В пространстве рисков
Существует несколько простых правил ведения публичных дискуссий, в первую очередь - экспертных. Среди прочего, к ним относятся строгость аргументации, уважение к аудитории и соблюдение границ компетенции. Первое правило, описывающее необходимость приведения доказательств своих слов, было сметено атаками пропаганды и потоками желтой прессы. Два других пали жертвой драматического снижения уровня общественного дискурса и радикализации общества.
Поэтому сегодня каждый старается как можно громче выкрикнуть свое безапелляционное мнение по любому вопросу, а привыкшая жить сиюминутными сенсациями («информационными поводами») изрядно пожелтевшая пресса радостно подхватывает самые радикальные высказывания. Кричать можно любую ересь – завтра все равно забудут в потоке новых «сенсаций», «мнений», «скандалов», «расследований». Репутация ничего не стоит – ни личная репутация эксперта, ни репутация медиа, - только «рейтинг».
Это приводит к тому, что мы постоянно говорим не о том, вместо причин и смыслов, обсуждаем мишуру, не углубляясь в суть явлений, ищем эмоциональных раздражителей, и в результате интеллектуально и эмоционально деградируем.
А между тем, в сегодняшнем сложном глобальном и децентрализованном мире, сложном и динамичном обществе непонимание того, как формируется безопасность, само по себе приводит к эскалации угроз.
Любое чрезвычайное событие является реализацией суммы угроз, которые описываются функциями распределений соответствующих рисков. Риск является сложной совокупностью распределений нескольких случайных функций, описывающих различные процессы и явления.
В первую очередь, это функция распространения поражающего фактора. Она, в основном, зависит от мощности и интенсивности поражающего воздействия, на которое мы, в общем случае и за редкими исключениями, повлиять не можем. Наше влияние на функцию распространения заключается в том, что, где, как и из чего мы строим. Эти вопросы регулируются строительной политикой, политикой земле- и природопользования, государственными и ведомственными стандартами. Именно в этом случае принято говорить о некачественной государственной политике, системной политической коррупции (лоббизме), недобросовестной конкуренции, корпоративном сговоре и проч. И после каждой катастрофы мы много и охотно об этом говорим.
Другим, отдельным важнейшим фактором, определяющим риски и потери от чрезвычайных ситуаций, является функция поражения. Она описывает распределение в пространстве и во времени объектов инфраструктуры и людей – того, что попадает под опасное воздействие поражающих факторов. Минимизация этой функции в значительной мере зависит от нас. Мы влияем на это распределение внедрением систем общих и ведомственных мониторинга и контроля опасных процессов (в том числе, пожарной сигнализации, например), проведением мероприятий гражданской обороны, системой проверок государственных инспекций и проч. Это тот случай, когда можно и нужно говорить о повышении технического уровня, об обучении персонала и людей, о пресловутой коррупции в проверяющих ведомствах. И мы тоже с удовольствием говорим об этом по каждому поводу.
Как правило, все эксперты останавливаются на этом уровне анализа. Где-то здесь заканчивается и государственная политика, к сожалению. А между тем, это уровень примерно середины прошлого века, который не описывает ни реалий гораздо более сложного сегодняшнего социума, ни уровня современного научного анализа.
В общую функцию риска входит еще и функция восприятия угроз и рисков, описывающая социокультурные особенности общества. Грубо говоря, эта функция описывает кризисное поведение людей в различных обществах. В результате она предлагает взаимосвязи ценностей, структуры общества, уровня образования, доходов, социального статуса различных групп с распределением потерь от чрезвычайных ситуаций. В среднем, оказывается, что от восприятия рисков – то есть от поведения людей - зависит от 20 до 40% потерь.
Но и это еще не все. Существует еще и функция коммуникации рисков. Она описывает то, как различные группы, вовлеченные в процесс управления рисками – законодательная власть, центральное, региональное, ведомственное управление, бизнес, различные группы общества, эксперты, медиа – осуществляют коммуникации в области принятия и внедрения управленческих решений. Разница между атомизированными, «вертикальными» обществами и обществами с богатыми и разнообразными горизонтальными социальными связями огромна, а коммуникация рисков может определять в среднем от 15 до 30% потерь.
Таким образом, мы можем говорить, что в современном мире социопсихологические и социокультурные процессы и особенности определяют более половины негативных последствий чрезвычайных ситуаций. То есть, горят, тонут, дрожат под уларами стихии все одинаково – потери различны, в зависимости от устройства общества и государства. И все это сегодня может быть численно смоделировано и количественно оценено.
Это могло бы показаться отвлеченными рассуждениями, если бы не статистика. Карибский остров Испаньола, разделенный на государства Республику Гаити и Доминиканскую республику, в период 2008-2011 пострадал от 12 чрезвычайных ситуаций – 4 ураганов, 4 тропических штормов, 2 наводнений, 1 землетрясения и 1 эпидемии холеры. Общее количество пострадавших составило 1 миллион 685 тысяч 785 человек, а погибших (по самым минимальным оценкам) – 281 тысячу 764 человека. При этом, на долю Республики Гаити пришлось почти 88% пострадавших и более 99% погибших.
Еще более яркой является разница последствий землетрясения в 6,7-7,0 на Гаити в январе 2010 и в Японии магнитудой 8,9-9,0 в марте 2011. На Гаити количество жертв составило не менее 276 тысяч, а в Японии – 21 тысячу 516 человек. Это – цена различных систем управления рисками и различного устройства общества, которое отразилось в разных функциях восприятия и коммуникации угроз.
Деградирующее, теряющее социальные связи и разнообразие общество обречено на катастрофы – чрезвычайные ситуации с огромным количеством потерь. Радикализированное, архаизованное общество, верящее популистам и демагогам, отравленное бесконечными «сенсациями, скандалами и расследованиями» желтой прессы, погрязшее в конспирологии «экспертов»-недоучек, будет тонуть, гореть и взрываться вне зависимости не от чего: ни от мощности и интенсивности воздействий, ни от доступности технологий защиты. Потому что причины уязвимости – внутренние.
Именно эти внутренние - преимущественно социокультурные и социопсихологические - причины быстрее чем технологические приводят к увеличению потерь при социальной стагнации и деградации: возрастанию количества погибших в 14-17 раз, а количества пострадавших в 4-7 раз, как свидетельствует мировая статистика.
Поэтому формально правы те, кто связывает возрастающую уязвимость российского общества по отношению к катастрофам с оголтелой ксенофобией, «крымнашизмом», готовностью убивать украинцев и сирийцев, что выражается в массовом наемничестве и поддержке терроризма. Однако, важнее помнить о наших внутренних угрозах, которые работают на вполне аналогичный результат: массовая «желтая» деградация медиа, оголтелый популизм в политике, хамство радикалов в публичном пространстве, засилье невежд в пространстве публичной экспертизы. Все это превращает наше пространство безопасности в пространство угроз и несомненно ведет к драматической эскалации рисков любой природы – от природных до военных.
Нам всем – и экспертам, и медиа - следует прекратить выкрикивать и распространять некомпетентные мнения по любому «информационному поводу», а начать аргументировано, уважительно и компетентно говорить о действительно важных вещах. Чтобы внезапно не попасть всем вместе в «неожиданную», но уже более чем предсказуемую катастрофу.
