Посол бабьего лета
Пока метеоавторитеты, по сути, обнуляя мнение друг друга, рассуждают — будут ли заморозки или стоит ждать бабьего лета, у меня есть свой ориентир, может странный, ну уж так вышло. Возле здания МИДа растет старый каштан с особенным характером и своей программой — одна половина его уже давно ржаво-коричневая соответственно сезону, а другая — жизнерадостно зеленая с молодыми детьми-свечками. Ночи уже слегка колючие, и свечи, будто понимая, что возможны варианты, стоят как бы на одной ноге. Но жажда жизни, жажда нравиться, не прогибаться перед осенью и ее диктатом, непременно одеваться согласно возрасту, лихо отвечает — буду носить что хочу, что украшает, что оригинально, и этим помогу быстрее струиться соками, продлю весну. Что это за жизнь, если бабье лето не приласкает? Да и сама осень, почему-то уверена, будучи особо интригующей, и придумала эти окна тепла и сама к ним на свидание спешит. Мы же начинаем ценить острее последнее тепло, хоть летом все и так перегрелись под завязку. Правда, Indian Summer подбросит иллюзий, может, тут же и заберет, но флер, прикосновение, какая-то внутренняя настроенность на счастье, правда, как коктейль перед ужином, всегда более многообещающий, чем основное блюдо, останутся. Всем это отдается осенью, что особо ценно, не как с барского плеча, не высокомерно, не походя, а каждому как на блюдечке с голубой каемочкой. Меня всегда, признаюсь, интересовало, еще с детства, где же все время прячется это заветное блюдечко, как бы с ним познакомиться поближе. Вчера в метро прочитала, что в мире ежедневно прибавляется 65 миллионеров, может, оно там и на подтанцовках.
Осень — время слушать, и пусть в голове станет всего вперемешку от впечатлений, от особо прожитых путешествий, от услышанных красочных эпизодов. Благодаря разным встречам будто и сама занималась йогой на индонезийском дереве, полудремала в зале, на просмотрах на очень престижном кинофестивале. А моя подруга, живущая в Каннах, приоткрыла и изнанку — иногда на просмотры профессионалы могут прийти чуть ли не в шортах и с зубной щеткой в зубах, так что red carpet волнует иногда меньше — там все давно понятно, хоть и любопытно, как соревнуются между собой стоматологи и пластические хирурги.
Постояв у зрело-молодого каштана, решила задать один и тот же вопрос, нет не прохожим, а знакомым: бабье лето делает вас оптимистичнее, бодрее? Приятель-антиквар, у которого свой (или почти свой) салон в историческом районе Киева, такому вопросу, похоже, был не рад, может, он его застал врасплох и подчеркнул ему же самому и суетливость, и одинаковость ежедневной его кутерьмы. «Ты как-то очень расслаблено живешь, — удивился. — Какой оптимизм, какой бодреж! Я живу сейчас как раз на стороне изнанки. В это бабье лето потерял для бизнеса трех денежно упитанных покупателей, заметь, постоянных. Сейчас один — в тюрьме, другой — в бегах, а третьего развели на деньги. Теперь даже наших классиков 60-70 годов, которые, кстати, больше интересны именно для внутреннего ценителя, продать не могу». Рассказывая, он будто искал моего сочувствия или к его толстосумам, или к себе. Действительно, визави было немного жаль. Когда-то экспериментатор, автор дерзких инсталляций, модных скульптурных провокаций, сумел сделать свои деньги и на нюхе, умея уловить емкость рынка, оценить работу, авторитетно подсказать стоимость покупки. Хотя понятно, что никогда нет стопроцентной гарантии при приобретении. Рынок искусства постоянно колеблется. Слушая полужалобы, думала о другом — куда делась его харизма, которую он носил как наградное оружие, его оптимизм, напористость. Нет — сейчас он не каштан, не каштан совсем, сделала вывод. Все — деньги, деньги, все о кэш-аут да кэш-аут, все жажда безлимитно кредитоспособного общения, которое может внезапно закончиться допросами.
Да, им не до бабьего лета, а мне — в самый раз — именно в это время хочется отмахнуться от настырных домогательств собственного кошелька, заставить его не открываться так часто и не нервировать меня, заставляя думать только о них. Не интересно — объявляя релакс и свободу от потребления, правда, только на три дня, иначе можно привить кошельку комплекс неполноценности, да и дома станет голодно. Три дня посвящаю безмятежной, плотской сочности роскошного увядания осени, которое всегда над людской схваткой — вот оно, времечко неуемное и, главное, на уровне протянутой руки для каждого. Ему, бабьему, безразлично, кто богат, кто беден, кто воровал, но еще не понес наказание, а давно его заслужил, кто молод, кто стар — зачарованность может застигнуть врасплох каждого. И все же сочно пить нектар хочется, когда на душе тихо, когда знаешь, что о жадную грязь не замарался, а потому — сиди и смотри, позволь тихому времени приласкать без суеты и надрыва, не жди подвоха и обмана. А устану созерцать — забытая в летнюю жару скандинавская ходьба поможет. Палки в руки и — на маршрут, всегда новый. И как киношные спецы на просмотры приходят чуть ли не в шортах, так и я выбегаю в шесть, а то и в пять утра на Владимирскую горку. Рассвет там во все сезоны дурманит своей щедростью. На мой вопрос, бодрит ли теплое осеннее счастье, отвечали по-разному: у всех свой компас, но вечный вывод выплыл сам собой — не в деньгах счастье. На три дня мне этого понимания, думаю, хватит.
Когда вернулась домой, увидела в зеркале, что в волосах запутался осенний листок, и никто даже не сказал. Значит, подумали, что так и надо, красиво, значит.
Учимся у каштана.
P.S. Хотела уже поставить точку, да вспомнила попросить от всех — замри, бабье лето. В один прекрасный день взмахнут своими кучерявыми головами с вечным мокрым эффектом хризантемы. Им так хочется пококетничать — мол, заждались, а вот и мы, осенние примы.
А то — каштан, каштан...
