Сумма культур дает бескультурье
В этот город я приехал из-за его названия. Овидиополь — небольшой городок на берегу лимана, совсем близко от моря, но все же не настолько, чтобы ему надоедали толпы туристов. Здесь тихо и по-провинциальному спокойно. Я немного покружил по центральным улицам в поисках памятника Овидию, но оказалось, что поэта и здесь отправили в ссылку — монумент ему стоит где-то на задворках дома культуры, за несколько метров от лимана.
Я вышел из машины и обошел этот, мягко говоря, не самого высокого эстетического качества памятник. Задумавшийся поэт сидит на каменной глыбе, смотрит перед собой, хотелось написать в даль, но нет, он смотрит на заднюю стену дома культуры. Возможно, поэтому у него и такой грустный взгляд. Вокруг — пустота, и лишь на пирсе буквально кишит рыбаками.
А так как я и сам люблю рыбачить, то именно с ними и решил поговорить. В конце концов, считается, что во время ссылки Овидий среди прочего написал и дидактическую поэму «Наука рыболовства», в которой описал рыб, обитающих в Черном море и Дунае, так что и сам поэт был неравнодушен к этому делу. Рыбаки во всем мире почти не отличаются друг от друга, так что с моей стороны было вполне уместно в какой-то момент задумчиво процедить сквозь зубы:
— Раньше лучше клевало, и рыба больше была.
Что тут началось! Я попал в самое яблочко, расшевелил глубокие вулканы души своего собеседника, который добрых десять минут рассказывал мне о том, что когда он был маленьким, рыбу здесь можно было руками ловить; да что там, даже пятнадцать лет назад он никогда не возвращался домой пустым, а теперь улов такой, что даже не знает, выпускать рыбу обратно в лиман или все-таки собирать в баночку из-под майонеза. Дождавшись удобного момента, я перебил его вопросом: «А кому это памятник на берегу?».
— Как кому, это памятник неизвестному солдату, — без тени колебания выпалил рыбак.
Интересный ответ, особенно если знать, что Овидию во время ссылки несколько раз таки пришлось надеть военную одежду: когда на Томис нападали варвары, все жители обязаны вылезать на стены и оттуда отражать атаки. Но назвать памятник мужчине, спокойно сидящему в римской тоге, советским памятником неизвестному солдату — это уже был перебор, поэтому я еще раз взглянул на рыболова, не смеется ли он, случайно, он надо мной.
Но нет, он был серьезным и сосредоточенно смотрел на свой поплавок. Тогда я снова воспользовался паузой в его сетованиях, и задал еще один вопрос: «А почему город называется Овидиополь?». К моему удивлению, на этот вопрос собеседник дал уже частично правильный ответ — мол, сюда когда-то сослали римского поэта, в честь него и назван был город. «Бессарабия для Рима была тем самым, что Сибирь для России», — именно так он выразился, как будто и сам читал о сильных морозах в стихах Овидия.
Далее за скоростью его мыслей было сложно успеть, но он пытался выложить передо мной собственную концепцию мироздания, часто вспоминая о евреях и масонах (кажется, он считал, что масон — это тоже национальность), и когда я наконец спросил его, какая его национальность, он ответил, что не знает, потому что здесь, в одесском Буджаке, столько крови смешано, что никто в своем происхождении уверен быть не может. Однако напоследок мой собеседник сболтнул гениальную в своей глупости фразу.
— Понимаешь, — сказал он, пыхтя дешевой сигаретой, — здесь жили и живет очень много национальностей, здесь множество культур, здесь, в Буджаке, есть татары, турки, евреи, болгары, украинцы, румыны, цыгане, русские, молдаване, греки, немцы, кого здесь только нет! И вот сумма всех этих культур и дает бескультурье; вот почему мы так плохо живем.
