Кое-что о французских протестах и ложных поводах для удивления
Искусственных революций – не бывает. Нельзя просто так взять, и «сделать революцию». Чтобы еще вчера полная симфония, благолепие и уверенная поступь вместе по нелегкому пути к светлому будущему, а сегодня – бац! - тахрир, майдан и вчерашний всенародно обожаемый лидер со стопроцентным рейтингом в торговом холодильнике. Так не бывает – напомню тем, кто вдруг забыл собственный опыт.
Всякий по-настоящему массовый, системный и долговременный протест всегда имеет мощные и системные внутренние политические, экономические, социальные или гражданские причины и движущие силы. Долгосрочная ошибочная политика правительства, повторяющиеся и накапливающиеся ошибки в системе управления государством и разрешения социальных противоречий – вот единственная движущая сила революций. Что бы ни говорили по этому поводу авторитетные приверженцы конспирологических теорий «пломбированных вагонов» из ближайшей рюмочной или бывшие премьер-министры из своих подмосковных резиденций.
Впрочем, это не означает, что нельзя вмешаться в существующий протест. Разумеется, можно, и всегда находятся желающие это сделать. Как минимум, при помощи специально подготовленных – идеологически, организационно и тактически – радикальных групп можно повлиять на распределение интенсивности насилия текущего протеста. Что-то похожее мы наблюдали во время начала войны на Донбассе, когда заброшенные извне группы боевиков и подготовленные в «военно-патриотических клубах» и «спортивных секциях» местные приверженцы фейковых идей, кардинально изменили ход конфликта, пользуясь инертностью населения, оболваненного пропагандой.
Но, во-первых, такое влияние всегда будет локальным – оно не выйдет за рамки первых нескольких десятков тысяч человек и не продлится дольше нескольких дней. А во-вторых, последствия такого влияния на масштабах больше локального невозможно корректно спрогнозировать. И чтобы закрепить или хотя бы удержать полученный эффект потребуется бесконечно вбрасывать дополнительные организационные, человеческие и финансовые ресурсы в ненасытную прорву конфликта.
Поэтому попытки вмешательства в массовые протесты имеют смысл только в том случае, если целью вмешательства является в первую очередь продолжение хаоса и эскалация насилия.
Но даже в этом случае достижение результата требует выполнения ряда предварительных условий.
Как правило, протест нарастает в результате накопления социальной усталости на фоне разочарования от спровоцированных обещаниями политиков несбывшихся ожиданий. Он также связан с существенной утратой взаимного доверия и доверия к социальным и государственным институтам, что приводит к уязвимости общества по отношению к фальшивым новостям, слухам, сплетням и пропаганде. Разочарование, усталость и уязвимость общества – это тот фон, который способствует не только возникновению, но и хаотизации протеста.
Оптимальная возможность для радикалов повлиять на развитие протеста появляется в том случае, если наблюдается институциональная неготовность власти к противостоянию распределенным угрозам, как это свойственно большинству современных демократий. Также важна массовая поддержка или преимущественное одобрение обществом лозунгов протеста, что обеспечивается спекуляциями на теме социальной справедливости. Ключевым фактором успеха является лояльность общества к радикальным группам, признание их «своими» или теми, кто полностью или частично защищает их интересы. При этом для общества должны быть характерны отсутствие или слабость межгрупповых коммуникаций.
Собственно, это универсальные признаки уязвимых к радикальным влияниям обществ, - примерно эти же признаки характерны и для обществ, которые генерируют наибольшее количество боевиков в незаконные вооруженные формирования и террористические группы.
По этому параметру Франция с почти трехкратным отрывом лидирует среди европейских стран (не считая, разумеется, РФ): по состоянию на 2017 насчитывалось около 1700 боевиков ИГ из Франции против примерно 800 из Великобритании, 760 из Германии, 500 из Бельгии, или 200 из Голландии. Добавлю, что по отдельным неподтвержденным подсчетам французов среди ИГ могло быть до 2,5 тысяч человек, что уже приближается к аналогичному показателю России. В пересчете на население Франция по этому показателю среди европейских стран уступает только Бельгии, а также Косово, Боснии, Черногории и Македонии, в которых имеются особые религиозные, социальные и этнические движущие силы для генерирования боевиков-исламистов.
Поэтому не следует удивляться ни возникновению протестов во Франции, ни вспышкам насилия на протестах, ни попыткам внешних сил использовать радикалов для эскалации протестов, ни тому, что на протестах появляются различные одиозные личности и символика – от террористических анклавов ОРДИЛО до Курдской рабочей партии. Все это – также как и рекордное количество французов-боевиков в ИГ, - является логичным результатом многолетнего накопления противоречий во французском обществе и показателем хронической неспособности власти системно разрешить эти противоречия. Это создает критическую уязвимость, которой может воспользоваться внешняя сила для решения своих конъюнктурных задач.
Важно понимать, что попытки вмешательства в протест являются серьезной системной угрозой для безопасности общества и государства. Однако, их устранение не разрешит накопленных социальных, экономических и политических противоречий и не разрешит конфликт, ибо его причины – внутренние.
