Цена цветов
Делать шаг назад нельзя в любом случае, как и оставаться на месте, ведь позади - определенная оккупантом пропасть
Киев. Еще один, уже седьмой год столичной жизни. День флага, завтра - День Независимости. Кто-то приветствует друг друга в социальных сетях, чтобы напомнить о себе, кто-то провоцирует на диалог «а что нам дала эта незалежность», кому-то хочется провести время, посмотрев парад, а кто-то просто наконец дождался выходных. Такая привычная праздничная программа с государственными символами в августовском солнце, которые в своем количестве кому-то даже приелись, становятся ритуальным официозом. Незлой, но величественный Днепр купает уставших киевлян, которые жалуются на то, как быстро проходит лето. Владимир, своей тысячелетней фигурой намекает на то, что он здесь неслучайный наблюдатель, спрятался в тени деревьев правого берега. Чей-то ребенок хвастается снимком на телефоне матери: «смотри - флаг получился». Мать одобрительно кивает головой, не отвлекаясь от коктейля и принятия солнечных ванн.
Действительно, голубое небо и песок Труханова острова удачно разрисовывает фото в нежные сине-желтые цвета. Одним словом - благодать.
Взглянув на Подол, который в первые дни будней переселенца меня приютил на улице Волошской, я вспомнил...
2 сентября 2014-го года. Я еду в типичной маршрутке, навсегда оставляя Луганск, через блокпосты сонных и злых «сепаров» в засаленном камуфляже и с обмотанными «изолентой» рукоятками автоматов. Солнце уверенно разгорается, сбросив с себя прохладу утра. Нас периодически выводят из автобуса на станичный песок (Станица Луганская вся на песке и в лесу), проверяя мужчин. На мое счастье особое внимание «бдительных» автоматчиков обратили на себя ребята из Бангладеш, ведь уже с середины лета существовали так называемые «расстрельные списки», в которых значилась и моя фамилия. Это были трое луганских студентов медицинского университета, которых когда-то было много в нашем городе, но грязному «сепару» с исключительно русским акцентом понять это трудно. Он не местный, а тот, кто не такой как он по цвету кожи, кажется априори подозрительным. «Освободитель» от «бандеровцев» просто не ориентируется в ситуации, отчего еще больше злой. Смуглые «гости города» немного по-глупому улыбаются, смущаются, не осознавая глубины угрозы, чем, возможно, и спасают себя. Ведь их подозревают в том, что они втроем подходят под «миномётный расчёт». На английском и на плохом русском бангладешцы пытаются спокойно объяснить, что они всего лишь студенты и вряд ли когда-то захотят снова вернуться в свои общежития.
- Поздно учиться начали, студенты, - говорит небритый несколько дней «сепар» и добавляет: - Хороший день! Мне за вас звёздочку прицепят.
За нами пристроились следующие машины, началась какая-то тревожная суета, и уже было не до нашей маршрутки. Все сели по местам и отправились дальше, пряча в карман документы. Водитель, который на всех «сепарских» блокпостах был «своим» и подчеркнуто дружественным, явно нервничал. Лишних проблем ему не надо было.
Нет, я не был уверен, что этот шаг - оставить Луганск - действительно безвозвратный. Тогда скорее было лишь ощущение общей неопределенности с одним общим знаменателем - позади очевидная дыра, а впереди, конечно хоть и туманная, неизвестность. Это- как смотреть на бескрайнюю утреннюю крымскую степь, стоя спиной к глиняному обрыву, который постоянно осыпается и вот-вот сорвется в море вместе с тобой. Помню ту местность степного Крыма в далекий 2002-й, когда я впервые посетил полуостров, как и слова татарина, который принес мне пророссийскую газету и сказал: «куда смотрит украинская власть?».
Так что делать шаг назад нельзя в любом случае, как и оставаться на месте. Надо идти вперед несмотря ни на что, что может ожидать в будущем. Позади - определенная оккупантом пропасть. Колба изоляции на тогда уже оккупированной территории без света и связи - это лишь одно из технических условий, которые скорее причиняют временные бытовые неудобства. Когда-нибудь обязательно появится и свет, и пробьется связь. Стоит только подождать, потерпеть. Выдержка - это уже весомая доля победы. Но особенность изоляции в оккупации заключается в том, что она постепенно формирует осознание безысходности. Именно тупик с ее клаустрофобной составляющей и страх реальной опасности (не от снаряда, а от пристального внимания «освободителей» и «осознанных» соседей) изменяют сознание тех, кто попал в ее запутанную паутину. Тебе постепенно начинают стирать память. Ты забыть язык, разговаривать которым опасно, должен избавиться от теперь неуместных привычек мирного времени, должен вычеркнуть свою индивидуальность с базой накопленных убеждений, оставив то необходимое, что позволяет выжить. А выжить там означает упростить свое «Я» до базовых рефлексов инстинкта самосохранения. Главное - не высовываться, не привлекать к себе внимание и максимально быть лояльным к палачу. Так из народа формируется масса, так из общества создается загнанная в углы ловушки толпа. Рожденные таким образом личностные пустоты просто заполняются довольно примитивной, но от того еще более действенной, пропагандой, которая содержит краткие объяснения, почему в вашей голове торчит ржавый гвоздь внушений вроде «русского мира», «бандеровцев», «бомбят детей Донбасса», «распятых мальчиков в трусиках» и даже «съеденных снегирей». И еще - почему вы должны воспринимать триколор в трех вариантах - РФ, «ЛНР» и «ДНР», как флаг, и верить, что живете в «республике» из идиотического, плохо рассказанного анекдота, которая (какая мелочь!) не признана даже оккупантом. В пролетарских ассимилированных городах, где почти век внедрялась уродливая и аморфная советская идентичность, существует большое поле для подобных экспериментов по исследованию пределов терпения и общей деградации. Здесь ваш украинский флаг с тысячелетним гербом (факт, который так мешает московским пропагандистам) стал признаком угрозы. Только угрозы не от «бандеровцев» в телевизоре, а от подвалов и «стука» соседа, который давно в своей узколобой голове примеряет мундир «деда-чекиста», и любит то ли в шутку, то ли всерьез повторять: «кто душой своей не чист, к тем приходит дед-чекист». И главное - помнить правило: не подвергать сомнению действительность, а не анализировать, а значит не сомневаться. За вас уже подумали и написали, как оно есть даже в письме самого Путина! Там все разложено по полочкам то, в чем нужно быть уверенными. Ведь думать, а тем более думать иначе, значит быть. А живым душам здесь не место. Здесь - склеп с людьми, которые (как потом скажут те, кто вынужденно наведывался к нему) не смотрят в глаза и постоянно подозревают ... сами себя. Оказывается, «покаятельные письма» обреченных в 1937 году, что пропитаны чувством вины и страха, это не давно перевернутая страница истории, а обычная человеческая рабская сущность в условиях закрытого пространства и закрытых глаз.
Украинский флаг в Луганске. Март 2014 года. Фото: Валентин Торба
И вот ты выезжаешь из этого ада тупости и злобы, которая бродит в жилах «шариковых» и «швондеров» с автоматами (помните пророческое у Булгакова - «у самих револьверы найдутся»), а навстречу между освобожденными Счастьем и станицей Луганской едет украинский танк с прикрепленными номерами «ПТН ПНХ» и нашим флагом. Ребята в касках на нем машут гражданским руками и улыбаются. Маршрутка непринужденно взрывается радостными криками. Наконец можно искренне радоваться свободе, которая, оказывается, не даруется и не декларируется, но которую надо еще и защищать от зомби в человеческом обличье. Спасенные по-случайности бангладешцы улыбаются, до конца не понимая куда они попали и что происходит. Водитель спокойно делает свою работу. А я памятью вглядываюсь в украинский флаг, который быстро пролетел перед глазами, как в замедленной съемке, с почти физическим ощущением утоления жажды в жару. Казалось бы, всего только игра органично сочетающихся цветов, синего и желтого, за которыми - цена такого простого права - жить.
Валентин ТОРБА, «День»
