Первые сорок лет детства
Вещает: «Люблю приезжать в твой город. Все говорят: “Тебе никогда не дашь твоих сорока лет!”». «Это не от того, как ты выглядишь, — приземляет меня, — а от того, как ты себя ведешь. Завязывай дурачиться на людях».
Человек ведет себя несоответственно с нашими ожиданиями, как должен жить кто-то определенного возраста. Это свидетельствует, что привычные описания для фаз жизненного цикла — детство, юность, зрелость, старость — здесь не работают. А параллельно в это время происходят еще более интересные процессы. Среди преимуществ детства (в основном мнимых) мы четко видим способность спонтанно действовать под влиянием эмоций и получать от этих действий наслаждение. Если коротко, то это и есть «дурачиться». Потому эстетика «вечноюных» — это стилизованный наив, то есть детскость, плюс вполне взрослое содержание. Что-то наподобие атомной бомбы, раскрашенной под телепузика.
Только за последние лет шестьдесят в английском языке появилось множество слов, чтобы измельчить на удобоваримые кластеры непонятную инфантильность в поведении биографически взрослого человека. Говорят, не без того, чтобы так — максимально зримо — оформить возрастные группы потребления коммерческого и культурного продукта. Итак, в начале 60-х вынырнули «тинейджеры» (teenager), лет через десять — «молодые взрослые» (young adults), в 80-х — «где-то-тридцатилетние» (thirtysomethings), уже в нашем веке — детевзрослые «кидалты »(kidult; kid + adult) и новая версия для обозначения зрелого подростка или незрелого взрослого — adutescent (adult + adolescent).
Беглый взгляд на эти новые слова (которых требует речь, чтобы описать новые реалии, очевидно) проявит двусмысленность самой проблемы возраста и адекватного возрасту поведения.
С одной стороны, «исчезает» детство: биографические дети быстро взрослеют, в частности, как потребители и ретрансляторы культуры. В начале 80-х появилась программная книга из разряда «чтиво для самосовершенствования»; она моментально стала бестселлером, и до сих пор является популярной — «Исчезновение детства» Нила Постмана.
С другой стороны, детство длится до бесконечности: биографические взрослые снимают с себя ответственность за собственную жизнь (привет от «поколения Х»).
А тут еще и «бонусная» проблема так называемой дополнительной зрелости, когда человек после пятидесяти резко меняет направление своей жизни, получает шанс начать все снова (если возьмусь здесь перечислять все свеженькие книги и фильмы «по теме», утону — да вы их и без меня добрую сотню вспомните).
Какая-то паническая наша потребность четко отделить «ребенка» от «взрослого» не имеет, кажется, исконных социальных оснований. Кроме юридических, ясно. Но «инфатилив неопределенного возраста» закон не предусматривает. А есть еще и культурная потребность: определить тот момент, начиная с которого человек имеет право на тот или иной поступок и соответствующую его мотивацию. Или уже такого права не имеет.
Мне кажется, это не природные процессы, связанные со страхом старения, как говорится. Вероятно, это даже не касается высокой тревоги перед неопределенным будущим, от которой в инфантильности спасаются (у детей специфическое ощущение «грядущего завтра», помните?). Это последствия того, как концепция «обязанности» постепенно, но настойчиво форматируется в концепцию «счастье». Иметь долг перед кем-то — это и есть, де-факто, зрелость. Быть счастливым, хотя бы стремиться к счастью — это, кажется, нынешнее притязание зрелости. Вот и попробуй эти две концепции совместить, не впадая в «универсальное» вымышленное счастливое детство.
Ежи Гротовский описывает в одном из своих программных текстов о работе театрального режиссера с актером идеальное, на мой взгляд, психологическое состояние. Идеальное не в смысле «комфортное», а в смысле «продуктивное». Извините за обширную цитату, оно того стоит: «Процесс, о котором я говорю, хоть и связан с концентрацией, доверием, раскрытием и разоблачением себя, почти саморастворением в актерском ремесле, все же не является добровольным. Он связан с состоянием пассивности (пассивной готовности к реализации активной партитуры), с психологическим состоянием, в котором актер «не хочет это сделать», а отказывается от того, чтобы «не делать» (отказывается от бездействия)». Гротовский говорит, что такому нельзя научить, но к такому можно подтолкнуть. Можно так довести человека до физического ощущения, когда его активность — это всего лишь момент осознания его же пассивности. Следовательно, можно заставить человека понять: действие — это результативное бездействие. Или, как говорит уже наш классик (отчасти саркастически, но убедительно), «выживут только ленивые и нежные».
Вы знаете, что существует официальный тест на зрелость? Согласно этим трем критериям проводит статистический анализ, например, Британский Совет экономического развития. Пункт первый — полученное образование. Второй — финансовая независимость. Третий — отдельное жилье. Значит, карьера, новая неродительская семья, свой дом. (О «посадить дерево» забыли!). Примечательно, эти три критерия скорее работают, когда не подтверждаются. Не тот человек зрелый, который окончил школу, нашел работу и съехал от родителей. Но человек точно незрелый, если он этого не сделал.
Комплекс Питера Пена. Часто употребляем эту описательную формулу, последние лет двадцать — очень часто. Нужно ли говорить, что к практической психологии она отношения не имеет — не закреплена ни в одном списке личностных расстройств. Книгу Барри, между тем, стоит перечитывать. Детство как таковое европейская литература изобрела недавно — Руссо сильно помог. До этого ребенок был маленьким взрослым безо всяких специфических признаков и свойств. Но вот прошло не так много времени, и появился симпатичный Питер. Который ведет себя вполне как взрослый, кстати. Содержит свою мальчишескую семью, воюет и убивает (что-то вроде карьеры), живет без родителей — тест Британского Совета прошел бы. Но при этом взрослеть «официально» не собирается. Для меня это все — сигнал об усталости. Невероятной усталости от того, что нам делегируют, навязывают, рекомендуют, приписывают однозначность во всем. В паспортном возрасте. В реакции окружающих на твой биографический возраст. В своей реакции на свое и чужое неадекватное возрастное поведение. Не знаю, как вы, а я улыбаюсь кислотным футболкам с «хело китти» 58-го размера. И оранжевым кедам 43-го размера, которые мигают при ходьбе зелеными и красными огоньками. Включаю перед сном мультик о поющих троллях. И ищу по мудрым Оксфордским словарям новое слово для обозначения тех ленивых и нежных, которые выживут, не обращая внимания на свой почтенный паспортный возраст.
