Говорим о Киеве, думаем о Москве
Во Франции существуют стойкие традиции русофильства
«Коли Україна в нерівній борьбі
Вся сходила кров’ю і слізьми стікала
І дружньої помочі ждала собі
Європа мовчала»
Александр Олесь, 1931 год
Возможно, эти строки, по-видимому, не очень нравящиеся «еврооптимистам», кто-то растолкует как некое «зрадофильство», противоречащее нашему евроинтеграционному курсу и в современных условиях абсолютно неуместное. Надо четко сказать: здесь отражена горькая, страшная. Но абсолютно реальная правда истории. Есть знаменательная хронологическая веха: сто лет Версальской мирной конференции 1919 года, где подводились итоги Первой мировой войны, «чертились» границы государств послевоенной Восточной Европы и где «первую скрипку» уверенно играла Франция в лице премьер-министра Жоржа Клемансо, которому парижский парламент официально выразил «благодарность Отчизны» и провозгласил его «Отцом Победы». Клемансо сделал тогда, в 1919-ом, все возможное и невозможное, чтобы независимая Украина не появилась на карте Европы. Франция, которую он представлял, оказала действительно мощное влияние на решение конференции в Версале – именно в этом направлении. Поэтому когда Олесь писал о «молчании» Европы, властные круги которой не пожелали услышать голос Украины, боровшейся за свободу, – речь шла в первую очередь о Франции.
Сегодня, через 100 лет, понятно, что геополитическая ситуация в Европе является существенно иной. Но один аспект соединяет, связывает, творит «исторический мостик» между «тогда» и «теперь». Если говорить честно и откровенно. Глядя в глаза «колючей» правде (и, конечно, не подвергая сомнению официально провозглашенный Украиной курс на евроинтеграцию), то должны признать: этим «историческим мостиком» были и остаются прочные, глубокие традиции французского русофильства. Об этом нужно говорить, это следует изучать и видеть, не суживая проблему лишь до рамок 1919 года. И, несомненно, тесно связана с этим также другая, несколько скрытая, приглушенная традиция – латентной, «смягченной» украинофобии даже в высоких сферах современного Парижа. А как иначе прикажете расценивать такое высказывание ведущего, возможно, интеллектуала современной Франции, личного друга президента Макрона Бернара-Анри Леви: «Факт будущего президентства Владимира Зеленского, возможно, станет актом коллективного покаяния Украины за Бандеру и Махно». Здесь не скажешь «No comments», комментарии уместны и необходимы, но нужен другой широкий материал. Сейчас же отметим только, что подобные мысли не являются маргинальными во французском обществе.
Наша же цель в данном случае – очень сжато проследить корни и истоки французского русофильства и его влияние на реальную политику правительств в ХІХ-ХХ веках. Напомним, что еще в 1717 году царь Петр І посетил Париж, имел встречу с 7-летним королем Людовиком ХУ (Петр сказал: «какой прекрасный мальчик») и провел переговоры с фактическим первым министром Франции кардиналом де Флери (речь шла о «дружбе» двух государств – понятно, царь видел во Франции противника, если не врага – в любом случае не друга). Потом в истории взаимоотношений Парижа и Петербурга были и взлеты и падения: вражда во времена Анны Иоанновны, государственный переворот в интересах дочери Петра Елизаветы, организованный в 1741 году послом Франции Шетарди; тонкое дипломатическое кокетство Екатерины ІІ и версальского двора; серия знаменитых войн России с Наполеоном 1799-1812 годов. Перечислять можно очень много чего. Но одно оставалось неизменным: властный класс Франции на протяжении веков рассматривал Российскую империю как естественным образом «единое и неделимое» государство, полностью игнорируя национальный гнет на ее территориях.
Так было и в ХІХ веке, когда Михаил Драгоманов, а в дальнейшем и его племянница Леся Украинка обращались к совести французских интеллектуалов, рассказывая о варварском преследовании украинской культуры и языка царизмом (а между тем, после Крымской войны правительства в Париже рассматривали Российскую империю как «стратегического партнера». Понимали ли они суть этого государства?). Это партнерство должно было противостоять (с привлечением Британии) агрессивной политике Немецкой империи и Габсбургов. Отсюда пошел «красивый» тезис о «вечной России» и «вечной Франции». Об этом не так давно охотно говорил де Голль.
А Версальская мирная конференция 1919 года – это вообще абсолютно отдельный, трагический для Украины сюжет. Уже упомянутый Жорж Клемансо ставил тогда целью, во-первых, максимально унизить побежденную Германию, заставив ее платить колоссальные средства за восстановление французской экономики (потом этот фанфаронский курс ударит бумерангом по Европе, усилив реваншизм Гитлера, и вызовет войну). А во-вторых, Клемансо стремился окружить большевистское правительство Ленина, которого ненавидел, «санитарным кольцом из колючей проволоки», чтобы «не допустить вторжения большевиков в цивилизованную Европу» (дословная цитата Клемансо. Но эта «санитарная граница» (Польша, Чехия, Венгрия, Румыния, Финляндия) остановилась на границах Украины, что и привело, помимо всего прочего, к трагедии нашего народа 20-30-х годов. Дело в том, что Клемансо, по мнению современного французского историка Даниэля Бовуа, «был ярым антибольшевиком, но он так и не смог поверить, что и Петлюра им был». По мнению лидера Франции, Директория УНР была, в сущности, большевистской организацией (в чем его убедили пророссийские и польские агенты влияния в Париже), а потому поддерживать ее было бы абсурдным. Сказывалась и преданность Клемансо старой традиции дружбы с «единой и неделимой Россией». Кстати, еще ранее, в январе 1918-го, военный представитель правительства Клемансо, полковник Табуи на встрече с генералом Скоропадским (тогда еще не гетманом) абсолютно откровенно и жестко заявил: Украина должна стать составляющей будущей единой не большевистской России, независимое украинское государство Францией не воспринимается (об этом в своих «Воспоминаниях» рассказывал сам Гетман).
О чем свидетельствует эта историческая пророссийская преемственность, по мнению автора этих строк (не будем подробно вспоминать визит бывшего премьера Франции Эдуарда Эррио в СССР в страшный 1933 год, когда этот популярный политик заявил: «СССР в действительности является свободной и прогрессивной страной»)? О том, что путь «розовых иллюзий» - это путь в никуда. Официальный Париж может в девятисотый раз заявлять о «непризнании аннексии Крыма Россией» (а между тем Макрон называет Путина «мой друг Владимир»). Однако нужно избавиться от евроинфантилизма и понять наконец: заявляя об официальной поддержке Киева, Париж тем не менее постоянно думает о Москве, о реакции Кремля, об общих политико-экономических интересах с Москвой. И Франция, как и остальные ведущие европейские страны, будет способствовать Украине лишь настолько, насколько это, по ее мнению, соответствует ее собственным интересам. Думаю, что исторический опыт, о котором мы коротко рассказали, подтверждает это.
Игорь СЮНДЮКОВ, «День»
