Там целые горы крахмала: и хребты гор - уходят далеко за горизонт, и никто не знает, где они заканчиваются: мы послали туда уже три экспедиции, но ни одна - так и не вернулась.
Мы здесь стережем границу наших крахмальных гор, Марк. И граница под замком.
Пошли с нами, будем обнюхиваться крахмалом, рассовывать его по карманам: в у погранцов много карманов, подсумков и даже специальный нагрудный карман! Но там столько крахмала, что на всех хватит. Пошли, будем бросать друг в друга картоху, расставим катапульты и требуше: будем ебашить по стратегически важным позициям врага. Я, говорит, служил в артиллерии, я знаю все о баллистике, Марк.
Спирт я так и не нашел, поэтому поплелся за ними, надеясь на что угодно: на крахмал, на самогонный аппарат в каптерке, на то, что мы будем сажать батареи тепловизора вечером, высматривая дичь рядом в лесах, а затем – будем жарить ее на вертеле, собравшись вокруг огня.
Когда мы пришли, то погранцы, их было несколько сотен, как раз собрались на вечерний ритуал на склоне высокой горы. И самый главный погранец взобрался на пик, замер на секунду, раскинул руки и прокричал к своей пастве: "Мои братья! В этот знаменательный день я поведу вас за собой, как первый журавль в ключе ведет за собой остальных. С Божьей помощью мы преодолеем наших врагов: сельскохозяйственный производственный кооператив имени Чкалова и сельскохозяйственный производственный кооператив имени Мичурина! Победа будет за нами!"
И погранцы кричат всеми иерихонскими глотками слоганы решимости, заклинания силы и манифесты могущества. И сыплется с гор крахмал, и погранцы сбрасывают тяжелые нагрудные тепловизоры на огромную гору, которая вырастает из них прямо на глазах, и заряжают в катапульты картоху. И знакомый погранец трясет меня за плечи, и глаза у него горят крестоносным огнем, и он орет мне, перекрикивая все залпы оранского крахмального: "Марк, я в арте два года оттарабанил, я знаю все о траектории. "Кристалл-310" агонь!"
Канонада не стихает часами и яркое зарево подсвечивает верхушки горных хребтов, подсвечивает их ломаные клыки и набухшие соски. Зарево и взрывы давно не мешают мне спать - досматривать сны, которые не досмотрел на оранский остановке, где они подорвали меня, выдернули из тишины и притащили сюда - смотреть кино о болотистом, северном сиянии.
Когда я проснулся - канонада уже стихла.
Погранцы праздновали победу: валялись синие в кучах пустых бутылок "Артемовского" шампуня, жарили на вертелах полосатых кабанчиков, делили отжатое сталкерское снаряжение, а затем – достали из заставы доски для сноубординга и наперегонки побежали по склонам горы к самому пику. И гоняли на досках с крахмального склона, делали все эти выкрутасы, прыжки с разворотами, крейлы, мелоны и тейлгребы. Изо всех сил вымахивались друг перед другом на трамплинах и разгонялись до бобслейных скоростей.
Они гоняли так до вечера, а потом, когда на крутые белоснежные склоны упала глухая ночь, - сняли борды в холл заставы, назад разобрали гору нагрудных тепловизоров с именными клеймами, разбились по пять в долинах и напоследок жарили в больших сковородках картоху: подкрепиться и держать границу на замке, дальше оставлять хребты непреодолимыми для варварских племен Севера. Они доужинали, разошлись и замерли недвижимо, каждый на своем посту - по колено в крахмале. Окаменели на всенощную службу и стояли так до рассвета, а полная луна суперпозиций бросала на них простыню ночного сияния. И в крахмальные горы бросала. А они - сверкали голубыми искрами. Точно кварцевые пещеры, подсвеченные фонарями спелеологов.
