Крым: экологические риски политических решений
На территории аннексированного полуострова уже не первый год вспыхивают скандалы, связанные с хищническим отношением оккупационной власти и местных коллаборационистов к окружающей среде и природным ресурсам. Последние громкие скандалы касаются массовой раздачи лицензий на добычу полезных ископаемых, в частности строительных материалов, без учета интересов жителей и с нарушением экологического законодательства.
Логика процессов, происходящих уже тритий год в Крыму, позволяет предположить, что это не «эксцессы исполнителя», а отражение закономерности, присущей системе управления, которую внедряет «новая власть».
Следует понимать, что экологическая, или в нашем случае шире – социо-экологическая безопасность является функцией не только распределения угроз и уязвимых элементов природных и антропогенных систем, но и производной принимаемых управленческих решений. То есть, экологические риски являются производной от политики.
Так как не существует обособленной экологической, продовольственной, водной, социальной или даже военной безопасности, а все они представляют собой интегрированную систему со сложным комплексом взаимосвязей, любое управленческое решение в отдельной области может привести к непредсказуемым и негативным последствиям в других областях. Особенно, когда система ориентирована на выполнение специфических функций.
В настоящее время в Крыму происходит замещение системы управления. На смену украинской модели принятия решений и поддержки безопасности, которая так или иначе базировалась на адаптированных европейских подходах, приходит российская управленческая модель. Эта модель ориентирована на выполнение единственной функции – обеспечение безопасности государственного управления, устойчивости пресловутой «вертикали власти». Все остальные функции для нее вторичны. Поэтому в такой модели вопросы социо-экологической безопасности неминуемо будут игнорироваться.
Это фактически означает, что интересы людей, а тем более – природы не входят в круг интересов лиц, принимающих решения.
Поэтому не имеет смысла задавать вопрос, почему Украина прекратила использования военного полигона на мысе Опук, а Россия не просто вернула ему статус военного объекта, но и провела там масштабные военные учения, во время которых российские военные вытоптали и выжгли охраняемые территории.Лишен смысла вопрос, почему украинские ученые изучали и охраняли биоразнообразие Крымской яйлы, а российские военные летчики тренируются там в прицельном бомбометании. На все эти вопросы можно отвечать бесконечно, искать причины и движущие силы каждого отдельного решения. Но ответ всегда один. Так происходит реализация стратегии, направленной на воспроизводство российской модели государственного управления.
То же самое можно сказать и о ряде проектов, связанных с разработкой полезных ископаемых в Крыму, в том числе, в охраняемых зонах.
Можно предположить вероятную мотивацию такого решения: инфраструктурный (строительный и дорожный) кризис в Крыму, связанный вопиющей некомпетентностью местных чиновников, с неспособностью обеспечить транспортировку и объективной невозможностью восполнить потребности региона в строительных материалах, требует хоть какого-то решения.
По словам С. Аксенова, потребности региона составляют не менее 44 миллионов тонн только сыпучих строительных материалов. Не стоит гадать, для чего Крыму в одночасье понадобилось такое количество строительных материалов, можно лишь отметить, что обеспечить эти потребности за счет паромной переправы или судоходного транспорта крайне сложно.
При этом, Крым богат месторождениями полезных ископаемых. До 2014 тут в среднем добывалось в год до 1,5 млн. кубометров щебня и около 48 млн. кубометров песка. Доступные запасы оцениваются в 160 млн. кубометров. Однако, транспортная инфраструктура, невыразительная экономическая политика и экологические ограничения не позволяли интенсифицировать добычу.
Если оставаться в рамках ответственной экологической политики, используя доступные ресурсы с учетом природоохранных стандартов, даже несмотря на значительные запасы, покрыть заявленные потребности невозможно. К тому же, после аннексии добыча неуклонно сокращается – на 20-25% ежегодно.
Если в 2013 году только одного щебня было добыто 1,5 млн. кубометров, то в 2014 году щебня и гравия было добыто только 1,4 млн. кубометров. В2013 было добыто 2,5 млн. тонн известняка, в 2014 – 1,4 млн. тонн, а в 2015 – всего 689 тысяч тонн. То есть, по сравнению с 2013 добыча известняка упала в 4 раза.
Значит, для того, чтобы просто поддерживать жизнеспособное состояние инженерных сооружений и инфраструктуры, не говоря уже о планировании дополнительных проектов, добычу необходимо существенно наращивать. Даже в ущерб социальным и экологическим факторам.
Можно ли на порядок нарастить добычу в рекреационном, густонаселенном регионе, не нанеся фатального ущерба окружающей среде и не понизив существенно качество жизни населения? Ответ вполне очевиден: чисто технически это невозможно.
С экономический точки зрения это решение также не имеет большого смысла: сиюминутная, конъюнктурная выгода от использования местных строительных материалов при проведении местных работ, с лихвой будет компенсирована долгосрочным ущербом для окружающей среды. Кроме того, использование таких материалов потребует возврата к устаревшим технологиям, что также уменьшит экономический эффект такого решения и увеличит нагрузку на природу.
С инженерной точки зрения это решение не является оптимальным, так как местные строительные материалы имеют ограниченное применение в современных конструкциях и при современных технологиях, и их использование может значительно повысить уязвимость конструкций.
С экологической точки зрения такое решение может вызвать необратимые последствия: хрупкая многокомпонентная экологическая система Крыма, расположенная в сложныхинженерно-геологических условиях, в условиях антропогенных нагрузок и климатических изменений, при варварском вмешательстве можетбыть необратимо изменена.
При неуправляемой хаотичной добыче полезных ископаемых мы рискуем утратить не только крымские заповедники, но и склоны, и прибрежные территории, в том числе и селитебные, – они могут превратиться в недоступные оползнеопасные зоны, лишенные растительности, заваленные мусором, продуцирующие загрязнения.
Негативные изменения качества воды, воздуха, возрастающие инженерно-геологические риски, приведут к угрозам здоровью населения и снижению качества жизни.
Несомненно, при долгосрочном планировании стратегии управления в области социо-экологической безопасности, должно быть найдено другое решение проблемы инфраструктурного кризиса – без нанесения фатального долгосрочного ущерба окружающей среде.
Однако, по всей вероятности, решается не проблема инфраструктурного кризиса, а проблема замещения системы управления. Поэтому решение подразумевает переформатирование экономического и политического пространства Крыма: изменение существующих ресурсных связей, вовлечение новых экономических агентов – в первую очередь с материковой части РФ, адаптация инфраструктуры и системы принятия решений под новые задачи, стоящие перед регионом – быть военной базой и форпостом в противостоянии с Западом.
В такой постановке, социо-экологические задачи - повышения качества жизни населения и охраны окружающей среды попросту не могут ставиться – они даже не вторичны, они бессмысленны. Россия по многовековой традиции строит милитаризованную модель управления обществом, которое должно быть представлено совокупностью примитивных обособленных кластеров. В этой системе вопросы качества жизни не входят в круг интересов ни власти, ни населения.
Таким образом, с высокой вероятностью можно предположить, что варварская интенсификация добычи полезных ископаемых в Крыму не обеспечит решения задач развития социальной и промышленной инфраструктуры. Скорее она приведет к медленной экологической, социальной и экономической деградации региона. Благополучие двух миллионов человек и судьба уникальных природных комплексов полуострова - такова цена политических решений диктаторов.
