Путин и Второй фронт
После визита в Путина в Нормандию российский рубль вдруг пошел верх, повергнув доллар в месячные минимумы. Гипотеза о том, что рынки оценили конструктивность Москвы, не слишком подтверждалась сводками с луганских фронтов. Однако это противоречие соответствовало официальной линии, по которой мир принимает продиктованную Россией реальность, рубль возвращает себе былую гордость, и борьба с фашизмом на юго-востоке Украины не ослабевает. Хотя то, что Нормандия стала в некотором роде контрапунктом, Москва тоже не отрицает. В связи с чем оптимисты всего мира вяло объединились в подозрении, что Москва проиграла – и войну на юго-востоке, и Украину, и свое будущее в модернизирующемся мире вообще.
Только ничего из этого целью для Москвы нее являлось.
ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ
Конечно, Москва не скрывала своей заинтересованности в бесконечной недолегитимности украинской власти. Но бесконечной не бывает даже Луганская республика, а после Крыма Кремль может считать бонусом все, что удается продлить хотя бы на неделю, особенно если эти бонусы оказываются почти случайными и незапланированными, как и сам Крым.
Решения в Кремле принимаются не просто быстро – они принимаются инстинктивно. История миротворчества Саркози в Южной Осетии, который ценой остановки российского наступления на Грузию фактически легализовал результаты этого наступления до этой остановки, должна была укрепить Кремль в уверенности в том, что и на сей раз все закончится очередной линией Керзона. Тем более, что с Крымом Москва застигла мир врасплох куда более отчаянно, чем с Южной Осетией.
Похоже, именно керзоновские сюжеты стали осью дипломатии в Нормандии. Формула компромисса могла устроить обе стороны: Запад, не признавая аннексию Крыма де-юре, соглашается на сложившееся положение вещей, и, возможно, даже обещает уговорить Киев не упорствовать в частностях - скажем, в продаже воды Крыму или не вставать стеной на пути крымского футбола в российский чемпионат.
Но все это с условием: ДНР и ЛНР будут признаны недоразумением, и больше никаких поводов для мирового раздражения в Украине Москва не создает.
Москву такой подход вполне устраивает. Она получила все, что мечтала получить, и даже больше, чем могла. Дело не только в Крыме. Российская власть избавила себя от рефлексии, и внешней, и внутренней, ее нынешнего импульсивного укрепления хватит на несколько лет стабилизации, а долговременные тренды и горизонты ее все равно никогда не интересовали. А теперь она стала вершителем истории и, застигнув Запад врасплох, сообщила ему: правила игры, которые он уже привык считать анахронизмом, очень даже актуальны. И что вряд ли ему понравится выбор между сохранением своих постиндустриальных достижений и необходимостью возвращения к политическим нравам вековой давности.
Словом, у Запада были все основания счесть согласие на Крым минимальным из зол. Но и Москва, достигнув того, чего поначалу и не и не мыслила достигнуть, сочла, что рисковать достигнутым уже не стоит. Высадка американцев в Нормандии 60 лет назад случилась крайне вовремя, чтобы юбилей пришелся как раз на нынешнюю пору.
ВОЙНА С КРЕМЛЕМ И БЕЗ КРЕМЛЯ
По некоторым утечкам, подтверждаемым эмпирическими ощущениями, сдвиг начался еще больше месяца назад, в ходе обсуждения второй волны санкций. Сами по себе они не очень пугали Кремль, полемика между ним и Западом шла, скорее, о времени, которое остается у Москвы для закрепления своего первоначального успеха, масштабы которого ее уже вполне устраивали. Именно тогда стало ясно, что на изначальной задаче-максимум в виде срыва выборов Москва уже не настаивает. Тогда же начала медленно меняться суть ее участия в войне на юго-востоке.
Оно вовсе не прекращается. Оно лишь несколько утрачивает свою централизованность. Происходящее постепенно перестает быть для Кремля тем вопросом, по которому он требует подробного доклада, едва взойдет заря. Он, может быть, теперь вообще не потребует доклада, лишь рассеянно глянет очередную сводку и займется, скажем, укреплением рубля. Все, что происходило на юго-востоке прежде, будет продолжаться, в исполнении тех же людей, но полномочия по дестабилизации делегируются теперь на исполнительский уровень ниже. Не мешая никому из желающих самоутвердиться или просто подзаработать.
Позиция, надо сказать, чрезвычайно прагматичная для того, кто хотел бы продолжать начатое, не неся ответственности и оставляя себе возможность при случае выглядеть конструктивным. И продолжать тянуть время – это ведь главное! Превращать Донецк в полноценную Абхазию, надо полагать, в Кремле никто из серьезных людей не рассчитывал. А когда идея срыва выборов была признана не стоящей жесткого ответа Запада, пылающий юго-восток стал интересен лишь как способ еще потянуть время и шанс соблазнить Киев на полномасштабную войсковую операцию – ради того, чтобы окончательно настроить против украинской власти более или менее нейтральное мирное население. Пройдя все это в Чечне, Москва ради освоения такого же опыта Украиной отдала бы многое. Но, как уже сказано, не все.
БЕЗ ВОЙНЫ, СССР И ХОРОШИХ НОВОСТЕЙ
Словом, вне зависимости от рукопожатия Кэмерона и расстановки лидеров на групповой нормандской фотографии Москва может быть довольна. Она практически из ничего создала Украине проблему на годы вперед, что само по себе поднимает в Кремле настроение и потому является политическим фактором. Конечно, рейтинг превысил бы и 100 процентов, прогреми российские танки по Крещатику, но 80 процентов благодарности от нации за Крым тоже вполне достаточно.
К тому же, любые приобретения оцениваются в сравнении с потерями и рисками. Первых практически нет, вторые после Нормандии минимизированы. Потери Украины Москва не боится. Потеря, как и боль, давно фантомны, как слова о былом братстве, есть властная обида, и она утолена. НАТО тоже никто на самом деле не опасается, зато даже слухи о его приближении к Брянску чрезвычайно технологичны, поскольку ни одна российская власть не устоит перед соблазном повластвовать в условиях массовой ненависти к гипотетическому врагу, который уже у ворот.
И, наконец, изоляция, которой, как считается, Кремль обязан опасаться. В чем-то это так – в конце концов, даже лидерам государства трудно без потерь перевести долларовые активы в юаневые. Но, судя по всему, в Кремле уже давно относились к перспективе серьезного охлаждения с Западом как к неизбежности. Политико-олигархический ресурс обогащения элит, связанный с вестернизацией, уже давно стал обнаруживать признаки истощения. В игре с Западом, как признавали некоторые бизнесмены, время разбрасывать кэш сменилось временем его собирать, и в него уходить, что теперь и будет происходить под настоятельные рекомендации государства. В реальности, конечно, бегство капитала только усилится, но экономика страны, на которой оно отразится, и экономика элиты – совсем не одно и то же, и в интегральных показателях власть от аккумуляции средств как минимум не проиграет, а уж время – точно выиграет.
Поэтому Москва, видимо, будет до последнего поддерживать напряженность на украинском юго-востоке, понимая, что от угасания ее не удержит – по мере наращивания военного давления Киева (если, конечно, оно не спровоцирует такую ожидаемую Москвой партизанщину), и в соответствии с напоминаниями Запада о личных рисках, которые для Москвы делают бессмысленным любой Донецк. Москва, впрочем, уже успела и успеет сделать на юго-востоке достаточно, чтобы рассчитывать на изрядную скованность Киева в переговорах о мире, который в конце концов, будет заключен. Но, судя по всему, это будет последним успехом на украинском направлении, поскольку влиять на Киев впоследствии никто, кажется, уже всерьез уже не рассчитывает. Не для этого, впрочем, все и затевалось.
А ледяной диспут в Нормандии – это прообраз тех реальных отношений с Западом, которые теперь снова надолго установятся. Холодной войны не будет – она разорительна и не входит ни в чьи планы, к тому же для нее нужны хоть какие-то взаимные иллюзии, а их уже давно нет. Останется лишь прагматический расчет с полным пониманием того, что намного ниже 25 процентов долю российского газа в Европе все равно снизить еще довольно долго не удастся. Так что, не будет ни войны, ни Советского Союза. Для тех, кто в России так и не научился радоваться покоренью Крыма, других хороших новостей не предвидится.
Вадим ДУБНОВ, специально для «Дня», Москва
